Со второго этажа грохнула музыка. Подскочив от внезапности, я опустилась обратно на стул, поняв, что Джиён решил расслабиться. Дойдя до припева, песня сопроводилась бэк-вокалом владельца особняка. Подпевающий от всей души, его голос вторил солисту: «Well somebody told me you had a boyfriend, who looks like a girlfriend…». Ему за тридцать. Он глава опаснейшей мафии мира. И он орёт, как подросток, нравящуюся ему рок-песенку, и неизвестно, приплясывает ли при этом. Нет, он точно невозможный для меня кандидат. Врать не придётся.
То ли шутки, то ли нет
По комнатам пролетел тот самый звук, который я не распознала с первого раза утром как звонок. Найдя незамеченный ранее книжный шкаф под ломаной лестницей в два пролёта, я, отнеся покупки в выделенную мне спальню, разглядывала его содержимое, ища ещё что-нибудь на доступных мне языках и предвкушая скучнейший одинокий вечер, где безделье и тоска компенсируются только красивым пейзажем за окном. И от этой уединенности нужно было избавиться любыми способами, пусть даже просмотром телешоу на китайском, лишь бы не прокручивать в голове прошедший день, ведь это приводило к тому, что Мино стоял перед глазами. Ничего хорошего это не сулит обычно, когда кто-то поселяется в твоём сознании, а у тебя уже есть жених. И даже если бы не он — я окружена не теми людьми, к которым стоило бы привязываться. Но такой я человек, что быстро забываю обиды, прощаю, и ко всем до последнего отношусь по-хорошему, пока это возможно. Разве на зло отвечают злом? Это неправильно. — Даша! Открой, пожалуйста! — крикнул со второго этажа Джиён. Бросив как можно громче в ответ «хорошо!» (иногда я по привычке произносила это слово на русском, но меня всё равно понимали, слыша корейское «араджо» с неведомым акцентом, которое точно так же и переводилось), я подошла ко входу и, повозившись с замками, потянула дверь. За ней стоял тот самый Сынхён, высокий, прямой, с приподнятыми гелем чуть вверх волосами. Сняв солнечные очки и начав ещё в процессе этого действия разглядывать меня, он открыл те самые многогранные в своём выражении глаза, меняющиеся от чудаковатости до проницательной хитрости. Я отошла, давая ему войти. — Добрый вечер, — поздоровалась я автоматически. — Добрый? — Сынхён прошёл мимо меня, перестав пялиться так же резко, как и начал. — Почему дни, утра, вечера и ночи всегда добрые? Что, неужели не бывает злых? — я несколько растерялась. — Просто так принято обозначать времена суток… — Они, по-твоему, каждый день одни и те же? — мужчина развернулся ко мне, поглядывая наверх, словно знал, что его друг именно там. — То есть, вчера был тот же вечер, что и сегодня? Он путешествует изо дня в день? — Я не знаю, — окончательно замешкалась я. Он всерьёз затеял этот разговор или это какой-то юмор? — Если вчера был вчерашний, а сегодня сегодняшний, то лучше так их и называть, а не грести под одну гребенку, что все они добрые. Вещи нуждаются в точном обозначении, чтобы понимать их правильно. Ты согласна? — Пожалуй, — лицо моё, наверное, напоминало заблудившуюся овцу. Я напрягла весь свой мозг, убеждаясь, что мой корейский почти идеален и я воспринимаю речь Сынхёна верно. И вдруг случился тот самый перескок из одного образа в другой. Откинув дурашливость, мужчина лениво улыбнулся. В зрачках просиял интеллект. — Чего так напряглась? Я всего лишь жонглирую словами. Каламбурю, — он задрал голову. — Джиён! Где тебя носит?! — Иду! — вновь проорал работорговец откуда-то из недр особняка, и послышались его надвигающиеся шаги. — Мог бы и сам подняться уже! — мужчина появился на верхней ступеньке и небрежно сбежал вниз, не здороваясь и не протягивая руки. Видимо они сегодня уже виделись. — Я разговаривал с Дашей, — по тому, что Сынхен безошибочно назвал меня по имени, я поняла, что меня обсуждали и приятель Джиёна, действительно, в курсе, что я тут делаю. — А, ну это святое, — негласный король Сингапура улыбнулся мне. Лучше бы он этого не делал, слишком уж располагающей к себе была эта улыбка фавна. — По стаканчику? — Естественно, — Сынхён посмотрел на меня. — Ты с нами? — Я не… — Она не пьёт, — опередил меня Джиён, и потешаясь подметил: — Без повода. А на календаре не Пасха, не Рождество, и даже не воскресное причастие. — Ну, так пусть причастится к нашему обществу алкоголиков, — благородно предложил гость, никак не соблазняя меня этой перспективой. Я хотела заметить, что и не на все воскресные причастия прихожу, православная традиция позволяет пропускать некоторые, но в переплёте дружеских фраз не находила лакуны, чтобы встрять. — Разве пить в удовольствие, а не по зависимости — это алкоголизм? Посмотрел бы я на алкашей с Джек Дэниэлсом… — Джиён опять взглянул на меня. Откуда мне было знать какого-то там Джека? — Как считаешь? — Я… — Хотя бы просто с нами посидишь? С кружкой молока? — настойчиво попросил Сынхён, сдвигаясь с места вслед за хозяином особняка, который собрался возвращаться на второй этаж. Мне не нравились пьющие и выпивающие мужчины, и я не знала, что делать рядом с ними, особенно когда и слова вставить не дают, но я ведь пообещала себе попытаться благотворно повлиять на Дракона, исправить его хоть немного, сделать лучше. Но он велел не лезть к нему и не искать его в доме, когда он сам не оказывается на глазах. А тут меня приглашают поприсутствовать. Несомненно — это шанс. Следует им воспользоваться. — Может, принести вам закуски? — в качестве услуги выставила я своё согласие. — Наруби каких-нибудь сэндвичей, окей? — одобрил Джиён и ступил на лестницу. — Мы будем в кинозале в конце коридора, — я знала, где это, когда обходила виллу. Это был приличных размеров зал с экраном почти во всю стену, с колонками во всех углах, тремя пультами, подключенными к экрану проигрывателями. Перед ними буквой «п» разрастался кашемировыми холмами с шелковыми подушками диван, чьи концы с двух сторон — ножки буквы «п» — представляли собой лежанки. По бокам стояло четыре раскладывающихся кресла, а между мягкой мебелью эллипсом, застывшим в стекле, расположился стол. Соседствовал с этим кинозалом как раз-таки мини-бар. — Сэндвичи? — Джиён произнес это настолько по-английски, что я не удержалась от замечания: — Неужели в корейском нет своего слова, обозначающего что-то подобное? — они с Сынхёном переглянулись. — А есть? — спросил он у приехавшего друга. Тот пожал плечами. — Вроде нет. Не припомню. — Ох уж эта вездесущая англоизация, — вздохнула я. — Можешь сказать мне, как это будет по-русски, и я воспользуюсь другим термином, — равнодушно хмыкнул Джиён. Я горделиво начала: — У нас это называется бутерброд, — разочарованная, я сникла, вдруг осознав: — Правда, это немецкое слово. — Короче, слепи какую угодно там думдаду и приноси, — отмахнулся Сынхён. — Какая разница, что как называется? Это не меняет сути вещей. — Я хотела напомнить, что тремя минутами ранее он призывал к точному обозначению предметов, но не стала. Я не знаю, как там с алкоголизмом, но на употребление легких наркотиков сознание этого человека тянуло. Нет, он не был неадекватным. Но он был непонятным. Вообще. Я поднялась с подносом кое-каких закусок, помня о том, что я не горничная, но не в силах избавиться от попыток выполнять именно её функции. Сынхён и Джиён уже распивали золотистый виски и, кажется, тема у них далеко ещё не ушла от той, что была внизу, лишь слегка видоизменившись. — Я вообще не понимаю, когда люди остро реагируют на обзывательства или что-то такое, — разглагольствовал Сынхён. Когда я поставила поднос к ним поближе, он постучал рядом с собой по дивану, но я выбрала кресло по другую сторону столика от них. — Меня можно назвать, как угодно. Я не обижусь. — Да уж, чего обижаться, — хохотнул Джиён. — Пристрелить, и дело с концом, да, Даша? — подмигнул он мне. — Не думаю, что оскорбление заслуживает смерти, — честно сказала я. — Вот! Игнорировать! — углубился в рюмку Сынхён и, осушив её, указал на меня рукой. — Вот ты, если я назову тебя проституткой, шлюхой — ты обидишься? — я едва не восприняла это всерьёз сразу же, но остановила себя. Не слушать Сынхёна, не слушать! Он несет какой-то бред с малой долей вразумительности. — Мне будет неприятно, как минимум, — промямлила я. Джиён следил почему-то за моей реакцией, не отводя от меня глаз. Под этим взглядом мне было более неловко, чем от глупостей Сынхёна. — А почему? Если это правда, и ты шлюха, то на что обижаться, ведь это правда. Так? А если это неправда, то к тебе это не имеет никакого отношения и обозвавший тебя — некомпетентный кретин. Так? — и снова сквозь мрак неясности блеснула здравая мысль. — Так, — кивнула я. — Но это не значит, что люди не