Амин взял Манину руку и, поцеловав ее, продолжал:
– Твоя трудная прошлая жизнь закончилась. Просто доверься мне! Я причинил тебе много боли когда-то, но я все исправлю!
– А как же дети?! Их отец останется здесь!
– У детей теперь будут два отца! Два! Они еще будут этим хвастаться в школе! Вот увидишь! И у тебя доброе сердце, ты создана настоящей женщиной, ты создана дарить жизнь, быть сердцем семьи… Знаешь, какая у меня большая семья?! Они тебя уже любят! – горячо продолжал Амин.
Мане хотелось верить всему, что он говорил, но ей было страшно даже думать о том, что придется снова все в жизни поменять, и она переменила тему разговора:
– Вчера мой отец прислал мне сообщение, – сказала Маня. – Через несколько недель он прилетит в Москву, на какую-то конференцию. И он предлагает мне впервые встретиться с ним…
– А если я смогу быть в Москве, мы поедем к нему вместе, хорошо?! – с жаром ответил Амин. – Он даст нам свое… благо… бласлове…
– Благословение, – улыбнулась Маня своей детской, нежной улыбкой. Совсем так, как она улыбалась Амину долгих тринадцать лет назад.
И вдруг, в эту самую секунду, Амин почувствовал, что между ними начинает ломаться стена, которая была с того момента, как Маша пришла в себя. То ли Маша не до конца верила ему, то ли он сам не был уверен в том, что говорил. Все эти дни, во время которых он был занят тем, что ставил ее на ноги, он боялся того, что теперь он ощущает только сочувствие к ней… как врач к пациентке… или дружескую привязанность, пусть только что он и говорил ей все эти жаркие слова. Но сейчас, прямо сейчас, он ощущал, что к нему возвращается та страсть, которую он когда-то чувствовал к Маше.
И то же самое он увидел в ее глазах: ее недоверие, которое из-за всех ее злоключений, как маска, приросло к ней, вдруг исчезло. И на него смотрела его Маша, та самая Маша, которую много лет назад он полюбил.
И теперь… он снова видел в Мане самую прекрасную из женщин… самую желанную…
Он нежно коснулся губами ее губ, как будто это первый в его жизни поцелуй. Как будто не было всех этих лет и всех этих потерь и недоразумений.
У Мани закружилась голова. Она поняла, что все, что ей нужно было все эти годы, – это он. Только он.
С этой секунды они погрузились в любовную агонию, которая продолжалась несколько дней; в которой они как будто заново родились.
Несколько дней они не знали – день сейчас или вечер; который час; где они находятся… Каждый из них исчез: вместо этого они соединились – то ли в любви, то ли в молитве.
– Боже мой, Амин! А какое сейчас число? Какой день недели? Где мы? – однажды всполошилась Маня, вскочив с постели.
Маша, тоненькая, изящная, нежная, с такой нежной фигурой, словно юная нимфа, гурия, вскочила и теперь, хохоча, изображала перед Амином что-то вроде арабского танца.
У Амина колотилось сердце – сладко, жарко, быстро. Его тело никак не могло насытиться Маниным телом: оно требовало еще и еще. Его душа никак не могла насытиться этим удивительным, прекрасным слиянием с Маниной душой! Его мир требовал Машу, Прекрасную Марию. Если Всевышний дал ему эту женщину, то кто он, Амин, такой, чтобы одобрять или не одобрять решение Всевышнего?
Теперь у Мани не было никаких сомнений: только он, только Амин! Ну как же она могла сомневаться?! Эти несколько суток, в течение которых их тела жадно желали друг друга, когда души стали одной, единой, душой, – эти сутки стали ответом на все Манины вопросы. Это он. ОН!!! Вся предыдущая жизнь теперь казалась Мане досадным недоразумением, которое наконец было устранено! Все ее предыдущие связи – словно были и не с ней, не у нее! Жизнь наконец, как огромный пазл, была собрана. Теперь всё было на своих местах! Теперь они будут все вместе: ее дети, она и Амин! Амин станет им вторым отцом. И все теперь исправится, всё!
– Маша, я так хочу есть!!! – воскликнул Амин. – Ты не помнишь, что мы ели последние несколько суток?
– Ели? – захохотала Маня. – Мы, кажется, вообще не ели… Подожди, а вот – коробки… Точно, нам вчера… нет, позавчера, кажется, приносили пиццу. Но я не помню, чтобы я ее ела. Нет, ела!
И они захохотали снова и обнялись, повалившись в постель, которая все еще хранила их тепло.
– Маша, подожди! Знаешь! Я сейчас спущусь в кафе, я что-нибудь закажу нам. А помнишь?! Помнишь, мы однажды у Лизы в гостях ели пельмени?! Помнишь, какие были вкусные пельмени?! Ты знаешь, моя мама готовит арабские маленькие пельмени, они называются «шишбарак», они тоже очень-очень вкусные! Но те пельмени, русские пельмени, были очень, очень… Я закажу русские пельмени! Да! Сытно и очень нам сейчас полезно!
Амин совершенно распалил себя воспоминаниями о еде. Он моментально оделся и, сказав, что вернется через несколько минут, вышел из номера.
Маня накинула халатик, глянула на себя в зеркало, заметив, какой она стала красивой. Ее лицо сияло, кожа была нежной и румяной… Она выпила немного воды и села ждать Амина, как вдруг раздался звонок его мобильного телефона.
Маня увидела, что, звоня и вибрируя, телефон съезжал со стола, и она положила его на центр стола, чтобы он не упал. И случайно взгляд ее упал на экран телефона, где значилось, что звонит Хелена.
Сначала не обратила на это внимания. И Маня даже улыбнулась: расставшись с Амином на несколько минут, она уже скучала по нему, но через секунду она поняла, что это звонит бывшая возлюбленная Амина.
Ей стало неприятно. Маня постаралась себя успокоить: конечно, они много времени провели вместе… Мало ли что может быть… Она ведь звонит бывшему мужу, чтобы поговорить с ним о детях… Но Манина рука не послушалась разумных доводов.
Маня схватила телефон. И, дождавшись, пока бывшая женщина Амина прекратит звонить, взяла телефон и проверила – заблокирован ли он. Телефон был не заблокирован…
Маня поколебалась несколько секунд: открыть ли недра телефона, чтобы прояснить кое-что… или нет… Если бы Амин узнал, что она пытается влезть в его телефон, он разъярился бы… Он обязательно бы разъярился… Но все же… все же… Сейчас на одной чаше весов была Манина порядочность, а на другой… На другой чаше сейчас лежала вся Манина жизнь. Вся жизнь…
Она быстро открыла список входящих звонков, и ее руки моментально похолодели: среди прочих звонивших Хелена звонила едва ли не чаще всех. Оказывается, Амин постоянно разговаривал с ней, выходя от Мани в холл, говоря, что звонят с работы… Конечно, он много говорил и с коллегами из клиники, но каждый второй звонок был от этой Хелены!
Маня судорожно открыла раздел эсэмэсок. От нее было еще много сообщений. Они были написаны по-немецки. Она открыла последнее сообщение от этой женщины: «Ich liebe dich! Wenn ich meine Augen schließe, sehe ich dich immer!..» Маня не говорила по-немецки, но первую фразу «я тебя люблю!» она, конечно, поняла.
С нехорошим предчувствием она открыла сообщения от Амина к ней. В одном из них было написано: «Ich liebe dich auch!», после этого шел еще довольно длинный текст, который Мане был, конечно, непонятен, но главное было в начале сообщения – эти его ужасные слова: «Я люблю тебя!»
Ярость захлестнула Маню огромной волной, цунами, девятым валом! Так вот какова его любовь к ней! Так вот чего он хотел! Чтобы Маня была его дополнительной женщиной?! Второй женой в его гареме?! А может быть, третьей?! Сколько там им положено жен?! Четыре?! Двадцать?! Ну нет, хватит! Она больше на это никогда не пойдет!!! Никогда!!!
Маня стремительно вытащила свой чемодан и с бешеной скоростью начала складывать туда свои вещи. В ту же секунду в комнату вошел радостный Амин, держа в руках огромную тарелку пельменей.
– Маша, посмотри! Это будут самые вкусные пельмени в нашей жизни!!! Я обещаю тебе! – радостно сообщил Амин и… вдруг увидел, что Маня мечет вещи в чемодан.
– Я не хочу есть! – таким тихим голосом, что Амину стало страшно, проговорила Маня. – Я уезжаю. Провались ты со всеми своими любовницами – будущими, бывшими, настоящими и всеми на свете.
– Маша… Маша, что случилось, пока я добывал нам еду? Что случилось?
– Прости, дорогой Амин, я сделала ужасное. Я влезла в твой телефон! И я узнала, что у вас с твоей бывшей, с Хеленой, – страстная любовная переписка!!! Я просто не хочу быть еще одной! Я хочу быть единственной!!! А если моя судьба не предполагает такого, чтобы я была единственной у какого-нибудь мужчины, значит, пусть я буду навечно одна!!! Понятно?
– Маша, Маша… Подожди, подожди, Машенька, ты что?! Постой… Давай поговорим!!!
– Убирайся отсюда!!! Убирайся!!! Или я… я убираюсь отсюда!!! И не смей мне звонить! Никогда! Не смей приходить к нам домой!!! И да… спасибо, что спас мне жизнь! Только зачем?! Чтобы потом снова убить?!
И Маня, быстро переодевшись и схватив чемодан, выбежала из номера. И, сев в такси, которое дежурило у входа, скрылась из виду…
Около трех недель Маня промаялась. Она как волчица кружила по квартире или ходила вокруг дома.
Ее мать, еще недавно уверенная в том, что воссоединение Мани и Амина – дело решенное, теперь глядела на Маню и молчала, изумленно куря на кухне. Все-таки ее младшая дочь Маня была каким-то природным, стихийным созданием. Вернее, Маня была похожа на пушинку, которую ураган жизни то и дело подхватывал и уносил то в одну сторону, то в другую.
Но все же ее Маня отличалась от множества других людей. Она была… светлой. Почти святой. Да-да, в последнее время у Людмилы стало появляться внутри это слово – «святая». Сначала она гнала его от себя, потому что трудно было придумать что-то более нелепое, чем это. Какая там святая? Все эти Манины драмы и нелепые эксперименты над своей жизнью словно ничему ее не научили… Да! Жизнь ее дочери была похожа на странный фильм, снятый ни на что не годным режиссером, в котором главная героиня, пройдя через столько испытаний, вопреки всем законам драматургии, совсем не изменилась и осталась прежней – человеком-пушинкой, которую ветер жизни уносит все дальше и дальше…