ости момента… И всё равно пропустил.
Пропустил момент, когда застывшая ледяным изваянием фигура вдруг взорвалась стремительными, яростными, но изящными движениями. Росчерком ступни она обрисовала небольшой полукруг, крутанувшись на месте. Широкие концы шарфа взметнулись. Кулаки разжались, подбрасывая вверх серебристо-белую пыльцу, окутавшую ладную фигурку облаком тумана. Лучи заходящего солнца преломлялись на гранях особо крупных частиц, превращаясь в невообразимую игру света и тени. Мне чудилось, что за её спиной распахнулись огромные огненные крылья. А может, и не мне одному, судя по удивлённому выдоху. Кейн непроизвольно наклонился вперёд, слишком пристально разглядывая то, что происходило на импровизированной сцене.
Прогиб в спине, ловкий и быстрый. Взмах руки, плавный и осторожный. Мах ногой, агрессивный и почти невидимый. Покачивание бёдер, рисующее замысловатые фигуры, небольшие па и пируэты. Акробатические ужимки и неожиданные взлёты и падения. Раз за разом вслед взметалась ещё одна и ещё горсть пыльцы. Раз за разом по светлой, чуть тронутой загаром коже пробегали языки пламени (или света?), складываясь в легко узнаваемый силуэт… И мгновенно растворялись в новом движении танца. То раздражающе быстром и скомканном, то чересчур медленном и дразняще скользящем.
– Это не пыльца… – Горячий шёпот отвлёк меня от созерцания очередного совершенно невозможного для человека прогиба в спине.
Девчонка чуть не упала на землю, лишь в каких-то сантиметрах застыв над примятой травой. Шальные разноцветные глаза сверкнули колдовским огнём. Девушка прикоснулась указательным пальцем к губам, едва заметно качнула головой и продолжила свой зажигательный танец.
– Это магия, – всё не унимался мой любимый шизофреник, прижавшись ко мне так, что, будь я другого пола, немедленно врезал бы ему по лицу за прилюдное домогательство.
Но пол у нас с ним одинаковый, а родственная связь исключает любые инсинуации. И пока я не зажал его рот рукой, не отрываясь от представления, этот упырь потасканной наружности всё что-то бубнил мне в ухо.
– Цыц, охальник, – приструнил его я, пытаясь не упустить того, что вытворяла циркачка.
И к моему удивлению, Кейн послушно замер, даже дышать начал через раз, широко раскрытыми глазами уставившись на танцующую девушку.
А она меж тем продолжала рисовать лишь одной ей ведомые узоры. Изгибалась, раскрывалась, завораживала, перемещалась и создавала иллюзии, оживляя мечты. Я мог бы поклясться: каждый из нас видел в её движениях, в медленно оседающей пыли и всполохах пламени то, что хотел видеть. И у каждого это было что-то своё, личное, не доступное никому другому.
Наконец танцовщица замерла, прижав ладони к груди, задрав голову, вытянувшись стрункой, словно стремясь улететь в небо. И медленно опустилась на землю, разводя руки в стороны и низко склоняя голову. С кончиков тонких пальцев слетели огненные полупрозрачные лепестки, рассыпавшись в воздухе. Подхваченные лёгким порывом ветра, они устремились к зрителям, касаясь каждого. Не обжигая и не раня, а растворяясь под кожей ощущением чистой, ничем не замутнённой эйфории, счастья, радости. Нежности и ощущения дома.
Толпа молчала, переживая такое откровенное, недоступное тепло, разливающееся в душе, и не зная, как на него реагировать. Первым затянувшуюся тишину нарушил тихий детский смех. Маленькая девочка беззаботно засмеялась, хлопая в ладоши, и следом за ней это непосредственное веселье и радость подхватили остальные дети, стоящие в первых рядах зрителей. И циркачка улыбнулась, мягко, ласково, изящно вставая и склоняясь в традиционном поклоне.
– Спасибо, – беззвучно прошептал я, глядя в лицо циркачки.
Она склонила голову в лёгком кивке, откинув волосы на спину. И тут же переключила своё внимание на детишек, окруживших её и заваливших вопросами и восторгами. Каждому она ответила, каждого коснулась, каждому улыбнулась.
Я едва успел перехватить Кейна, порывавшегося затесаться среди радостной мелкоты, ухватив его за шиворот и вытаскивая с территории цирка, пока он не наделал каких-нибудь глупостей. Мой любимый шизофреник на этот произвол с моей стороны попытался было огрызнуться и вырваться, но я держал крепко. И на провокации не вёлся. И на улыбочки. И на огромные жалобные глаза. И на…
– Кейн, – устало вздохнув, поставил я некроманта на ноги и отвесил ему подзатыльник, когда тот снова надумал рвануть обратно. – Уймись!
– Не-а… Мне надо понять, как она это делает! – Дёргаться в сторону стоянки цирка этот сумасшедший не стал. Но на меня обиженно покосился. Да так, что я невольно стал вспоминать, у кого из детей я в недавнем прошлом умудрился отобрать конфетку. А сообразив, о чём думаю, отвесил этому пакостнику ещё один подзатыльник. В профилактических целях. Толку от них, конечно, чуть. Зато как мне полегчало… – Рат, а Рат… – Его хитрый прищур сулил много чего интересного, и не факт, что законного.
Впрочем, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы самогона гномьего и баб не требовало. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
– Чего тебе, чудище? – вопросительно вскинул я бровь, прикидывая, стоит ли искать одного интересного поставщика или разбор полётов над гнездом коррупции и чистой воды надувательства честных драконов можно отложить на завтра.
– А давай напьёмся? Я тут одно местечко подходящее знаю!
И, глядя в эти честные глаза, я кристально ясно осознал одну простую истину, мигом позабыв и о нерадивых поставщиках, и об обнаглевших продавцах, и вообще о том, что я тут вроде как по делам осел. Сглазил я, ворона упырева! Даром что дракон! И чует мой хвост, одним формальным присутствием я от этого безумца не отделаюсь. Когда Эльрону Кейну что-то надо, он, как и добрая половина моих хвостатых собратьев, прёт к намеченному с завидным упрямством. Не стесняясь в средствах и способах достижения желаемого, руководствуясь практичным и циничным принципом «Вижу цель, не вижу препятствий». Так что, очнувшись в таверне за одним столом с обожаемым щизофреником и ещё одним несчастным, попавшим ему под руку, я даже не удивился. Только поинтересовался, деликатно кашлянув и скосив глаза под стол:
– Не сожрёт?
– Исключительно послюнявит, – скупо откликнулся наш третий собутыльник, не выражая абсолютно никаких эмоций. И даже не морщась от крепости знатного первача, добытого Кейном откуда-то из-под полы.
Как в нашу компанию затесался Арти’нар, я перестал гадать после третьей стопки. После пятой мне стало плевать даже на то, что где-то там, под крепким дубовым столом притаилась так откровенно «обожающая» меня химера, любимый питомец алого дракона. А когда на место второй бутылки пришла третья, я мир воспринимал уже исключительно фрагментарно, предпочитая сидеть подперев щёку кулаком. В отличие от моих компаньонов. Тех с какого-то невиданного интереса пробило на жаркий околонаучный спор. Который не перерос ещё в мордобой исключительно из-за наличия на столе полупустой ёмкости с горячительным напитком и нескольких тарелок с закуской.
– А я тебе говорю, она – демон! – Кейн ещё и кулаком приложился по бедной столешнице, пытаясь нависнуть над оппонентом и задавить его хотя бы зрительно.
Вот только координация его слегка подводила, да и пытаться напугать Арти’нара – идея, заранее обречённая на провал. Я втайне подозреваю, что, даже если ему будут отпиливать хвост, Арти останется невозмутим, сух и совершенно безразличен.
– Нет, – спокойно откликнулся алый, скрестив на груди руки. На бедного некроманта он глядел с лёгкой, едва различимой насмешкой.
Тем самым прибавляя тому азарта, повышая изобретательность и подкармливая и без того неистощимую фантазию. Любопытно, таверна-то выстоит или придётся разоряться на компенсацию?
– Да! – пыжился и стоял на своём Кейн.
А я размышлял над тем, выпить ещё или всё-таки дать организму надежду на протрезвление и отсутствие похмелья у моей многострадальной головы. Рык, успевший перебраться на скамейку и с удобством устроивший голову у меня на коленях, согласно всхрапнул и дрыгнул всеми лапами, оставив на несчастной скамье внушительные полосы от когтей, скользнувших в опасной близости от моей ноги. Нет, не любит меня это чудовище, определённо не любит!
– Нет. – Арт флегматично выпил ещё одну стопку самогона, стойко проигнорировав закуску и выводя и без того контуженного на всю голову дракона на новый виток возмущения.
А эта зараза велась, как первокурсница на аленький цветочек, с завидным рвением и постоянством!
– Да!
– Нет.
– Да!
– Нет…
– Ик… – Я кое-как свёл глаза в кучку и поинтересовался: – А в чём, собственно, это… дело-то?
Взглядами, которыми меня одарили, можно было в склеп замуровывать. Я аж грешным делом опять принялся припоминать, чего натворить успел, где попался и каким таким образом надо хвост повернуть, чтобы избежать сурового возмездия. Однако, вспомнив, с кем имею дело, снова икнул и пододвинул к себе полупустую бутыль самогона. А два отчаянных собутыльника вернулись к прерванному спору. Только тон понизили до прочувствованного шипения, от которого завсегдатаи таверны шугались как чёрт от ладана. И чему удивляться, что вскоре вокруг нашего укромного столика образовалось приличное свободное пространство? Тем более спорщики жестикулировали так, что только чудом ничего не сломали! И не спровоцировали массовую драку. Одно понять не могу: кого это они так старательно разбирают на составляющие-то? Да ещё без его ведома?
– Да что ты можешь понимать в генетике, ошибка природы?! – не выдержал Кейн, грохнув кулаком по столу.
Бутылка жалобно зазвенела, ей вторила моя несчастная голова. А обнаглевший шизофреник ещё и зашипел, как перегретый чайник, когда понял, что Арти’нара его выпад ну ни капли не впечатлил. Тот только дёрнул уголками губ и поднялся со своего места, сдёрнул с моих коленей при-дремавшего Рыка и поставил его на стол, предельно вежливо поинтересовавшись у опешившего от такого поворота событий Кейна:
– По-твоему, я его создавал, глядя на себя в зеркало с дикого бодуна? Посмотрите внимательно, ваше темнейшество, протрите глаза, будьте так любезны! В нём… – Не обращая внимания на попытки химеры слинять обратно на нагретое место, алый дракон ухватил несчастного Рыка поперёк туловища и поставил на задние лапы. Тот жалобно заскулил, но его владелец оказался ещё той бесчувственной ящерицей. – В нём, как минимум, три генетических набора, взятых с представителей совершенно разных видов. Настолько разных, что в природе давно убили бы друг друга. Так что не тебе учить меня генетике, ошибка алхимического ритуала! Она – человек!