Астра вспомнила о ложной могилке в Покровском соборе и повернулась к Эрику.
– Бояриновы похоронили младенца?
– А как же! Я проверил. Могила существует…
– Вы ее видели?
– Лично нет. Я звонил директору кладбища, он смотрел записи. Я думал, мы вместе туда подъедем…
– Поехали! – скомандовала Астра.
– Прямо сейчас? – растерялся Эрик. – Как же Ярунова гора? Вы же хотели…
Вспыхнула молния. Оглушительный раскат грома потряс окрестности. Пустился ливень. Потоки воды стекали по стеклам «Пассата». Ямки на проселочной дороге мгновенно превратились в лужи.
– В следующий раз побродим здесь, на капище, – извиняющимся тоном произнес Матвей. – Если получится! Давайте, Эрик, показывайте, куда поворачивать…
Кладбище под дождем выглядело особенно мрачно. Дул ветер. Над крестами и памятниками торчали черные верхушки елей. В проходах между могилами стояла вода.
– Вы ноги промочите, – сокрушался Эрик, глядя на легкую обувь москвичей. – Может, отложим все это на завтра? Могила ведь никуда не денется!
– Ведите, – заупрямилась Астра. – Вы знаете, где это?
– Я тут набросал план…
Она раскрыла пестрый зонтик, под которым всем троим было не уместиться, и двинулась вслед за милиционером. Ливень чуть приутих. Матвей шел сзади, хлюпая по лужам и проклиная ее неугомонный характер. Обязательно в такую погоду месить грязь! Приспичило!
Эрик сгорбился и молча шагал, читая надписи на надгробиях. Пару раз он свернул не в ту аллею. На табличках и памятниках нередко повторялись одни и те же фамилии, в том числе и Бояриновых. Милиционер был прав: в городке проживало много однофамильцев.
– Вы не заблудились? – раздраженно осведомился Матвей.
В кустах сирени, нахохлившись, прятались от дождя воробьи и синицы. Он бы и сам не прочь был нырнуть в гущу зелени. Там хоть не так льет…
Эрик явно напутал в своем плане. Они уже вымокли с головы до ног, а детской могилки все не попадалось.
– Может, нам направо? – уныло спросила Астра. Она замерзла, идти было трудно, ветер рвал из рук зонтик. Ее волосы прилипли к щекам и шее, по спине текло.
– Где-то тут, кажется… – виновато бормотал милиционер. – Или вон там…
– Дайте сюда план!
Он протянул ей бумажку, на которой все расплылось. Могила ребенка Бояриновых была отмечена крестиком.
– У них был мальчик или девочка?
– Девочка…
– Постойте, я вижу! – она свернула в сторону и вскрикнула: – Сюда!
Они подошли к маленькому надгробию из серого гранита с выбитой надписью: «Ксюше Бояриновой от безутешных мамы и папы».
– Какой ужас, – прошептал Эрик, смахивая с лица воду.
Для оперативника он был слишком чувствителен.
– Могилка ухожена, – заметил Матвей. – Кто за ней смотрит, Эрик?
– Мне сказали, что Бояринов регулярно платит смотрителю кладбища, чтобы тот содержал захоронение в порядке.
– А сам он сюда приходит?
– Если верить источнику, крайне редко. Покойная мать ребенка каждый раз билась в истерике, и муж запретил ей посещать кладбище, – объяснил милиционер. – Он боялся за ее психику. А теперь, когда прошло столько лет, это потеряло смысл. Боль притупилась, память тоже.
– Кто же ваш «источник»?
– Жена смотрителя, – признался Эрик. – Я случайно встретил ее в городе и…
Астра перестала его слушать, захваченная чудовищной мыслью: пробраться сюда ночью и раскопать могилу. Вдруг там вместо младенца тоже нарядно одетая кукла?
Она имела неосторожность поделиться этой мыслью с милиционером. Тот ужаснулся:
– Вы с ума сошли! На каких основаниях? Никто не даст разрешения на эксгумацию…
– А мы сами, без разрешения.
– Ну уж нет! – возмутился Эрик. – Осквернение могил преследуется законом.
Матвей горячо поддержал его. Не ровен час, Астра ночью потащит его с лопатой на кладбище. С нее станется!
– Где похоронена жена Бояринова? – заинтересовалась Астра.
– На другом конце кладбища.
– Почему не здесь, рядом с ребенком?
– Это давняя могилка, места не оставлено, как видите.
Ливень припустил с новой силой, и троица чуть ли не бегом вернулась к машине. Астра насупилась и молчала. Эрик искоса поглядывал на нее. Слова о кукле заставили его задуматься.
– Зачем Бояриновым могла понадобиться такая дикая ложь? – недоумевал он.
– История знает подобные случаи…
– Вы намекаете на Соломонию Сабурову? Но Бояриновы не имеют отношения…
– …к царскому роду? – подхватила Астра. – Бесспорно. Зато они могут иметь отношение к чему-то другому…
Бояринов приехал домой не в духе. Появление столичных «журналистов» и разговор в беседке беспокоили его. Что они явились вынюхивать? Почему расспрашивали про Надежду и Ульяну?
– Маняша, ты где? – крикнул он в глубину коридора.
– В кухне! – отозвалась та. – Мойте руки, Николай Порфирьевич. Гусь поспел.
Секретарша готовила ужин. Год назад домработница уволилась, и Бояринов нашел выход из положения, переложив ее обязанности на родственницу. Вопреки ожиданиям, та не сопротивлялась. Кажется, ей доставляли удовольствие хлопоты по хозяйству. Уборки стали редкими, зато Маняша вкусно стряпала.
Николай Порфирьевич даже начал поправляться, впервые после смерти жены. Той было скучно сидеть за семью замками, и она развлекалась кулинарными изысками. Пельмени, пирожки, домашние соленья и варенья давали выход ее творческой энергии. Супруг, который любил поесть, сильно раздобрел. Когда жены не стало, он сбросил лишний вес и продолжал худеть, пока за стряпню не взялась секретарша.
Маняша вытащила из русской печи гуся и разделывала тушку, когда хозяин тяжело опустился на кухонный диванчик. Дом был оснащен современной бытовой техникой, но русская печь являлась предметом особой гордости Бояринова. Он обожал блюда из печи.
Секретарша положила ему на тарелку румяную гусиную ножку. Хозяин выглядел осунувшимся, под глазами набрякли мешки.
– Был трудный день? – спросила она.
– Черт бы побрал этих любопытных проныр!
– Каких проныр?
– Да приходили ко мне двое… шпионов. Наверняка их подослал этот воротила, который положил глаз на мою гостиницу!
В глубине души Николай Порфирьевич желал бы, чтоб так и было, но в его голову закрались сомнения.
Маняша подавила улыбку. Бояринову повсюду мерещились если не шпионы, то воры или бандиты. Она подозревала, что у него развивается мания преследования.
– Вы поешьте, поешьте…
Одним из правил домашнего уклада Бояриновых были совместные трапезы. Николай Порфирьевич ненавидел ресторанную еду, считал, что от нее портится желудок. Он откусил кусочек гуся и похвалил:
– Отменное мясо! Во рту тает.
Маняша деликатно грызла крылышко, вытирая губы салфеткой. И правда вкусно. Запах божественный, корочка хрустящая, соли и специй в меру… Ни в электрической духовке, ни тем более в микроволновке так не зажаришь.
– Чудо эта ваша русская печка!
– Наша печка, – поправил ее Бояринов. – Привыкай, голубушка, теперь мы с тобой вдвоем остались хозяйничать.
Он мигом обглодал косточку.
– Еще положить?
– Давай грудку, пожалуй, да водочки анисовой плесни…
За едой Николай Порфирьевич предпочитал молчать, дабы не портить аппетит дурными разговорами. На сей раз он сделал исключение.
– Гляди, в дом никого не пускай! Они же наглющие! Могут и сюда вломиться.
– Кто, шпионы?
– Ты не смейся! – вспылил он. – Они тебя вокруг пальца обведут да в дураках-то и оставят! Лучше не выходи никуда пару дней… или даже неделю.
– Я и так за забор ни ногой…
– Вот и сиди! – непонятно от чего рассвирепел Бояринов. – И по телефону ни с кем не болтай.
– С вами хоть можно?
– Только со мной!
– Хорошо…
Он опрокинул граненую рюмку водки и закусил квашеной капусткой. Кусочек моркови застрял у него в бороде. Секретарша прыснула – она совсем не боялась грозного работодателя.
– Хихикаешь? – с сердцем произнес он, наливая себе еще водки. – А мне, дорогуша, не до смеху!
– Вы бы не пили больше, Николай Порфирьевич. Давление поднимется.
– Оно уже и без того поднялось! Пару таких ходоков, как нынешние, и можно гроб заказывать. Тьфу-тьфу! – суеверно сплюнул он. – Язык – первейший враг человека. А? Как думаешь, голуба?
– Вижу, вы сильно расстроены.
– Будешь тут расстроенным…
Он снова потянулся за бутылкой. Маняша проворно убрала ее со стола.
– Хватит вам, ей-богу! – рассердилась она. – Ночью плохо станет, а я уколы делать боюсь. Придется «Скорую» вызывать.
– Никаких врачей я к себе не подпущу. Запрещаю, слышишь? Духу постороннего чтоб в доме не было! – При этих словах лицо Бояринова налилось кровью, глаза засверкали. – Дай сюда бутылку! Молода ты еще меня учить! Я сам знаю, чем лечиться. Водка – лучший доктор для русской души.
– Ай, ну вас… – обиделась секретарша.
– Иди в свою комнату, дорогуша, приляг, телевизор включи. Ты собаку спустила? – спохватился он. – На отшибе живем! Безо всякой охраны. Сейчас много охочих до легкой добычи развелось.
– Ох, накаркаете, Николай Порфирьевич! Наняли бы охранника, если боитесь.
– У меня кошелек не резиновый, – отрезал Бояринов. – Иди, спусти Лютого.
Дом окружал высокий глухой забор, на ночь по двору выпускали бегать сторожевого пса по кличке Лютый. Характер овчарки полностью соответствовал имени. Она кидалась на чужих без раздумий, о чем знали все жители этой окраинной улочки.
Маняша не стала перечить хозяину и послушно отправилась во двор, к вольеру. После ливня в воздухе стояла холодная сырость. Лютый радостно вырвался на свободу, побежал по дорожке в мокрый сад…
Она поднялась в свою спальню на втором этаже, распахнула окно. Молодые яблони этой весной цвели густо, пышно, обещая обильный урожай. Теперь ветки были усеяны зелеными яблочками. С лугов тянуло запахом душицы и таволги…
Маняша со вздохом уселась на широкий подоконник, обхватила руками колени. Ночное небо все еще дышало дождем. Было слышно, как носится по траве между деревьев овчарка, где-то в соседнем дворе бранятся муж с женой… Опять он пришел пьяный, а она отчитывала его и грозилась забрать детей и уйти к матери.