Часть 8
Всякий раз, когда Маня возвращалась из путешествий, она чувствовала обновление и надежду на лучшее. Вот и теперь, вернувшись из Нью-Йорка и придя в себя после смены часовых поясов и событий, которые произошли с ней там, Маня чувствовала, что она просто обязана что-то изменить в своей жизни.
Ее первый в жизни разговор с отцом был странным: она точно помнила, что позвонила ему, потому что чувствовала ярость. Ее тело и душа уже были не в состоянии вместить в себя эту ярость, поэтому ярость требовала выхода. Столько лет Маня копила ее! Порой в детстве, да и потом, она ощущала эту ярость как огромный котел с кипятком, который бурлил внутри.
Однажды, в свой день рождения, ощутив этот кипящий котел злости на отца внутри, она даже сказала Кире, что не может терпеть этот жар гнева. Тот усмехнулся, а потом сказал Мане, то ли чтобы успокоить ее, то ли чтобы поддразнить, что Маня, по всем законам физики, должна была бы носиться по воде со скоростью пятьдесят узлов в час, потому что внутри ее притаился двигатель от парохода.
Так что Маня позвонила отцу, чувствуя весь этот многолетний гнев. И странным оказалось то, что гнев очень быстро превратился в целый ниагарский водопад слез, который притаился в ее душе. А потом слезы превратились в целый котел горькой тоски, а потом, в самом конце разговора, когда ей совсем не хотелось отключаться, тоска превратилась… еще во что-то… Отчего заканчивать разговора ей не хотелось, потому что отец… папа… оказался… таким… теплым. Его голос был теплым, его слова были теплыми, его приглашение тоже было теплым. И ей хотелось прямо оттуда, с оживленной нью-йоркской улицы, рвануть к нему, в ту неизвестную ей страну, где он живет! Нет, даже так: сгрести детей в охапку, взять Варю и всем вместе рвануть туда!!!
Но вот сегодня, когда она снова очутилась дома, среди своих вещей, среди своего полного одиночества, она почему-то… опять чувствовала злость на отца.
«Да, Маня, ловко тебя объехали на кривой кобыле, – думала она теперь о разговоре с отцом, – сказали пару ласковых слов, а ты и поплыла… уж… дура дурой».
Его предательство теперь стало ей еще ясней, ярче, сильнее.
«К тому же ехать в Израиль – это целая история! Нужно покупать дорогие билеты… И если что-то пойдет не так, то нужны деньги на гостиницу… Вот будет смешно: приехать всей оравой к отцу и, когда что-то пойдет не так, всей оравой брести в гостиницу!»
Но все же… Пусть она снова злилась на отца, пусть не верила ему, все же было что-то новое после ее возвращения из Нью-Йорка.
Во-первых, ей больше хотелось понять, каково ее призвание. Потому что всю жизнь она чувствовала себя жертвой обстоятельств: ее несло в ту сторону, в которую дул ветер, при этом вопрос: «Кто же я такая и что я ищу?», все больше овладевал ею.
А во-вторых, ей совсем не нравилось жить одной. Ей был нужен мужчина. Тот мужчина, которого она могла бы выбрать сама и на которого она могла бы положиться!
Пройдя через все события жизни, она решила, что больше не должна попасться ни в одну ловушку, расставленную судьбой: она больше не выйдет замуж так, как вышла за Максима. Сейчас, вспоминая то, как он сделал ей предложение, она покрывалась ледяным потом. И ладно бы он на самом деле был таким, каким ей тогда казался, – человеком сухим, ледяным, деловым, бессердечным и так далее. Но с Дашей-то он был совершенно другим! Куда девался его ледяной тон?! Где была его холодность, когда он смотрел на свою Дашу влюбленными глазами?! Получается, что она, Маня, одним своим существованием нормального мужчину превращала в сухаря, в ледяной столб?!
Нет, Маня, больше такому не бывать! Она совершенно точно решила, что мужчина, которого она найдет, должен ее желать. Желать так, чтобы дым стоял от их ночей любви! Он совершенно точно должен был быть влиятельным и серьезным (например, ей больше не хотелось нарваться на такого жалкого человека, как Саша).
А любовь? Забавно, что о любви она даже не вспомнила, потому что твердо была уверена в том, что любовь не для нее: как только она влюблялась в кого-нибудь, то сразу теряла волю, а главное, теряла себя. И ей не хотелось больше возвращаться к этим экспериментам над собой.
А пока… Настала осень, и Манины будни снова шли своим чередом. Она продолжала работать и растить детей. Все больше она чувствовала, что крутится как белка в колесе. И все больше она ощущала свое одиночество. Время от времени ей хотелось поехать вместе с детьми в Петухово, увидеться с сестрой и с Кирей, но времени почему-то на это не хватало.
Но когда Маню одолела самая настоящая осенняя хандра, судьба приготовила ей сюрприз.
Даму, на которую работала Маня и которая владела собственным агентством домашнего персонала, звали Лала. Лала была очень довольна Маниной работой: Маня не только отлично справлялась с набором персонала в семьи, но и прекрасно решала разнообразные сложные вопросы, которые неизбежно возникали в семьях клиентов. В том числе благодаря и Маниным усилиям финансовый оборот агентства вырос, и Лала стала относится к Мане с большим уважением, и даже порой советовалась с ней по разным вопросам, не связанным с работой. Так Маня стала кем-то вроде приятельницы Лалы.
И однажды Маня получила приглашение на традиционную осеннюю вечеринку, которую Лала устраивала в своем доме для соседей.
Трехэтажный дом Лалы и ее мужа в день события был ярко освещен и уже издалека переливался разноцветными огнями. Порой, глядя на их дом, Маня думала, что это Дворец пионеров, в котором открыты кружки для десятков тысяч детей. Но здесь жили только два человека – Лала и ее муж, если не считать обслуживающего персонала, который, правда, жил в соседнем флигеле.
Дом был выстроен в стиле резиденций российских императоров: фасады были украшены многочисленными колоннами, барельефами, маскаронами и лепниной – всё это должно было подчеркнуть высокий статус хозяев. На фронтоне, над входом, красовались вензеля – скорее всего, это были инициалы хозяев. Дом располагался на довольно большом участке земли, и это уже был не участок, а целый парк, над созданием которого, по слухам, трудились ландшафтные дизайнеры из Франции и Англии. В вольерах жили огромные, жуткие на вид сторожевые псы, а по участку разгуливали фазаны.
Кстати, Маня вспомнила как-то, что Максим хорошо знал хозяев этого дома, но он по какой-то причине держал с ними дистанцию – только здоровался, хотя они с уважением относились к Максиму и время от времени муж Лалы звонил Максиму за тем или иным советом.
Итак, в тот вечер дом блистал огнями и манил гостей из разных уголков Москвы. Поговаривали даже, что сегодня на вечеринку на своем бизнес-джете из Италии прилетел один из гостей.
Одного из приглашенных, на которого Маня сразу обратила внимание, звали Леонид. Он был приятелем мужа Лалы. Леонид явился со своей дамой – яркой длинноволосой блондинкой, в блестящем платье до пола и с очень открытой спиной. Она почти висела на его руке и всячески демонстрировала всем свою преданность этому мужчине.
Лала представила Маню Леониду, сразу выделив Маню из числа прочих гостей, сказав, что это очень интересная девушка, с которой имеет смысл дружить. Мане стало немного неловко, но она все же как ни в чем не бывало продолжала непринужденно улыбаться, к тому же Маня для вечеринки купила восхитительное шелковое платье в пол, лазурного цвета, а также туфли на высоченной шпильке. Так что сегодня она чувствовала себя на высоте.
Официанты разносили напитки, приглашенный музыкант играл на рояле легкий джаз, бриллианты дам в свете люстр сияли ослепительно, но Мане в какой-то момент стало не по себе: то ли вокруг царило какое-то ненастоящее веселье, то ли она просто устала от рабочего дня и бессонной ночи, которую ей устроил Марик, не желая ложиться спать. Поэтому, каким лестным Мане ни казалось ее участие в сегодняшней вечеринке, она все-таки решила уйти домой. Ей не хотелось отвлекать хозяев, и она решила исчезнуть незаметно.
Она медленно продвигалась к выходу из парадной гостиной, но вдруг снова столкнулась с Леонидом – с тем самым, с которым она познакомилась буквально час назад. Он стоял один, и дамы, с которой он пришел, не было рядом.
Маня рассеянно кивнула ему и уже хотела пройти мимо, но Леонид вдруг шепнул Мане на ухо:
– Вы уходите? Подождите, пожалуйста! Уделите мне пару минут.
Мане стало любопытно: с одной стороны, Леонид – приятный мужчина, она почувствовала это сразу, а с другой стороны, ей вдруг стало ужасно интересно – что же такого он собирается ей сказать?
Леонид сел на стоящее в гостиной кресло и знаком пригласил Маню сесть рядом. Она села.
– Знаете ли вы о силе вашего фирменного долгого взгляда? Я имею в виду ваши прекрасные синие глаза, – зашептал Леонид Мане на ухо.
Маня опешила. Такого в свой адрес она не слышала очень давно. Она не знала, что ему отвечать. Но в то же время сегодня она чувствовала себя невероятно привлекательной – в лазурном длинном платье и изящных туфлях.
– Я скажу больше: ваш взгляд сообщает любому внимательному мужчине, что обладательница этого взгляда – верна, мила, скромна, но при этом прекрасно знает себе цену! А еще обладательница этого взгляда умеет вызвать к себе любовь такой силы, что ее жертва будет мечтать удовлетворить все ее капризы, не ожидая ничего взамен, разве что милых пустячков… вроде невинных поцелуев…
– Леонид! – воскликнула Маня даже громче, чем хотела, и при этом на ее щеках вспыхнул яркий румянец – то ли от смущения, то ли от внезапного желания броситься в объятия этого наглого мужчины.
– Простите меня, – ложно смущаясь, проговорил тихо Леонид. – Я понимаю, что перехожу черту…
– Вы пришли сюда с дамой, – совладав с собой, выпалила Маня. – Вам должно быть стыдно так говорить одной… то есть другой женщине, если вы пришли с другой… с одной…
Маня запуталась в своих словах. Ее щеки горели. Она и в самом деле не знала, как себя вести с мужчиной, который на этом вечере был не один.