Из всех сундуков в их доме отец больше всего заботился об одном-единственном. Он не был набит золотом или самоцветами. В сундуке одиноко лежал небольшой футляр темного дерева, и Брент никому не позволял даже сдувать с него пыль.
Мать не дождалась Петера из одного из самых долгих его плаваний. Чахотка испепелила пожилую женщину всего за несколько месяцев, и как ни гнал Петер шхуну, как ни раздувались по ветру багряные паруса, застать мать живой у него не вышло.
Теперь Петера ничто не тянуло к берегу. Отец старел, становился брюзжащим, занудным, даже невыносимым. Пристенсен не признавался себе, но в душе почти не испытывал теплых чувств к нему. Плавания его стали дольше, ограбления жестче, добыча богаче. Магистрат по-прежнему покрывал деятельность пиратов, называя их путешественниками, торговцами, как угодно, лишь бы скрыть их низкий промысел. Но взамен они брали все больше, запросы Магистров росли, и Пристенсену с командой стало хватать лишь на собственные повседневные нужды и обслуживание шхуны.
Петеру в последние годы стало казаться, что жизнь больше ничем не способна его удивить. Он столько повидал в плаваниях, столько раз был в опасной близости от гибели, столько терял и обретал, что все дни сливались в сплошное пестрое покрывало, которые так любила шить из лоскутков его мать, когда была жива.
Но тот день он запомнит надолго. Если не на всю жизнь.
Петер только вернулся из не очень удачного плавания. Всего-то добыли мешок шафрана да пару мешков кукурузы. Негусто для всей команды. Отец, совсем одряхлевший, сидел в любимом кресле перед камином и с тревогой смотрел в окно. На небе бурчала туча, и Петер запер ставни, ожидая грозу. Отец бормотал что-то неразборчивое, какой-то бред о чьем-то возвращении. Петер лишь прикрикнул на старика и отправился на кухню.
Но туча разразилась далеко не обычной грозой. Гремело так, будто все морские черти собрались на шабаш, готовые обрушить на Авенум вековые проклятия. Ветер просачивался в самые узкие щели, заставляя огонь в лампах нервно плясать, бросая на стены дрожащие тени. Отец заметался по дому, что-то непрестанно повторяя, и Петер подумал, что это очередная старческая причуда. Но Брент дрожащими от волнения пальцами открыл свой заветный ларец, пошарил внутри и принялся совать в руки сына тот самый деревянный футляр, который так оберегал всю жизнь.
А потом небо над городом сотряс мощнейший раскат грома, ветер все-таки сорвал деревянные ставни с петель, а старик вдруг превратился в поморника, расправил серые крылья и со скрежещущим криком вылетел в окно.
Петер сразу решил, что это фокусы Магистрата. Старикам не нравилось, что их доля в добыче в последнее время стала меньше, и, видимо, так они проучили пирата-торговца, провернув эту штуку с отцом. Пристенсен видел достаточно дьявольщины, которую при желании можно было объяснить какими-то заумными физическими и природными явлениями. Но для обращения старика в поморника явно требовалось колдовство.
Дом чудом уцелел в бурю, только крыша кое-где не выдержала. Едва гроза утихла, Петер оседлал коня и погнал его в Биунум, к Магистрам, не забыв прихватить чертов футляр, с которым так носился отец.
– Господин Пристенсен, Глава ожидает вас, – заволновался мальчишка-служка и повел Петера к старому Колдовуксу по пыльным коридорам. Магистры сидели на сундуках с золотом, а нанять в Библиотеку уборщицу отчего-то не хотели.
С тонкой желтушной кожей, покрытой сетью морщин, с длинными седыми волосами Колдовукс был похож на какую-то немощную мартышку, и даже расписная богатая мантия не спасала положения. Служка учтиво поклонился и поспешил убраться на свой пост, а Петер решительно прошел к Главному Магистру и уперся кулаками в лакированный стол.
– Я отдаю вам то, о чем мы договаривались! Пятая часть – разве этого мало?! Я не укрываю от вас ничего! За что вы сделали это с отцом? Что вам еще от нас нужно?!
– Я терпеливо жду, когда вы успокоитесь, – проскрипел Главный Магистр и внимательно взглянул на Петера своими прозрачными зелеными глазами.
Пристенсена вдруг ожег стыд, будто он был малолетним пацаном, которого застукали за разграблением чужого сливового сада. Он замолчал, глубоко вздохнул, усмиряя бушующий в сердце гнев.
– Вы заколдовали отца из-за того, что недовольны моей последней добычей? – произнес он уже спокойнее.
В глазах Главы промелькнуло что-то очень похожее на изумление. Будто он понятия не имел о том, что произошло с Брентом…
– Что, вы говорите, произошло с вашим родителем? – спросил волшебник.
– Обратился в поморника и слинял в окно, – буркнул Петер. Он без разрешения устало опустился в обитое бархатом кресло и сжал пальцами переносицу. Он устал. Устал зависеть от Магистров. Устал грабить и слышать проклятия в спину. Устал от городских пересудов. Устал даже от моря.
– Интересно, – протянул Колдовукс и встал со своего места, задумчиво поглаживая жидкую бороду. – Оч-чень интересно…
Главный Магистр принялся копаться в свитках и книгах, что-то выискивая. Петер вдруг вспомнил об отцовском футляре и протянул его старику.
– Взгляните. Перед тем как стать поморником, отец что-то говорил об этой вещи.
Колдовукс уставился на футляр так, будто Пристенсен предлагал ему ядовитую змею или самого морского черта, но все-таки протянул свои узловатые пальцы и сомкнул их на древесине, изрезанной рунами.
– Поразительно… – выдохнул Колдовукс, рассматривая пожелтевшую страницу, которая, оказывается, все это время скрывалась внутри футляра.
– Может, вы уже объясните мне, что происходит? – снова теряя терпение, воскликнул Петер. Его всегда раздражали эти Магистры, скользкие типы, жаждущие отхапать последнее у честных горожан. Каждые полгода – новые налоги, новые законы, новые сборы.
– Это чудесно, что вы пришли, господин Пристенсен, – сказал Главный Магистр. – Вы сослужите мне службу? В последний раз. И потом можете плавать и грабить, сколько ваша пиратская душонка пожелает.
Петер с подозрением посмотрел на него. Странно, очень странно, что Главный Магистр сам предлагает ему освобождение от уговора, заключенного еще с отцом. Либо случилось что-то очень серьезное, либо его просто пытаются обмануть.
– Я буду свободен? И вы не повесите меня и мою команду на площади? – спросил он.
– Вы будете абсолютно свободны от налогов, и никто в королевстве не скажет о вас ни единого дурного слова. Но это лишь в том случае, если вы сделаете то, о чем я вас попрошу, Петер.
– А если не сделаю?
– Вот тогда я с удовольствием вас повешу, предварительно рассказав о ваших отнюдь не благородных «подвигах». Может быть, вы сами умрете от стыда, когда ваш дом начнут штурмовать обезумевшие от ярости вдовы тех несчастных, чьи корабли вы загубили. Выбор всегда есть, Петер. – Волшебник улыбнулся так мерзко, обнажив полусгнившие зубы, что пирата передернуло.
– Я у вас на крючке, правильно? – сглотнув, спросил он.
– Вы давно у меня на крючке, так же, как и ваш отец, – пожал плечами Главный Магистр. – Ну, так что?
– Выкладывайте, что там за дело, – махнул рукой Пристенсен, размышляя, как он расскажет команде о том, что стало с отцом. Не перестанут ли они его уважать после этой бредовой истории?
– Послушайте меня внимательно, Петер, – серьезно сказал Колдовукс. – Не перебивайте и не спорьте. И отбросьте ваш скептицизм. Я уверен, что вы меня правильно поймете. Много лет назад мы, Магистры, заключили Договор с нашими соперниками. Нам нужно было, чтобы магия разошлась поровну между нами – людьми-колдунами – и… другими.
– Вы будете рассказывать мне басни про демонов? – усмехнулся Петер. – Даже если вы когда-то владели магией, в чем лично я сомневаюсь, то чем же вас не устраивало положение дел?
– Это не басни, а реальность давно ушедших дней, – вздохнул волшебник. – Сейчас мы сильно сдали, а когда-то Магистрат считался действительно мощнейшим орденом колдунов. Магия людей и магия альюдов всегда была разной, приспособленной для различного колдовства. Примерно как мясо и овощи, – ухмыльнулся Главный Магистр. – Всё вместе даст прекрасное рагу, вы согласны? Так же и здесь. Соединение двух сторон магии могло бы дать больше сил и нам, и тем, альюдам. Поэтому создание Манускрипта, величайшей магической книги времен, и заключение Договора интересовало и тогдашнего Главу Магистрата, и Вольфзунда, верховного Альюда. Но Магистрат преследовал немного другую цель.
Мы хотели устранить альюдов, если не навсегда, то хотя бы на несколько сотен лет. Они растлевали людей доступностью магии. Понимаешь, Петер, тогда каждый мог прийти к альюдам и попросить сотворить любое волшебство, будь то чудесное исцеление от болезни или горшочек с золотом. А взамен они брали что-то несущественное, но нужное им самим для составления их темных зелий и плетения самых страшных заклятий: прядь волос, первый молочный зуб, слезы ребенка, капельку крови. В исключительных случаях брали плату человеческой волей. Тогда как мы, Магистры, оказывали магические услуги просто за золото. Но колдунам-людям было не под силу сохранять жизнь, прогонять болезнь или даровать богатство. Мы торговали амулетами, оберегами, зельями, свитками с заговорами, а альюды исполняли желаемое моментально, используя свою особенную, древнюю и черную магию. Конечно, дремучий народ тянулся к ним, а не к нам.
Силы Магистров хватило, чтобы вставить в Договор проклятие, запечатывающее альюдов в небытие на пять сотен лет. Как только Вольфзунд поставил на бумаге свою подпись, все их племя захватил вихрь и унес из нашего мира. Но магия отчего-то не подчинилась нам, оказавшись заключенной в Манускрипте. Это нас, разумеется, расстроило, но главная цель была достигнута: конкурентов больше не было, а значит, за любой магической помощью люди пойдут к нам. И неважно, владеем мы магией в полной мере или нет. Мы можем продавать им сущую ерунду, и доверчивые горожане будут надеяться, что им это поможет.
Вероятно, объединенная магия как стихия признавала именно двух владельцев, и в отсутствие одной из сторон работать не желала. Вольфзунд, скорее всего, подозревал, что мы можем пойти на хитрость, и тоже заколдовал Договор. Видимо, поэтому с твоим отцом и произошло превращение.