– Я сейчас позову мужа.
Разряженная дама сняла очки и положила в сумочку. И сказала, манерно растягивая слова, как кондовые дикторши:
– Хотелось увидеть, как выглядят женщины мечты.
– Что? Какой мечты? Что за ерунда!
Ольга с силой захлопнула дверь и остановилась в коридоре. Сердце сильно билось. Что случилось? Что происходит? Что это за человек, который напустил на нее такую даму? (А она инстинктивно почувствовала, что импульс исходит от него.) Может, она его знала? Знает? Почему ей стало так… так… (даже трудно было подобрать слово!), когда она его увидела?
За дверью послышался стук женских каблучков, спускавшихся по лестнице вниз. Ольга никогда, даже в юности, не ходила на таких высоких. Предпочитала легкую удобную обувь, в которой можно было почти летать.
Но неужели они вдвоем теперь будут ее терроризировать? Женщина мечты? Из какого-то дурного голливудского фильма. Этот шизик видел ее всего один раз, но с таких станется! Зачислил ее в разряд «женщин мечты». А она теперь должна отдуваться!
Она плохо спала ночь, пила успокаивающий травяной настой. И утром голова болела. Муж был занят важной теоретической проблемой из области ядерной физики, но все же поглядывал на нее с беспокойством.
– Олишон, тебе нездоровится?
– Да нет, все хорошо.
В голове прокручивалось что-то черное и бликующее, какая-то «засвеченная пленка», хотя интуиция подсказывала, что должно что-то быть. Где-то в самой-самой потаенной глубине…
…Гуляя по парку, они столкнулись с Гришей Элькиным. Тот, снова радостный и полный сил, подбежал к Ольге.
– Ура! Она уехала. Собрала распакованный чемодан и уехала сегодня утром. Я проводил. Бедная одинокая женщина. Мой сосед, брат Немо, говорил, что настоящая мегера. Он с ней уже лет пять как развелся. Она бухгалтер в фирме по продаже холодильников. Едва ее узнал – потолстела страшно. Вцепилась в меня мертвой хваткой. Так и не понял, зачем вы ей понадобились. Может, и впрямь хотела что-то купить? Я ей сказал, что вы художница…
Гриша на минуту остановился перевести дыхание.
– Олишон, у тебя хотят купить графику? – спросил Борис, который выделил самое интересное в этом непонятном для него разговоре. – Какая-то женщина хочет купить рисунок?
– Успокойся, она уже уехала. И без рисунка, как видишь.
Ольга нервно хмыкнула.
– А вы много тут нарисовали? – заинтересовался Гриша. – Может, поискать вам клиентов?
– Нет, нет! – испугалась Ольга. – Рисую для себя – не для продажи. И пожалуйста, впредь никому не давайте…
– Конечно, конечно, – забормотал Гриша. – Вот несу моей Маечке апельсины. Она любит. Все еще болеет, бедняжка.
– А лекарства давать не пробовали? – поинтересовался Борис.
Заболевая простудой, он тут же начинал глотать свой любимый и, кажется, кроме него никому не ведомый гугенотал. И на следующий день все проходило.
– Могу одолжить редкое по воздействию лекарство, – продолжил Борис.
Гриша страшно обрадовался подброшенной идее.
– Тут в аптеках ничего не допросишься. Все только по рецептам. Забегу к вам вечерком, если позволите! – выкрикнул он, убегая. Только мелькнули между деревьями его длинные красные шорты.
Ольга неприязненно подумала, что Гриша забежит не столько из-за лекарства, сколько поболтать. Опять будет ее выспрашивать про визит этой женщины. Жены или бывшей жены мифического брата. Может, и ей удастся что-то узнать об этом… этом… Хотя нужно ли узнавать?..
…Она и в самом деле занялась тут рисованием. С автопортретом ничего не вышло – лицо получалось каким-то непривычно растерянным, с безумно вытаращенными глазами. Этот рисунок она бросила, не докончив. Принялась за другой.
Вариации на темы балтийской мифологии. Два брата – мифических близнеца – сражаются друг с другом за одну женщину. Солнце и Луна соперничают из-за Земли…
Свой рисунок она слегка стилизовала под «скандинавскую древность». Братья напоминали древних викингов, а женщина – северную деву с длинной желтой косой.
Смешной эпизод с вульгарной женой брата (или даже бывшей женой брата), прискакавшей на курорт за ужасным Немо, преобразился в живую поэзию, стал прозрачным, холодно-сияющим, ритмичным. Ольга была довольна результатом – рисунок получился славным, с красивыми изгибами фигур, которые как бы вторили друг другу. Это был как бы общий танец, а не борьба.
Разглядывая сделанный цветной пастелью рисунок, Ольга продолжала размышлять, почему все же этот человек назвал ее женщиной мечты. Скорее всего, он не знал, как спровадить эту настырную бабенку, – она не желала уезжать. Вот он и указал на первую попавшуюся на глаза женщину, встретившуюся ему по дороге с вокзала. Решило дело то, что Гриша Элькин мог ему что-то о ней сказать. Сказал, должно быть, что художница, и это прибавило «поэтического флеру».
И тогда этот Немо нажал на самый сильный и болезненный рычаг – ревность, чтобы несносная бабенка-бухгалтерша убралась восвояси.
Ольга прямо-таки зауважала себя после этого объяснения. Все-таки она умная, хотя больше всего ценит интуицию. И в своей работе полагается только на нее…
Забежавший вечером Гриша подтвердил ее догадки. Действительно, уехавшая бывшая жена брата (ее звали Аллой) спрашивала у Гриши, что за женщину встретили они с Немо по пути к дому и не может ли Гриша дать ее адрес. А отказать он ей не мог, потому что… Тут такое странное совпадение. Жена ректора в институте, где он тоже немного подрабатывает – ведет курс современного делопроизводства, – дружит с этой Аллой. Алла его, можно сказать, и устроила на это место, еще когда жила в их доме. Гриша знал (вероятно, от самой Аллы), что она к Ольге заходила. Но вот зачем? – об этом он мог только гадать. Любопытство его распирало. Но Ольга хранила молчание. Да и что можно было сказать? Пришла на нее поглазеть? Глупо и странно! (Но ведь так и было!)
Гриша, заболтавшись, забыл бы, наверное, зачем пришел, если бы вышедший в коридор Борис (Ольга не хотела приглашать Гришу в комнату, где были разбросаны рисунки) не вручил ему несколько малюсеньких зеленоватых таблеток гугенотала.
– Владейте. Три раза в день после еды, и простуду как рукой снимет.
– Если не начнется что-то другое, – язвительно добавила Ольга, которая любое лекарство считала ядом и лечилась исключительно травами.
Гриша привычно рассмеялся, положил таблетки в карман брюк и добавил некстати (он ведь чужих слов почти не слышал):
– Представьте, Олечка, наш Немо оказался старым Казановой. Потасканным Дон Жуаном. Выяснилось, что Алла от него всю жизнь была без ума. Говорит, что из-за него развелась с мужем. Думаю, заливает. Он мне сам за бутылкой коньяка признавался, что терпеть ее не может. У них, правда, есть дочка. Сейчас уже взрослая. Живет отдельно… Олечка, а я так понимаю, что Немо и на вас глаз положил. Заприметил по дороге. Борис, вашу жену заприметил один сумасшедший!
Борис поправил очки и произнес совершенно серьезно:
– А почему вы думаете, Гриша, что мою жену может заприметить только сумасшедший?
Тут уж они все втроем расхохотались, причем громче всех сама Ольга…
…Она не замечала времени. Шла, словно сквозь него, рисуя, ловя образы проходящих мимо людей, радуясь солнцу, облакам, дождику, собакам, своим летящим, легким, перламутровым нарядам. Своей свободе, своей творческой искре, которая озаряла ей жизнь. Тому, что рядом с ней надежный и талантливый Борис.
Старый Казанова ее заприметил? Положил на нее глаз?
Как смешно, как нелепо, как трогательно! А пусть! Приятно, если она еще может кого-то увлечь! А вот сам Казанова вызывал у нее большие сомнения. Разве может он кого-то прельстить, кроме чудовищно вульгарной Аллы? Все явные признаки болезни, депрессии, маниакальности словно бы свидетельствовали о недосягаемой для нее самой, Аллы, утонченности и интеллигентности!
И все же напрасно, ой напрасно не поверила Ольга в чары старого Дон Жуана! Буквально на следующий день, когда они с Борисом шли к морю, Ольга зацепилась глазами за идущую впереди них пару. Она сразу узнала эту согнутую, еле переступающую ногами фигуру, одетую все в ту же застиранную серенькую рубашечку. А рядом порхала какая-то молодая особа в коротенькой цветной юбочке, длинноногая, тоненькая и юркая.
Бог мой! Еще одна! Откуда он их берет? Непостижимо!
Потянув мужа за собой, она свернула на другую дорожку. Сказала, что тут тенистее.
Вездесущий Гриша Элькин, у которого появилось наконец-то некое «дело» (и ощущающий живой интерес к этому «делу» Ольги), восторженно сообщил ей по телефону, что к Немо приехала нынешняя жена брата. Утешить его в горе. У них с братом, оказывается, умерла какая-то девяностолетняя тетка. И вдобавок какого-то родственника убили. Троюродного брата или дядю. Коммерсанта. И Немо впал в жуткую депрессию. Эту Катю Гриша прекрасно знает. Та еще штучка! И почему это приличные евреи каждый раз выбирают русских баб? (Гриша словно забыл, что сам был женат на русской.) Вот эти бабы и начинают чудить. С этой Катей сосед постоянно ругался, крики были слышны даже на их с Маечкой этаже – а они живут двумя этажами выше. Но Гриша не подозревал, что и вторая жена влюбилась в брата мужа и, судя по теперешнему приезду, собирается с ним остаться.
– Старикан стариканом, – хохотал Гриша, – а любому молодому даст фору. Вторую жену отбивает у собственного брата. Я его в доме видел считанные разы, а он не дремал. Скажите, Олечка, ну чем такой может привлечь женское сердце?
Ольга ответила резко и раздраженно:
– Ничем!
– Вот и я так думаю!
Гриша расхохотался и повесил трубку, довольный окончанием разговора.
…На плотных розоватых листах французской бумаги Ольга продолжила свою северную серию. Два витязя сражаются друг с другом, а за ними наблюдают три желтокосые северные девы. Луна борется с Солнцем, а три природные стихии – Земля, Вода и Воздух – ожидают исхода поединка.
И опять все круглится, все рифмуется, все бликует и отражается на этих праздничных светлых листах. Потому что Большой космос очищает все низменные и тяжелые страсти, делает их прозрачными и прохладными, как прибалтийский воздух, как прибалтийская вода и прибалтийская земля, на которой произрастают нежные, умеренно сладкие плоды.