Уже эти факты демонстрируют со всей очевидностью, насколько нелепыми являются утверждения о том, что Финляндия могла бы остаться в стороне от конфликта, если бы советская авиация не нанесла удар по ее территории 25 июня. Действительно, в день начала Великой Отечественной войны финское правительство заявило, что сохраняет нейтралитет. Однако Гитлер в тот же день недвусмысленно назвал Финляндию в числе стран, воюющих в Союзе с Германией.
И еще более недвусмысленными выглядели действия немецких военных кораблей и самолетов с финских баз. Возьмем для примера флот. Незадолго до начала вторжения в территориальные воды Финляндии прибыли две группировки немецких боевых кораблей. В районе Хельсинки базировалась 1-я флотилия торпедных катеров, группа минных заградителей «Кобра» и половина 5-й флотилии тральщиков. В районе Турку находилась 2-я флотилия торпедных катеров вместе с группой минных заградителей «Норд» и второй половиной 5-й флотилии тральщиков. При этом в Финляндии оказалось сосредоточено большинство торпедных катеров, которыми немцы располагали на Балтике. Закономерно, что и штаб командующего флотилиями торпедных катеров капитана цур зее Бютова находился в Хельсинки. «Тайное пребывание германских минных заградителей в шхерах Финляндии уже за неделю до начала войны является лучшим подтверждением существовавшей коалиции между Финляндией и Германией», – пишет Мауно Йокипии. В общей сложности к началу войны на финских базах находилось около 40 немецких боевых кораблей. В их число необходимо включить как минимум две подводные лодки, находившиеся с ведома и согласия финнов в территориальных водах страны в районе Турку.
Несколько сложнее оказалось взаимодействие в сфере авиации, хотя и здесь сотрудничество развивалось в целом успешно. Немецкие самолеты-разведчики начали полеты с финских аэродромов за несколько недель до начала войны. Стороны обменялись представителями в штабах военной авиации. К размещению большого числа немецких бомбардировщиков на финских аэродромах в Хельсинки отнеслись скептически, однако были готовы позволить немецким эскадрам использовать свою территорию для промежуточной посадки и заправки.
Немецкие корабли вышли в море в ночь на 22 июня. В их задачи входила постановка минных заграждений на выходе из Финского залива. Операция была проведена успешно. Уже в ночь на 23 июня на одно из этих минных полей попал отряд кораблей Балтийского флота, состоявший из легкого крейсера «Максим Горький», эсминцев «Гордый», «Гневный» и «Стерегущий». При этом «Гневный» был потерян, «Гордый» серьезно поврежден, «Максиму Горькому» оторвало носовую оконечность, однако крейсер остался на плаву и впоследствии огнем своей артиллерии защищал блокадный Ленинград. После этих событий по всем мыслимым и немыслимым международным стандартам ни о каком нейтралитете Финляндии не могло быть и речи.
Только случайность позволила избежать более крупных потерь с советской стороны. Командир одной из немецких подлодок, прикрывавших минные постановки, увидел на рейде Таллина линкор «Октябрьская революция» и запросил по радио разрешения на атаку. Разрешение было дано, однако из-за сбоев радиосвязи германский подводник его не услышал, а действовать по собственной инициативе побоялся.
Сами финны тоже действовали активно. Финские войска уже вечером 21 июня, за считаные часы до начала «Барбароссы», начали высадку на демилитаризованных Аландских островах. Советская авиация нанесла удар по финским кораблям. Проводная связь между Ханко и Таллином была перерезана по приказу финского командования.
Финские подлодки начали установку мин в территориальных водах СССР. Германский военно-морской атташе в Финляндии фон Бонин в своем дневнике записал: «Находившиеся сегодня в Финском заливе на задании финские подводные лодки получили разрешение командующего военно-морскими силами наносить удары, если им попадутся в высшей мере достойные цели (линкоры!) или возникнут очень благоприятные возможности для атаки». Мауно Йокипии описывает происходившее следующим образом: «В приказе, полученном финскими субмаринами, сформулированы задачи как по минированию вод на минимальном удалении от вражеского берега (иными способами выполнить эту задачу незамеченным было невозможно), так и определена наступательная тактика торпедных ударов. Приказ на его исполнение командирам подводных лодок был отдан капитаном третьего ранга (впоследствии командующим подводным флотом Финляндии) Арто Кивикуру. Он был отдан устно, на картах, доставленных из штаба военно-морских сил, были очерчены лишь районы действия. О выполнении секретного задания нельзя было даже делать запись в корабельном журнале. Когда командиры подводных лодок сравнили полученные ими задания, которые означали не что иное, как начало войны, в их головы закрались сомнения: нет ли здесь какой-то ошибки? Ведь германо-советская война еще не началась, не говоря уже о вступлении в нее Финляндии. И когда Киянен в качестве представителя командиров прибыл к Кивикуру для выяснения дела, он получил резкий ответ: „Выполняйте задание без всяких вопросов, за спиною стоит очень высокий начальник!“ Офицеры повиновались».
Фактически необъявленная война началась.
В своих мемуарах Маннергейм писал: «Нас прижали к стене: выбирайте одну из альтернатив – Германия или Советский Союз. Я вспомнил слова, произнесенные Сталиным осенью 1939 года в беседе с нашей делегацией: „Хорошо понимаю, что вы хотите остаться нейтральными, но уверяю вас, что это невозможно. Великие державы просто не позволят“. Не позволят, в этом мы уже убедились. Финляндия больше не может распоряжаться своей судьбой. И она, после того как было нарушено равновесие в Европе, была не первой страной, с которой случилось такое. Возможностей остаться вне ожидаемого конфликта практически не было. Первой предпосылкой такого чуда был бы отказ Советского Союза от нападения на нас даже в случае, если немецкие войска через Лапландию подошли бы к Мурманску, а второй – то, что Германия ни экономическим и никаким иным образом не вынуждала бы Финляндию выбирать сторону». Собственно, этими словами маршал опровергает утверждения о том, что его страна могла бы остаться нейтральной, если бы не советское нападение. 17 июня была мобилизована финская армия. По сути, в первой половине ХХ века мобилизация армии рассматривалась как пролог к практически неизбежной войне.
И все же выбор у финнов был. И этот выбор они сделали вполне самостоятельно, связав свою судьбу с судьбой Германии. Стоит оговориться: «они» – это не весь финский народ. «Они» – это узкая группировка финской военной и политической элиты во главе с маршалом Маннергеймом. Не случайно Йокипии писал: «Зарубежные страны отчетливо осознавали, куда склоняются события в Финляндии в июне 1941-го. Посол Швеции в политическом плане „знал все“ и ежедневно докладывал в Стокгольм о положении в стране. Накануне войны у нашего самого крупного торгового партнера, Англии, также имелись точные и верные сведения о развитии событий в Финляндии. Как же после этого можно утверждать, что Финляндия неожиданно вступила в войну? Потому, что народ Финляндии не знал о происходящем. Он являлся единственной стороной, которую не информировали, в какую сторону развиваются процессы, замалчивание успешно продолжалось и после войны. И может быть отчасти по этой причине многие финны до сих пор внутренне не осознали реального положения вещей».
Знаменитая операция советской авиации, в результате которой Финляндия якобы вступила в войну, была не более чем ответом на боевые действия, уже начавшиеся с финской территории. Советские бомбардировщики, поднявшиеся в воздух 25 июня, должны были нанести удар по аэродромам, на которые, как считали в Москве, базировались «Юнкерсы» (и которые действительно использовались Люфтваффе). Финские города были указаны в качестве запасных целей, и часть самолетов сбросили на них свой бомбовый груз. После этого финны могли со спокойной совестью объявить войну Советскому Союзу.
Почему же финны медлили и не напали 22 июня? Да по этой самой причине: война должна была выглядеть как можно более справедливой. Не только в глазах финского населения, но и для западных держав. Маннергейм не хотел окончательно рвать связи с Лондоном и Вашингтоном. Частично это ему удалось: США так и не вступили в войну с Финляндией. Англичане на протяжении примерно полугода пытались уломать финское руководство и лично Маннергейма прекратить авантюру и договориться с русскими. Маннергейм наотрез отказался – хотя, без всякого сомнения, в конце 1941 года мог бы выйти из войны на весьма благоприятных условиях.
Вторая причина финской «задержки» также лежит на поверхности. Сознавая численную слабость своей армии, финское командование вовсе не горело желанием нести большие потери. В идеале предполагалось вступить в войну уже тогда, когда немцы выполнят значительную часть работы. Финны изначально оговаривали свое более позднее вступление в войну во всех соглашениях с немцами. Предполагать, что Финляндия сохранила бы нейтралитет, в этой ситуации сложно.
В отданном 25 июня приказе № 1 Маннергейм прямо заявлял: «Заключенный мир был лишь перемирием, которое теперь закончилось». Немцы назывались здесь же «братьями по оружию». Вполне очевидно, что, если маршал рассматривал договор 1940 года как простое «перемирие», о возможности остаться в стороне от начавшейся советско-германской войны не могло быть и речи.
Еще один широко распространенный миф, связанный с «Войной-продолжением», – тезис о «параллельной войне». Дескать, финны не были союзниками Гитлера, а вели войну исключительно сами по себе и для достижения своих собственных благородных целей. А именно – возвращения утраченной в 1940 году территории. И снова в этом заявлении каждое слово – неправда.
Во-первых, если Финляндия не была союзницей Германии, то кого в этом случае можно назвать союзниками? «Параллельная война» подразумевает, что две страны сражаются против одного и того же противника, но практически не взаимодействуют друг с другом. Такую «параллельную войну» вели финны и белогвардейцы против Советской России в 1918–1921 годах. Стороны никак не координировали свои действия, н