ур её определенно красит. Или секс. — Мои глаза автоматически пробежались по другим фотографиям, которыми распоряжался Сынхён, их было множество, распечатанные явно с соцсетей или отсканированные где-то в далекой России и присланные ему в срочном конверте. Даша с длинной косой, в каких-то безвкусных платьях и юбках, выглядящая безобразно по сравнению с той, какая смотрела со страниц глянцевого издания. Фон тоже оставлял желать лучшего, какие-то нищенские дома, кривые заборы и некошеные поля, с немытой огромной псиной в обнимку, среди кучи детворы, рядом с двумя стариками за столом, накрытым дешевой клеёнкой в цветочек, а посередине него огромное блюдо золотящихся пирогов. На всех фотографиях украшением служило одно — скромная, простая, открытая и счастливая улыбка девушки, которая не знает, что такое несчастье. — А мне больше нравится версия «до», — сказал Сынхён и начал собирать фото в стопку. — Хочешь посмотреть её школьный выпускной? Мне прислали копию. Я не понимаю, что там происходит и что говорят, но это весело. — Что происходит с тобой? Что всё это значит? — посерьёзнел я. — Свято место пусто не бывает. Если мне надо разлюбить, я должен кого-то взамен полюбить. — «Нет!» — чуть не ахнул я вслух. Он с ума сошёл или шутит? Нет, Сынхён не сможет полюбить Дашу, что за ерунда? Я пытался угадать в лице его истинные намерения, но всё, что смог изобразить, как обычно, это что не удивлен сам и всё совпадает с моим планом. И вообще, я предугадывал заранее… — Я знал, что ты выберешь её, — по-деловому опустился я в кресло, играя привычную роль всевидящего. Ни черта я не знал, ни черта! Какого чёрта он творит? — Это было предсказуемо. — Это первое, что удивило меня за последние лет пять. Кроме самой Даши, которая иногда вводила скорее в ступор, чем в удивление. — И… ты помешаешь её свадьбе? — Нет, я поведу её к алтарю, — улыбнулся Сынхён, тепло и немного смущенно. — Мы с ней договорились… — Вы что — общаетесь? — тут я изумления скрыть не сумел. — А как же? Мне нужен контакт, чтобы влюбиться… — Эй-эй, влюбиться по спору должен был я! А ты просто разлюбить. Ты проиграл, и должен разлюбить — вот и всё. — Мы не обговаривали методов. Мне проще так, почему нет? — Почему нет? Почему нет… потому что это Даша, ёбаная Даша, везде Даша! А если она влюбится в Сынхёна? Она может, она ж дура, мягкосердечная тупая и наивная дура. Сука, я бы её трахнул, к слову говоря, но это сейчас совсем не к слову и я не должен брякнуть ничего такого вслух. Они начнут встречаться или она будет жить здесь и я… как я буду вообще общаться с ними? Так, стоп, скоро её свадьба с Сынри, которой Сынхён мешать не собирается, я зря начинаю суетиться. — И… ты будешь любить чужую жену? Типа, достойная замена мёртвой — в любом случае недостижимая? — Да, а что? Я буду любить на расстоянии. — И страдать? — И страдать. — Суть спора была в том, чтобы ты разлюбил и прекратил страдать. А тебе, оказывается, принципиально надо страдать? Как бы ни повернулось дело? — Слушай, зачем ты запоздало начинаешь говорить о том, что было сутью спора? Я выполняю всё, что ты хотел. — Вообще, признаться честно, я надеялся, что у тебя хватит ума выбрать другую, может, попытаешься? — Я не специально, на самом деле, выбирал. Она мне нравится, — заверил Сынхён. — Я хочу любить именно её. — Потому что она ещё одна повернутая на религии? — поднялся я резко. — А адекватные тебе не нравятся? — Извинись перед Элин, — посмотрел на портрет Сынхён. Бывало, я с горяча называл покойницу и ебанутой, за то, что она сделала своей смертью с моим другом. Но я не извинялся перед Элин, это глупо, умершие уже не здесь, их нет, и они ничего не слышат. Я извинялся перед Сынхёном, потому что это были его чувства — чувства живого человека. — Извини, — проворчал я, подойдя к окну. — Ты не говорил со мной о Даше больше четырёх месяцев, и, оказывается, всё это время налаживал мосты? А ты скрытный, Чхве Сынхён. Только… почему у меня такое ощущение, что это твоя попытка выиграть спор и заставить влюбиться меня? Ты чувствуешь потенциал в Даше и мой интерес к ней, и потому сочинил эту интригу? — Как бы то ни было, я поведу её под венец. Кстати, это неплохая возможность украсть её у Сынри, — задумался он, откинувшись на диван. Я посмотрел на него. У Даши много общего в поведении с Элин, её принципиальность и порядочность, но Элин была старше, и её было не переделать, в Даше же ещё был лепкий материал, из неё получалось думающее, а не убежденное закостенелое существо. А если Сынхён возьмёт, да женится на ней сам? Даша настроит его против меня? Пока Сынхён был женат, он находился под влиянием супруги целиком и полностью. Он такой по натуре. Я потеряю друга, если они сойдутся. И Дашу потеряю, хотя настолько ли мне это важно? Она и сейчас живёт с Сынри, об их намечающемся браке я слышу уже месяца два. Но она всё равно моя. Я знаю это, потому что Сынри теперь — мой. Он работает на меня и мне подчиняется, поэтому Дашу я в любой момент могу взять, или совсем забрать. Но если она будет с Сынхёном, то это уже будет не моё. Ни он, ни она. Я потеряю их обоих. И как остановить это безумие? Забрать её себе до того и сказать Сынхёну, чтобы не трогал? А если она сделает его счастливым? А если она именно та, кто ему нужна? Даша… Я вспоминал её недавно, не помню в связи с чем. Такую доверчивую, взрывную, прямую, упорную и смелую. С ней было весело. А, вспомнил! Я смотрел фильм и подумал, что ей стоило бы его увидеть. Мы с ней весело смотрели фильмы. И даже не трахались. Так что, почему бы и не посмотреть, что у них с Сынхёном получится и получится ли? — Ладно, если ты не решишься её у него украсть, я могу тебе помочь, — развернулся я к выходу. — Обращайся, это отличная задумка. Когда церемония? — Ах, да! — Сынхён поднялся и подошёл к комоду, открыл верхний ящик, достал из него конверт и протянул его мне. — Что это? — Приглашение на их свадьбу. — О, Сынри крайне вежлив. — Это от Даши. — Я недоверчиво посмотрел на конверт, дату, место, имена жениха и невесты. Сынхён заметил моё недоумение. — Она сама передала, просила отдать тебе. — Я видел своё имя в графе «кому». — Она… хочет меня видеть среди гостей? — Последний раз, когда я её видел, её бросили в аквариум с водой, в котором она могла захлебнуться. Её туда кинули по моему приказу. Даша с такой страстью выплюнула мне в лицо слова про душу, что она как будто из неё и впрямь тогда вышла. Я не люблю вспоминать ту ночь. — Видимо, иначе зачем бы приглашала? — Что ей нужно? Убить меня? Сказать ещё что-нибудь душещипательное? Устроить какую-нибудь ловушку, подвох? Чего она хочет? Она сказала, что прощает собственное убийство, и вот, приглашает в гости… это подтверждение прощения? Да неужели она никак не может меня возненавидеть? Неужели продолжает верить в то, что я способен на что-то хорошее? Почему продолжает относиться ко мне по-человечески после всего, что я с ней сделал? Неисправимая глупость? Я вышел от Сынхёна и уже в подъезде перевернул конверт, завертев его, и обнаружил, что добрый друг сунул мне вместе с приглашением фотографию Даши, ту самую, «25.05.2017». Да нет, сейчас она лучше. Здесь простушка простушкой, без слёз не взглянешь, ничего притягательного. И это выражение глаз… она с такими вот и попала в Сингапур. Сейчас-то хоть поумнела? Я бы взглянул сейчас в её глаза. Если в людях главное не половые органы, то именно они. Некоторые умеют смотреть так, будто трахают, так что неплохая замена. Приехав домой, я сразу прошёл на кухню, накормил Гахо и Джоли, положил конверт на видное место возле холодильника, чтобы не забыть, хотя не думаю, что забуду. Сварив себе кофе, я вышел на террасу, поставил чашку, потянулся, сел и уставился на горизонт. Всё, до самого него, принадлежало мне. Сингапур. Отпив кофе, я поморщился. Забыл размешать сахар? Размешал ещё. Отпил. Не то. Странно, вроде сварил сам, всё как надо. Сорт тот же, что обычно, вчера сыпал из этого же пакета. Я больше десяти лет готовлю кофе именно так. Сделал третий глоток, но опять не полезло в горло. Встав, я выплеснул варево через перила, в пролив. — Вот так, Джиён, иногда и сделанное твоими руками получается хернёй, — сказал я сам себе. Посмотрел вниз. Почти черная жижа с гущей растворилась в секунду в водах пролива так, будто её там никогда не было. Это неприятно поразило меня. Если я буду выливать кофе каждый день, оно будет исчезать вот так же, вода не изменится, не приобретёт кофейный оттенок или запах. Можно увеличить выплёскивание до трёх раз в день, эффект будет тот же. То есть, я стараюсь, что-то делаю, получается, на мой взгляд, хорошо или плохо, но когда попадает в этот водный простор, то пропадает там без следа? Пролив напомнил мне Дашу. Сколько раз я пытался вбить в её голову что-то циничное, корыстное, реалистичное, основанное на эгоизме? Похоже, в её сознании всё растворяется точно так же, даже выливать туда что-либо жалко, о чем я только думал? Минуточку, но ведь я впервые вылил кофе. Потому что он мне не понравился. Так что же, я выплёскивал в Дашу то, от чего хотел избавиться? Не приобщить к чему-то, а именно вычерпывал что-то из себя. Я сел на плетеное кресло и задумался. Эдак я додумаюсь до того, что освобождал место для добра, любви и великодушия? Ха! Я попался на собственную удочку. Только стоило подумать о том, как изводить людей — предоставить их самим себе и они надумают то, чего нет на самом деле. Неужели и я сам такой? Неужели не всегда одиночество мне полезно? По крайней мере, незапланированное. Сначала сорвался секс, потому что Кико не угодила мне до мелочей, потом сорвался запой, потому что Сынхён больше не компания. Что ещё сегодня могло сорваться? Я свистнул собакам, и они прибежали через полминуты. Отличные и верные, не то что это вечное кидалово от особей людского рода. Почесав по очереди их за ушами, я ждал, когда наступит внутри меня благость и упоение, удовлетворение тишиной и отшельничеством. Посмотрел на Гахо и Джоли. Отличная компания — ни поговорить, ни побухать, ни потрахаться. Человеку нужен человек. Но я Дракон. Обойдусь. Поднявшись на второй этаж, взяв бутылку рома, я включил порнушку и принялся за дело. Пил и мастурбировал, пока не устала рука и не пошла кругом голова от выпитого. Я силился не представлять то, что лезло в мысли, включал видеоролики с загорелыми латиноамериканками, тонко пищавшими японками, пышнотелыми немками, силиконовыми калифорнийками. Но кончил только тогда, когда выключил это всё и представил своё: белые простыни, я и она, единственная, кто на них залезла, так и не показав, какого цвета у неё соски. Черт возьми, какого же, в самом деле?