Манино счастье — страница 54 из 70

– Я поэт, – ответил Алексей. – Однажды я круто повернул свою жизнь: уехал в другую страну, поменял профессию, поменял всю свою жизнь… А вы кто по профессии?

– Я врач-кардиолог, – ответил Амин.

– Кстати, я слышал про одного врача из ваших краев! Правда, он жил очень давно.

– Вы про Ибн Синну? – с улыбкой догадался Амин. – Да, благодаря ему профессия врача в Ливане теперь считается очень престижной.

– Вы первый врач в вашей семье?

– Нет, я врач в третьем поколении. Мои дед, отец и дядя – врачи, я просто продолжил династию. Но учился я в России, я так захотел когда-то… И мы тоже всей семьей однажды круто изменили жизнь, уехав из Ливана… уехали от войны. Или это жизнь круто изменила нас? Я не знаю… Вы скучаете по России? Я имею в виду, можно ли быть счастливым, уехав из страны, в которой ты родился? Простите мне мое любопытство… Мне это интересно, потому что я все больше думаю о стране, которую оставил. И порой думаю, что сделал ошибку.

– Знаете, разговоры со случайными попутчиками всегда либо пусты, либо запредельно глубоки – третьего не дано. На пустые разговоры мне было бы жалко своего времени, так что пусть наш разговор будет о том, что действительно может волновать людей… А что понимать под счастьем? Счастье не может быть связано с конкретной страной. Счастье – это радостное ощущение полноты бытия. Я индивидуалист, одиночка. Отъезд из родной страны для меня был прыжком в неизведанное, испытанием. Отъездом я, будто скальпелем, отрезал пуповину, связывавшую меня с моей землей, с моей основой… Пока живешь на родине, ты недооцениваешь важность для тебя этой основы. Пока живешь на родине, критикуешь ее, мол, дурь, косность, хамство, законы не те… но в то же время родина питает тебя своим живительным соком, ты часть большого организма, ты часть целого… В чужой стране не найти этого, ты никогда не станешь органической частью целого. Ты всегда будешь чужим. Тебе придется искать опору в самом себе, а это труднее всего… Но знаете, счастье – не самоцель для меня. По-настоящему важно только быть собой. А это никак не связано со страной пребывания. А по-вашему, как? – спросил Алексей Амина, который слушал этот монолог затаив дыхание.

– Я тоже так считаю, – с жаром ответил Амин, – именно так! Порой, когда у меня бывают ночные дежурства, во время пауз я много думаю об этом. Я много лет пытался договориться с собой о том, что я прав в том, что не возвращаюсь в Ливан… И я понял, что можно всю Землю считать своей родиной. Всю планету! Планета ведь такая маленькая! Это государства, правительства делят Землю на части… Конечно, им приходится это делать – людьми нужно как-то управлять. И еще я думаю, что я восточный человек, я мусульманин, за мной – огромная великая культура, великая цивилизация, и я учился в России, где у меня были великие учителя. И теперь я работаю в Германии, где я могу соединить все достижения медицины – и восточные, и западные…

Официант, с интересом прислушивавшийся к разговору, поставил на стол тарелки с едой.

Разговор на некоторое время угас, но когда на столе появился чай, Амин сказал:

– Вы сейчас говорили как врач, про отрезанную пуповину…

– Да, возможно, поэт – это тоже врач… – ответил Алексей. – Поэт ставит диагноз эпохе, человечеству. Правда, в отличие от обычного врача поэта слушать не хотят; хотя позже всегда оказывается, что поэт прав. Хотя я считаю себя скорее наблюдателем, свидетелем времени. Я как будто должен выполнить задание, посланное мне сверху. Для этого требуется много сил. И для этого требуется одиночество. А вы? У вас, я думаю, есть семья.

– Конечно, у меня огромная семья: родители, братья, сестры, дяди, тети. Многие из них теперь тоже живут в Германии. Мы, ливанцы, очень семейные люди…

Амин осекся. Он понял, что начал говорит лишнее, потому что Алексей смотрел на него внимательным, понимающим взглядом.

– Я смотрю на мир глазами художника. И, как художник, я вижу, что часть сердца вы оставили в России, – вдруг сказал Алексей.

– Да, – грустно ответил Амин. – Часть моего сердца – в Москве. Я кардиолог с разбитым сердцем. Какая ирония, да?

– Насколько мне известно, – задумчиво сказал Алексей, – лечить людям сердца может только тот, кто знает, что это такое – разбитое сердце. Но, возможно, в будущем вы сможете излечить свое сердце, правда?

Мужчина, сидевший у окна и пивший водку в полном одиночестве, хмыкнул и выразительно посмотрел на Амина и Алексея. Однако ничего не сказал и снова повернулся к своему графину.

– Я родился в Сибири, потом жил в Зауралье, потом я жил на Волге, потом вдруг переехал в Германию, – продолжил Алексей. – Всякий раз, когда мне казалось, что нет никаких перспектив, я уезжал. Все бросал и уезжал! Теперь я человек мира. И я вам скажу, как человек мира, как человек, нашедший свое призвание: даже если вам кажется, что сердце разбито и уже ничего не поправить, у вас всегда есть право и возможность все поменять и прожить именно свою жизнь!

Слова Алексея моментально вызвали бурю в душе Амина, и он ощутил что-то странное, что-то новое… Ему захотелось вскочить и пожать руку этому человеку, потому что эти слова были ему сейчас нужны как никогда. Но все же Амин сдержал свой порыв и, немного волнуясь, сказал Алексею:

– Сегодня я слышал звон колоколов. Это было очень красиво! Очень по-русски. Колокола звонили, и у меня было ощущение, что я плыву по волнам. И знаете, очень это было похоже на мое ощущение, когда на моей родине муэдзин с минарета призывает к молитве. Его голос – это тоже… как будто волны… по которым плывешь куда-то…

– Интересное наблюдение, – отозвался Алексей, – я в книжном магазине сегодня перелистывал Коран, и даже по-русски этот шрифт был похож на волны.

– Один из моих дядюшек – каллиграф! – с жаром сказал Амин. – И я с детства любил смотреть, как он пишет суры Корана. Это всегда было так красиво… И позже мне стало казаться, что наша арабская вязь – это не просто волны, это еще и похоже на кардиограмму здорового сердца…

– Вы могли бы быть поэтом, – улыбнулся Алексей, – вы любите поэзию?

– Конечно, я обожаю поэзию! Без поэзии ни один образованный человек не может прожить! В поэзии можно сказать то, чего не скажешь обычными словами… В поэзии соединяется то, чего не соединить в обычной жизни! Я люблю одного палестинского поэта. Махмуда Дарвиша. Может быть, вы читали его стихи? Он всю жизнь выступает за освобождение Палестины, он называет Палестину «потерянным Эдемом», но когда-то он был влюблен в еврейскую девушку по имени Рита и писал ей стихи… Представляете, какой конфликт ума и сердца!!! Но конфликт, неразрешимый в реальной жизни; его можно разрешить только в поэзии… и в своем сердце…

– Если бы не ваша внешность и не ваш акцент, я бы решил, что вы тоже русский поэт, – рассмеялся Алексей. – А знаете что? Раз уже вы любите поэзию, скажу вам, что в Эссене иногда собирается русский литературный клуб. Хотя он условно называется русским. Ведь у нас каких только национальностей нет! И русские, и болгары, и поляки, и евреи, и арабы, и турки… Приходите к нам, можете читать стихи – свои или чужие. Я тоже там читаю иногда. Буду вам рад. Я напишу вам адрес. Скорее всего, вам не с кем говорить о поэзии на работе?

Амин и Алексей пожали друг другу руки, и Алексей ушел в свой номер. Амин же на несколько минут задержался в ресторане. Он хотел выпить еще чаю и обдумать этот нежданный разговор, который у него только что состоялся. Но одиночество его прервал мужчина, весь вечер пивший водку у окна. Он нетвердой походкой подошел к Амину, наклонился прямо к его лицу и, внимательно вглядываясь в глаза Амина, сказал:

– Твоя женщина осталась в Москве? Так не ной! Садись в машину и езжай к ней. Тут всего семьсот километров! К утру будешь там!

Амин был изумлен панибратством мужчины. Он сухо поблагодарил его за совет и ушел в свой номер.

Не включая свет, Амин сел на кровать и стал смотреть в окно, в кромешную августовскую темноту, которая накрыла этот древний город. И вдруг ему стало невыносимо жутко от того, что он не выслушал Машу по телефону. Тогда, в июне, когда она позвонила ему! Только что он говорил своему новому знакомому такие громкие слова о сердце, о любви, о поэзии, а сам не смог даже выслушать Машу, не смог выслушать женщину, которую когда-то так любил, на которой хотел жениться и от которой хотел иметь детей!

Но до начала работы у него четыре дня. Он вполне всё успеет! Он должен прямо сейчас поехать в Москву!

Амин вскочил, быстро собрал вещи, сдал портье ключ от номера и сел в машину. Он понял, что ему нужно во что бы то ни стало увидеть Машу, поговорить с ней. Так…

Он помнил адрес Машиной матери. Он приедет к матери, спросит Машин адрес, поедет к Маше и поговорит с ней. А потом… Потом будь что будет… Главное, поговорить с ней!

Амин проехал несколько километров и, выехав из Пскова, вспомнил, что утром перед отправлением собирался заехать на заправку, потому что указатель топлива говорил, что в баке осталось совсем немного бензина.

Амин, несясь по плохой проселочной дороге, к счастью, увидел маленькую заправку с неизвестным названием на окраине небольшого населенного пункта. Он быстро залил полный бак бензина и повернул на трассу, ведущую в Москву. По трассе он понесся, как никогда жизни. И уже предвкушал встречу с Машей, но тут его новая, отличная, дорогая машина задергалась, зачихала и… заглохла на полной скорости. Быстро отреагировав, Амин моментально переключил коробку передач на нейтральный режим и, цепенея от ужаса, кое-как покатился к обочине.

Остановившись на обочине, он попытался еще раз завести двигатель, но машина несколько раз судорожно дернулась и больше на усилия своего хозяина не реагировала.

Амин выскочил из машины, в ярости ударил ногой по колесу и… заплакал как мальчишка. Сегодня судьба взяла над ним верх.

Прождав помощи до утра, Амин сдал машину в автосервис, и через сутки он уже мчался в Германию, мечтая только об одном – работать и ни о чем и ни о ком не вспоминать.