Блудный сын
На яхте мы приплыли вовсе не к дому Джиёна, откуда отчаливали, а к какой-то пристани, среди множества других катеров, лодок и прогулочных корабликов, привязанных и покачивающихся в черноте ночи, освещенной вдоль прибрежной линии огнями. Они красиво отражались в черной воде, жемчужным ожерельем моргая на шелестящем прибое. Вообще в округе было так спокойно и тихо, лишь плеск, как шепот русалок, что едва ли не представлялось, будто мы возвращаемся с настоящего рандеву, где-то в укромном краю земли, далеком от каких-либо событий, а не в огромном многомиллионном мегаполисе. Я оставила плед на палубе, поэтому сделалось прохладнее, и ладони невольно потирали плечи под футболкой. Джиён не торопился, но двигался уверено и целенаправленно. Я не назвала бы его в этот момент нервничающим, скорее наоборот. Он был уверен в том, что делает, и чем всё закончится, но хотел разобраться со всем поскорее. В который раз вспомнились его заверения в том, что лично он никогда не участвует в насилии, только отдаёт приказы. Собственноручные грязные дела остались в прошлом. Но он присутствует и смотрит на многое, что делают его люди, не значит ли, что это всё-таки ему нравится?
— Можно я поеду домой? — стуча низенькими каблучками сандалий, шла я по доскам пристани позади Дракона. — Даша, давай не будем. Мы же уже обговорили, — нехотя бросил он. Рука его скользнула в карман. Я видела, как она сжала там пустоту, замерев, словно расстроенная невеста, не обнаружившая на назначенном для свидания месте жениха. Ни сигарет, ни зажигалки. Только привычка, создавшая рефлекс. Джиён обернулся, и его белозубая улыбка выделилась на фоне темноты. — Если ты хочешь спать, то потерпи, это не займёт много времени. — Я просто не хочу видеть… — Ты продолжаешь пытаться закрывать глаза на то, что происходит вокруг. Научись принимать всё, и тогда судить. — Не суди, да не судим будешь, — выдала я цитату, известно откуда. — Я предпочитаю не осуждать, да и ты не судья. — «А судьи кто?» — вспомнился мне Грибоедов. Джиён точно не читал его, но вдруг выдал кое-что близкое по смыслу: — А кто тогда вообще вправе судить других? Дипломированные судьи? Они, по-твоему, обладают наибольшим пониманием жизни? Или всё-таки просто законы знают, и следуют им, поэтому там всё правильно, а я противозаконничаю, поэтому плохой судья? Но судьи следуют законам людским, а не божьим. Насколько я знаю, в большинстве западных стран отменили смертную казнь, но этого добились сами люди, следуя гуманистическому развитию. А что там у нас по святым писаниям? Сжечь города с грешниками, истребить неверных, наслать мор, чтобы иноверцы вымерли… Так кто же судья более соответствующий указаниям твоего Бога — официальные представители государственного правосудия или я? — его глаза прищурились, мои тоже. Я запоздало прекратила раздувать ноздри от недовольного и возмущенного дыхания, выдав своё настроение. — По-твоему, правильно, когда за кражу кошелька сажают на несколько лет, за добровольный секс с семнадцатилетним парнем сажают лет на двадцать, потому что он несовершеннолетний, за педофилию сажают пожизненно, а за ложь, предательство, подлость, брошенных беременными девушек, немощными и одинокими стариками родителей, за истязание кошек и собак вообще ничего не делают? Это согласовывается с твоим представлением о справедливости и ненужности судить и вмешиваться? — Ты умеешь приводить сторонние примеры, с которыми я согласна, уводя разговор от того, о чем речь идёт прямо сейчас. Человек, которого ты хочешь убить, этого не заслужил. Кто ты, чтобы отнимать чужую жизнь? — Я тот, кого он предал, и именно мне решать, как с ним поступать дальше. Вот ты говорила мне о Вике… — я стиснула зубы, внимательно его слушая. — Она беременна, и кто-то поставил её в такое положение. Ты согласна с тем, что тот мужчина нуждается в наказании? — Вспомнив и представив вечно похотливый взгляд Сынри, я сказала: — Да. — Это наказание имеет право определить сама Вика? — Интересно, влюбленная по уши в этого мерзавца, она сумела бы вынести ему какой-либо приговор, или простила бы? — Возможно. В зависимости от того, каким оно будет. — Если она потребует смерти? — Нет, человек, сотворивший плохое, расплатится рано или поздно по божьей воле. Никто не избежит кары. — Джиён засмеялся, хлопнув себя ладонью по бедру. — Да неужели? Что ж, в который раз готов заявить, что приди к власти такие, как ты, всем тюрьмам открыли бы двери, и мы погрязли бы в преступниках и преступлениях. Жди, если тебе так хочется, небесного правосудия, а мой жизненный опыт показал мне, что действовать нужно самому. — Развернувшись, он пошёл дальше. Я тоже, за ним. — Джиён, не убивай никого. — Не трать силы. — Почему ты не хочешь пощадить его? — семенила я следом. — Простить одного — появится сотня. Закон дозволения и отсутствия страха. — Я прошу тебя. Разве не могу я воспользоваться правом королевы? — Он остановился, и на миг опять подобрел, заулыбавшись. Мы встали друг напротив друга, уже приблизившись к фонарям. Стало намного светлее. Подняв руку, Дракон коснулся пальцами моего подбородка, проведя по нему, потом по щеке, и отведя руку обратно. — Детка, во все века существует правило: королева может делать всё что хочет, только не вмешиваться в правление короля и не влиять на его власть. Всякое государство начинает разваливаться, когда женщина протягивает руку к пульту управления… — Он почему-то многозначительно расплылся, опустив взгляд вниз. — В России в восемнадцатом веке правила императрица, Екатерина Великая. Так вот, при ней государство было крепким и мощным, как никогда! Она расширила его границы, усилила авторитет, выигрывала войны… — Ну, об уникальности русских женщин я уже начинаю тайно догадываться… — Да нет, она была немкой, — внесла я историческую точность. — А-а, ещё один бутерброд? — Меня немного выбило из колеи его замечание, пока я не вспомнила то, что как-то попала впросак с сендвичами и бутербродами, как иностранными словами в других языках. Но только Джиён мог сравнить великую личность с закуской. Впрочем, он бы мне сейчас напомнил, что я сравнивала кофе с людьми. Мы ходим по кругу, обвиняя друг друга в том, кто начинает первым. Он сводит всё к детской возне, не позволяя сражаться с ним, как взрослый человек. Или я сама не доросла до его уровня и не в состоянии этого делать? — А ещё была Елизавета Английская. И королева Виктория… — Он больше ничего не говорил, просто шел дальше, а я всё пыталась заинтересовать его, остановить, уговорить, образумить. Нет, скорее наоборот, заставить отключить свой жестокий разум и включить сердце. Мы поднялись по лестнице на парковку, где какой-то служащий вручил Джиёну ключи от автомобиля, подогнанного к самому заезду. Властелин Сингапура сел за руль, а мне тот парковщик открыл пассажирскую дверцу, помогая забраться. Машина была низкой, так что я опустилась, как в подводну