Я подавленно пил пиво. Дэн тихо сказал:
— Давайте выпьем за то, чтобы его нашли, а?
Мы еще немного поболтали с Генри, а потом вернулись к разговору о воде Бодинов и микроорганизмах. Дэна явно раздражала загадка желто-зеленых выделений этих созданий; он перепробовал кучу вариантов, когда цели у этих существ не могло быть, и еще столько же вариантов, когда цель быть могла, но все равно ничего не прояснилось.
Я сказал:
— Я не знаю, что ты так беспокоишься. Ты же ведь, черт побери, знаешь, что тебе в конце концов придется все выяснить. Несколько месяцев терпеливых исследований — и ты обнаружишь, что они делают себе кофе ко второму завтраку. Первые микроорганизмы, которые сами собой подкрепляются.
— Ты вообще когда-нибудь бываешь серьезным? — спросил Дэн. — Эти микроорганизмы — одно из самых захватывающих открытий последних лет, и я могу себе сделать имя на них.
— Я не думал, что ты ученый в этом смысле слова, — сказал я ему. — Подожди немного, и у тебя начнутся фантазии о том, как ты получаешь Нобелевскую премию за исследование удобрений.
Дэн слегка порозовел.
— У всех свои амбиции, — сказал он, явно смущенный.
— У меня нет, — отрезал я. — Были, когда я был молодой. Я дам тебе бесплатный совет. С амбициями ты потратишь всю жизнь на то, чтобы чего-то достичь, а затем обнаружить, что тебе не особенно-то этого и хотелось.
— Это так наполовину психиатр обосновывает то, что он водопроводчик? — спросил он у меня.
Я устремил взгляд вдаль.
— Может быть, так человек в полном смысле этого слова обосновывает свою тихую и счастливую жизнь.
Дэну хотелось разузнать побольше.
— Ты действительно так счастлив и гармоничен? — спросил он.
— А ты действительно хочешь увидеть свое имя в учебниках истории? — парировал я.
— По-моему, тебе нужно влюбиться, — изрек он и сделал большой глоток.
Мы взяли еще по пиву и понаблюдали несколько минут за баскетболом по телевизору. Затем я положил на прилавок доллар, и мы вернулись в ночь. Я проводил Дэна до лужайки, и мы немного постояли на углу, обсуждая проблему этой воды.
В конце концов Дэн сказал:
— Слушай, я пойду проверю эти пробы и, наверное, позвоню тебе завтра, как только съезжу к Джимми.
Я сунул руку в карман за сигарой. К моему огорчению, пачки в кармане не оказалось. Я чертыхнулся. Наверное, я оставил их у Стенли, а может, наверху в лаборатории.
Я спросил у Дэна:
— Ты не помнишь, я у тебя сигары на столе не оставлял?
— Можешь подняться и посмотреть, если хочешь.
Он открыл дверь ключом. Внутри было мрачно, и шаги и голоса гулко разносились по всему зданию; все уже разошлись. Мы поднялись по лестнице и направились к двери лаборатории.
— У тебя мурашки по коже не бегают, когда работаешь так поздно? — спросил я у Дэна.
— Не больше, чем в своей собственной квартире, — ответил Дэн. — Моя хозяйка подглядывает в замочную скважину — проверяет, не вожу ли я женщин.
— А ты водишь?
— Секрет фирмы, Мейсон.
— Ясно, а я-то думал, что такой ученый, как ты, изобретет какой-нибудь порошок, чтобы пользоваться успехом у женщин.
Дэн открыл дверь основного помещения лаборатории, и мы прошли мимо пустого стола миссис Вордел к комнате Дэна. Открыв дверь, мы вошли. Лампы мигнули пару раз, а затем включились.
— По-моему, ты оставил сигары где-то около микроскопа, — сказал Дэн. — Я буду около холодильника с пробами свиной лихорадки; если понадоблюсь, позови.
Я оглядел полированные скамьи и обнаружил сигары рядом с кучей использованной бумаги для распечаток. Я достал одну, прикурил и стал ждать возвращения Дэна, чтобы попрощаться. В лаборатории было тихо, только негромко гудели флюоресцентные лампы. Я кашлянул и принялся наблюдать за своим отражением в окне, подумывая, не поздновато ли будет перехватить бифштекс перед тем, как идти домой. Мне нужно было что-нибудь существенное в придачу к двум стаканам пива и двум бурбонам.
Именно в этот момент я услышал шорох. Сначала я не обратил на него внимания. Я думал, что это шуршит бумага для распечаток, принимая исходное положение после того, как я ее сдвинул. Но затем я опять услышал шорох, громче и отчетливей, и, хотя он действительно исходил от бумаги, это явно не было шуршание движущейся бумажной ленты. Звук был слишком ритмичным для шороха и походил на поскребывание. Под ворохом бумаг что-то было, и, похоже, это была мышь.
— Дэн, — позвал я.
— Иду, — откликнулся он.
— По-моему, я поймал пожирателя обедов, — сказал я.
Я видел, что бумага шевелится, и на цыпочках стал подбираться к столу. Наконец я быстро прижал руками то место, откуда исходил шорох. После минутной паузы животное сдавленно пискнуло, а я отшвырнул с силой урагана бумагу, и извивающееся тело зверька оказалось у меня в ладонях. Животное опять взвизгнуло и попыталось проделать зубами дырку в моих ладонях, но я сумел зажать его крепко и надежно.
Дэн подошел ко мне, держа в руках поднос с предметными стеклами и пробами, и поставил его на скамью.
— Вот он! — торжественно объявил я. — Обгрызатель бутербродов собственной персоной.
— Ты поймал его? Странно, что тебе это так легко удалось. Ну и что ты будешь делать с мышью?
Я взглянул на сомкнутые ладони.
— Не знаю, наверное, раздавлю.
Дэн моргнул.
— Ты действительно сможешь это сделать?
Я потряс головой.
— Конечно, нет.
— Тогда отпусти ее, все равно рано или поздно попадется в ловушку.
— Может быть, мне следует отвезти ее к канадской границе и отпустить?
Дэн засмеялся.
Я присел на корточки и медленно разжал руки. Я } видел маленький розовый нос, коричневые бакенбарды и пушистую спинку. А потом я увидел нечто, заставившее меня отдернуть руки так быстро, что я чуть не потерял равновесие и упал плечом на шкаф рядом со скамьей.
— Дэн, Господи! — только и сумел я выдавить из себя.
Дэн повернулся и посмотрел вниз, туда, где я выпустил мышь. Сначала до него не доходило, а потом он, завороженный, с ужасом в глазах уставился на жалкое, трясущееся создание, которое стояло на полированном паркете и го ли не испытывало ни малейшего желания, то ли просто не могло двинуться с места.
— Что за черт! Что с ней? — спросил он, с трудом переводя дыхание.
Он опустился на колени рядом с мышью и принялся рассматривать ее поближе. Мышь слабо пискнула, но не попыталась бежать. Она, впрочем, и не могла. Начиная с середины спины, вся вторая половина тела мыши была покрыта каким-то темным чешуйчатым наростом, придававшим ей сходство с большим черным жуком. Даже задние ноги были поражены и напоминали когти с шероховатой поверхностью. Каждая чешуйка на спине и боках мыши зеленовато-черно поблескивала, а по краям была неровной.
Я поднялся на ноги и пошел к раковине помыть руки; мои колени тряслись от страха и отвращения. Я чувствовал эти чешуйки, когда поймал мышь, но подумал, что это просто острые коготки. Выпитое пиво зашевелилось в желудке и поднялось к горлу, и мне пришлось глубоко вздохнуть, чтобы уговорить его вернуться на место.
Дэн стоял на четвереньках и подталкивал мышь пластиковой линейкой.
— Ты когда-нибудь такое видел? — спросил он у меня.
Я покачал головой.
— Надеюсь, больше я такого не увижу.
Дэн перевернул мышь на спину, и она лежала и дрыгала ногами в воздухе, попискивая время от времени. Под ребрами ее тело пошло складками, как у улитки или мокрицы. Когти на задних лапах были похожи на зубья пилы, а сами лапы конвульсивно подергивались.
— Что же нам с тобой делать, малышка? — сказал Дэн.
Мышь пискнула и завертела головой.
— Ты не подашь мне вон ту проволочную клетку с подоконника? — попросил Дэн. — Я присмотрю за нашим другом, а то еще убежит.
— Никакой он мне не друг, — сказал я, идя через лабораторию.
На обратном пути я взглянул на блюдце с пробой воды Бодинов, стоявшее на столе Дэна. Рядом был мышиный кал, и из плошки было порядком отпито.
Я вручил клетку Дэну. Я не знал, что сказать. Но когда он аккуратно поднял мышь и на конце линейки просунул ее, почти безжизненную, сквозь дверцу клетки, я кашлянул и сказал:
— Дэн?
Я набирал’ номер Бодинов четыре раза, но в ответ слышал лишь длинные гудки. Я взглянул на стенные часы. Был уже десятый час, и в доме должен был кто-нибудь быть. В конце концов, в это время Оливер спит, и, если Джимми и Элисон куда-нибудь ушли, они должны были оставить с ним няню. Я подождал некоторое время, потом положил трубку на рычаг и встряхнул головой.
— Или их нет, или они не подходят к телефону.
Дэн все еще занимался чешуйчатой мышью, пристально наблюдая за тем, как она пыталась передвигаться по клетке. Выглядело это достаточно омерзительно, так что мне пришлось отвернуться, но я все равно слышал, как ее чешуя и насекомоподобные когти скребли по проволоке.
— В таком случае, — сказал Дэн, — нам лучше, по-моему, поехать и предупредить их лично. Я не уверен, что причина тому, что ты видишь, — вода. Может быть, она тут и ни при чем. Но рисковать нельзя. Особенно, когда это касается жизни людей.
— Я отвезу тебя, — сказал я ему.
В последний раз взглянув на мышь, вид которой вызывал тошноту, мы закрыли лабораторию и спустились вниз. Мы пересекли лужайку быстрым шагом, перешедшим в рысь, когда мы приблизились к автомобилю. Было так холодно, что ветровое стекло покрывал морозный узор, а капот тускло отливал зеленью в свете уличных ламп.
Я открыл дверь, и мы забрались внутрь. Шелли с надменным и обиженным видом перебрался на заднее сиденье.
— У тебя воняет кошкой, — сказал Дэн, когда я заводил мотор. — Как ты переносишь это?
— По крайней мере, это натуральный запах, — ответил я, подав назад и выезжая на основную дорогу.
— А что, по-твоему, ненатуральный? — спросил Дэн.
Я проехал к углу лужайки, повернул направо и выехал на дорогу 202, миновав угол кладбища, могильные камни которого выглядели белее и холоднее, чем обычно.