И, увидев, как удивлена Маня, он вдруг спросил шепотом:
– Разве никто еще не целовал эти прекрасные, нежные ноги?
Маня, по-прежнему удивленная, отрицательно покачала головой. Но, видя, как он распален, начала медленно стягивать со своих ног чулки, а Фрэнк начал осыпать поцелуями пальцы ее ног, подошвы, пятки, помогая Мане с чулками. Он целовал ее и без конца говорил: «Ты такая мягкая, такая нежная, такая женственная, у тебя такие восхитительные ножки, я схожу с ума», – добавляя время от времени по-немецки: «Майн Готт!»
Потом, оторвавшись от Маниных ног, он уложил ее на спину, взял что-то с тумбочки и прошептал ей:
– Я хочу доставить тебе много удовольствия сегодня.
Он капнул на ладонь из бутылочки, и по комнате разнесся густой аромат лавандового масла. Он погрел эти капли в руках и принялся гладить ладонями Манины ступни, потом икры, колени, бедра, а затем начал вытворять с Маней что-то такое, отчего она улетала на седьмое небо, не понимая уже, где она находится и что с ней происходит. Все, что он делал, он делал фантастически прекрасно и фантастически умело. Он был опытным любовником, который творил чудеса: то он был мягким и нежным, то властным и даже грубым. Он не торопился, доводя ее желание до какой-то запредельной степени. И только шептал ей:
– Не торопись, милая, не торопись.
Но было поздно не торопиться: Маню охватил никогда ранее не ведомый ей восторг от опыта, который она только что пережила, потому что она в полной мере почувствовала свою женскую власть над мужчиной! Над ТАКИМ мужчиной! Она почувствовала себя «плохой девочкой» в самом лучшем смысле этого слова. И хоть она уже почти ничего не соображала, она успела подумать, что Фрэнк гениален.
Фрэнк улыбнулся, в его глазах снова блеснул этот хитрый огонек, и он наконец овладел ею! И тут на Маню обрушилось блаженство невероятной силы: как салют, как фейерверк, как самое сладкое в мире забытье.
Мане показалось, что она потеряла ориентацию в пространстве. И через мгновение она и Фрэнк слились в одно горячее тело, забыв свои имена. Каждый из них стонал и что-то повторял на своем языке, и это было запредельное переживание, во время которого Фрэнк вдруг случайно лег на пульт дистанционного управления, и громкие финальные крики любовников совпали с оглушительным хеппи-эндом оперы, во время которого Тамино и Памина целовали друг друга. Так что их блаженство быстро перетекло в бешеный хохот, только усиливавшийся от того, что на этой видеозаписи публика в Ла Скала бешено аплодировала солистам и теперь словно еще и Мане и Фрэнку. И Фрэнк стонал уже от смеха и что-то пытался сказать Мане по-немецки, после чего он нащупал пульт, выключил оперу и, крепко обняв Маню, блаженно пропел:
– Ты лучшая женщина, ты настоящая женщина!!!
Маня улыбнулась в ответ, и они, обессиленные, затихли, лежа на его кровати.
– Ну, сейчас-то ты хочешь есть? – спросил Фрэнк Маню.
– Ужасно! – ответила она. – Неси свою рыбу!
– Нет, – ответил Фрэнк, – рыба уже давно умерла. Теперь тебе нужен кусок хорошего мяса. Я надеюсь, ты не вегетарианка?
В ответ Маня весело отрицательно помотала головой. Фрэнк набрал номер и заказал ужин.
После ужина они лежали рядом, и им было хорошо.
И, уже засыпая, Фрэнк шепнул Мане:
– Завтра я тебя отвезу в одно прекрасное место. Хотя… подожди, у тебя когда обратный самолет?
– Что такое самолет? – пробормотала Маня, которая постепенно проваливалась в сон и поэтому снова забыла и английский, и о том, как устроена мировая транспортная система.
– Самолет – это такая железная машина с крыльями, на которой ты прилетела сюда, – заметил Фрэнк.
Маня улыбнулась и ответила:
– Я потом куплю билет, потом…
– Хорошо, – ответил ей Фрэнк, не дослушав, и они оба провалились в глубокий сон. А Маня, засыпая, думала еще и о том, что Максим был не прав, говоря ей, что она совсем ничего не понимает в искусстве: от этой оперы Моцарта «Волшебная флейта» сегодня она была в полном восторге.
Наутро Маня проснулась от невероятно сладкого ощущения. Такого сладкого, что с этим ощущением было невозможно совладать: это Фрэнк целовал ее лицо, шею, грудь, живот, спускаясь все ниже. Маней снова овладело сильное желание, и она сделала движение, чтобы отдаться Фрэнку, но Фрэнк… внезапно вывернулся и вскочил с кровати.
Маня недоумевала, но Фрэнк смотрел на нее весело и властно:
– Послушай, девочка, не время сейчас разлеживаться на кровати. Я обещал вчера отвезти тебя в одно прекрасное место, и я намерен сдержать свое слово. Одевайся!
Она еще некоторое время непонимающе смотрела на него, а он бросил Мане ее одежду и еще раз властно и четко сказал:
– Одевайся!
– Послушай… Я хочу есть, и еще мне нужно заехать в мою гостиницу, чтобы взять кое-какие вещи… почистить зубы… И я не хочу целый день быть в том же платье, что и вчера… И…
Фрэнк наклонился к ней очень близко, взял ее подбородок двумя пальцами и, глядя ей прямо в глаза, тихо спросил:
– Тебе нравится, когда мужчина знает, что именно нужно женщине в данный момент?
– Да, – прошептала она, снова чувствуя, как новая волна желания накатила на нее, и ей стало почти больно.
– Тогда, милая, одевайся и следуй за мной, потому что нас уже ждут. Мы позавтракаем в одном милом месте.
Часом позже Фрэнк сел за руль своего «Мерседеса», Маня – рядом. Она благодаря мужу немного разбиралась в машинах и увидела, что авто Фрэнка могло бы быть поновее и подороже.
– А почему ты не купишь себе машину получше? – спросила Маня, чувствуя желание немного подразнить Фрэнка.
Фрэнк бросил странный взгляд на Маню:
– В Берлине у меня есть и поновее, и подороже.
– Почему в Берлине? – удивилась Маня.
– Потому что я там живу, – ответил Фрэнк, – и там же пускаю людям пыль в глаза хорошей одеждой и дорогим автопарком.
– А что ты тогда делаешь здесь?
– А здесь у меня маленькая квартира, куда приезжаю подумать и спокойно поработать.
– Поработать с женщинами? – уколола Фрэнка Маня.
– Послушай, – ответил Фрэнк, – что бы ты ни думала, то, что у нас с тобой тут происходит, бывает у меня не часто. С тобой – особый случай, я не мог перед тобой – такой невинной, – тут Фрэнк хохотнул, – устоять. Все-таки у меня возраст… возраст, когда иногда страшно, что ты уже всё… Так что машины здесь дорогие мне не нужны. Мне не на кого производить впечатление. Кстати! Ты мне понравилась еще и тем, что меня не узнала. Тебе понравился просто я.
– Ты женат? – осторожно спросила Маня.
– Конечно, женат, – ответил Фрэнк спокойно, – у меня трое детей. Так и ты замужем. Ты ведь даже не удосужилось снять с пальца кольцо. Так что я не думаю, что ты не знаешь, как это бывает.
Маня густо покраснела и замолчала. Она совсем не собиралась говорить с Фрэнком на эту тему, но ей сейчас меньше всего хотелось, чтобы он считал ее совсем уж легкомысленной.
– Послушай, у меня непростая ситуация в семье… Возможно, я вот-вот разведусь с мужем и…
– Перестань, – ответил ей Фрэнк, – мы все так говорим при случае… Уж таковы мы, людишки.
У Мани испортилось настроение. Совсем недавно у них с Фрэнком бушевали любовные страсти, а теперь она ехала в машине злая, голодная, невыспавшаяся с совершенно чужим, почти незнакомым ей человеком, который лепил ей в глаза совершенно ненужную ей правду, от которой она чувствовала себя ужасной женщиной и ни на что не годным человеком.
Тем временем они выехали из города, и теперь их машина неслась в неизвестном направлении, пока они не подъехали к маленькой пиццерии. Фрэнк въехал на парковку, запарковался и знаком показал Мане – мол, выходи. На пороге их встретил улыбчивый итальянец, который, узнав Фрэнка, бросился с ним обниматься.
Фрэнк представил Маню, и итальянец учтиво поклонился ей и позвал за собой в пиццерию. И всего через десять минут он принес им на стол великолепно пахнущую пиццу с пармской ветчиной и сыром и по чашке превосходного капучино. Сам он сидеть с ними не стал, хотя Фрэнк настоятельно его приглашал, но итальянец что-то сказал Фрэнку по-немецки – что-то о том, что не будет мешать ему и его даме.
Дама Фрэнка поначалу все еще была мрачной: только что состоявшийся с Фрэнком разговор ей совсем не нравился. После предыдущих двух дней она чувствовала что-то вроде похмелья, когда на смену веселью пришли будни; хотя буквально сегодня ночью и утром ей казалось, что по мановению волшебной палочки все ее проблемы растворились без следа в этом неожиданном, бешеном круговороте страсти.
Но когда они съели пиццу и выпили кофе, оба слегка смягчились.
– Знаешь, почему еще ты мне так нравишься? – заговорил Фрэнк. – Потому что ты умеешь отдаваться. Ты отдаешься полностью, до конца, как настоящая, НОРМАЛЬНАЯ, женщина, как очень давно никто так не отдавался мне. Все женщины чего-то от меня хотят. А ты нет. Понимаешь?
– Да, – прошептала Маня, хотя и не очень понимала, что он имел в виду. Скорее наоборот, Маня считала, что она не очень изобретательна в постели. Просто ей нравилась власть, которой Фрэнк обладал над ней. Ей нравился его жар, его руки, его губы; ей нравилось, как их тела сразу поняли и полюбили друг друга. А что она могла от него хотеть? Всего два дня назад она вообще о нем не знала.
Маня улыбнулась Фрэнку, немного раскаиваясь, что портит своим плохим настроением это утро, которое, может быть, последнее в их с Фрэнком истории. Она улетит в Москву, он уедет в свой Берлин…
– Кто этот итальянец? – спросила Маня, желая переменить тему разговора и направление своих мыслей.
– Это забавная история, – ответил Фрэнк, – однажды я встретил в Берлине итальянского парнишку, и он очень уж подходил мне для одной роли. Он был как раз то что нужно, я очень хотел его снять. Но тут я понял, что он наркоман. Не так, конечно, что его ситуация была совсем безвыходной, но он совершенно явно несся по направлению к пропасти, хотя я видел, что он тоже очень хочет завязать с этой гадостью и сняться в кино. Так что наши с ним желания совпали. И я тогда решил, что можн