– Почему ты не хочешь помочь мне? Почему ты оставляешь мою мать умирать? – закричал Ханер, еще сильнее тряся Алиду, как беспомощную куклу. – Неужели так сложно признаться? Ты одна из них! Я сразу понял, что ты ведьма!
Поезд остановился, и последние слова конюха прозвучали непривычно громко. На Алиду уставились десятки глаз, и каждый взгляд, даже детский, был полон удивления и неприкрытой злобы.
Алида резко укусила Ханера за запястье, и конюх, вскрикнув, наконец отпустил ее. Алида вскочила со скамьи и, перепрыгнув через мешок усатого мужчины, бросилась к дверям, расталкивая тех, кому не досталось места на скамьях.
– Она ведьма!
– Из-за нее загорелся порт!
– Это она подожгла!
– Ловите!
– Сожжем ее саму! Отправим в Преисподнюю! – завопили люди со всех сторон. Кто-то схватил ее, но Алида ловко брыкнула его пяткой, и тот, охнув, отпустил ее. Вагон наполнился криками и плачем напуганных детей. Ее хватали за руки, за волосы, за платье, и Алида изо всех сил старалась не поддаваться панике в этой толпе искаженных яростным безумием лиц. Она лягалась, кусалась, извивалась, протискиваясь к выходу, а вслед ей летели страшные и обидные проклятия.
Двери со стеклянными прямоугольными окошками были уже совсем близко, и Алида рванула вперед со всей силой, на которую были способны ее натертые и обожженные ноги.
Она в несколько прыжков оказалась у дверей и с силой толкнула их, впуская в тускло освещенный тамбур лиловые предрассветные сумерки. «Получилось», – радостно подумала Алида.
Чьи-то цепкие пальцы схватили ее за подол платья, оттягивая назад. Она оглянулась и увидела лицо Ханера. Конюх криво ухмылялся, как безумный, обрадованный своей поимкой. Алида рухнула на колени, и на секунду ее ослепила острая боль от удара о металлический пол. Двери тамбура распахнулись, и несколько мужчин ввалились в крохотное помещение, готовые броситься на Алиду и растерзать ее, не дожидаясь суда.
Она отчаянно рванула ткань, обламывая ногти до мяса, и старое полотно нехотя поддалось. Юбка с треском оторвалась, обнажая худые белые ноги, и пальцы Ханера теперь сжимали только кусок расшитой ткани. Алида спрыгнула с поезда и бросилась напрямик через станцию, врезаясь в лоточников, переворачивая нехитрые витрины с калачами и морсом и собирая еще более длинный шлейф из проклятий в свой адрес.
Она бежала, не чувствуя ног, не чувствуя ничего, кроме страха и отчаянного желания спастись. В мглистой темноте чернел лес с острыми пиками еловых макушек, и беглянка припустила к нему в надежде, что чаща защитит, скроет от злобных глаз, обнимет ветвями, как родное дитя, и пригреет на своей хвойной груди.
Настил станции сменился влажным от росы мхом, который приятно охладил стопы. Алида бросилась в кусты, и на нее посыпались холодные капли росы, упав с потревоженных веток. Крики за ее спиной раздавались уже не так часто и громко, но она продолжала бежать, пока оставались силы.
Впереди сквозь ветви забрезжил тусклый рассвет, будто лучи проходили через мутное стекло. В роще запели иволги, то выводя причудливую трель, то взвизгивая. Алида обхватила руками черный липовый ствол и остановилась, с трудом переводя дыхание. Сердце никак не желало успокаиваться и стучало как сумасшедшее. В боку кололо от быстрого бега, оголенные ноги покрылись новыми ссадинами от хлестких веток кустов. Алида тяжело осела на землю, на влажный мох и обхватила плечи руками, стараясь согреться и успокоиться. Дыхание вырывалось у нее серебристыми облачками: в роще ранним утром было прохладно.
Голову наполнили звенящая пустота и острый холод одиночества. Даже Мурмяуза не было рядом, чтобы поддержать ее. Алида прикрыла глаза и устало вздохнула.
«Как я могла умудриться потерять все, просто выйдя из дома? – спрашивала она себя. – Почему мне так не везет?»
Ветер зловеще зашелестел в кронах деревьев, в вышине каркнул ворон. Алида продрогла до костей, пальцы и кончик носа немели от холода и влажности. Ей вспомнилось, как по вечерам они с бабушкой пили крепкий чай с мятой, а яркий месяц насмешливо заглядывал к ним в окно, и его острые края напоминали не то кошачьи ушки, не то козлиные рога.
Но теперь эти беззаботные дни ушли безвозвратно, растаяв в мглистом тумане настоящего. Она так и не добилась от Вольфзунда ничего, что помогло бы вернуть бабушку, зато связала себя новым обещанием. Алида не представляла, как она сможет собрать Манускрипт для Альюда, тем более что и свою страницу она упустила. Неужели демон специально дал ей невыполнимое задание? Забрал ее волю в вечное услужение, а выполнять свою часть сделки и не собирается: вряд ли ей под силу собрать книгу, а если она не справится, то и Вольфзунду незачем будет превращать наставников.
Алида свернулась калачиком у корней липы и подышала на пальцы, согревая их. Ее уже не заботило, что ее могут тут найти и казнить, приняв за ведьму. Ведь если все, что с ней произошло за последнее время, было ее личной битвой, то она ее уже проиграла.
Глава 7,в которой Кемара хочет выслужиться
Кемаре казалось, что она бежит уже целую вечность, а лестница все не заканчивается и вьется под ногами, словно гадюка. От нескончаемого полчища ступенек, мелькающих перед глазами, у нее кружилась голова, но она не сбавляла шаг. Ей надо спешить, иначе Хозяин будет злиться. А его гнев опасен.
Она специально бросилась к запасной лестнице, чтобы не привлекать лишнее внимание. Она благодарила Первого Волшебника за свой талант обнаруживать тайные ходы и запасные выходы, поскольку это уже не раз выручало ее.
Шаги громко отзывались в тишине, но громче их, казалось, звучит стук ее сердца. Кемара была так взволнована, что не сразу заметила, как по щекам катятся слезы. Бусы на груди постукивали друг о друга, и она вспомнила, как зловеще стучали зубами музыкальные черепа во время праздников в Птичьих Землях в те времена, когда силы альюдов били ключом. Ей никогда не нравилась та музыка, но сейчас, вдали от дома, она даже скучала по этим грубоватым ритмам.
Кемара мечтала о том, чтобы принять на минуту свой настоящий, родной облик и слететь по лестнице за считаные секунды вместо того, чтобы неуклюже бежать, рискуя в любой момент оступиться и пересчитать оставшиеся ступени собственным затылком.
Но она была не властна над перевоплощениями. Изменять ее вид, проявляя человеческую или другую, истинную, сущность мог только Окэлло – Хозяин, так называли его на ее родном языке.
В этой части Библиотеки было сыро и холодно: запасные лестницы и тайные коридоры, которых Кемара обнаружила здесь предостаточно, не отапливались, и кожа на руках и ключицах покрылась неприятными мурашками. Кемара вздрогнула, вновь взглянув на свои бледные и худые руки. Она никак не могла привыкнуть к тому, как выглядит. Раньше ее быстрые крылья взрезали воздух, а зоркие глаза различали внизу каждую травинку… Но теперь родное тело возвращалось к ней только по велению Хозяина, а все остальное время она вынуждена проводить в неуютном человеческом облике.
Впереди наконец замаячил тусклый свет факелов, освещающих коридор. Она облегченно вздохнула и прибавила шаг. Кемара боялась опоздать. Если ее кто-то опередит, Окэлло будет в ярости. А гнев Хозяина не просто страшен. Он смертельно опасен и для нее, и для ее сестер. А ведь именно ради них Кемара пошла на это. Когда голос совести громко кричал в ее голове, она могла немного успокоить его, только вспомнив облик милых сестер Креаты и Рикиты.
Кемара перепрыгнула последние ступени лестницы, пересекла короткий, освещенный факелами коридор и выбежала к двери. Озябшие пальцы впились в холодный металл засова, и через несколько мгновений борьбы дверь с легким скрипом подалась вперед. Кемара нетерпеливо толкнула ее рукой, желая скорее оказаться на улице и завершить поручение Хозяина.
Холодный ветер обхватил цепкими пальцами ее голые плечи, и Кемара вздрогнула. Стоило захватить из лавки верхнюю одежду на вечер… Она остановилась у выхода и принялась всматриваться в вечерний мрак улицы, пытаясь понять, в какую сторону выходят окна той самой башни.
Слева по улице катили конные экипажи, и до ушей Кемары донесся беззаботный смех. Несмотря на странные происшествия последних вечеров, горожане еще не утратили способность веселиться. Похоже, некоторых людей не так просто запугать. Или речь Магистрата успокоила народ? Определенно, человеческий род ей не понять. Ветер качнул уличный фонарь, и оранжевый отблеск мазнул по мостовой, выхватив из темноты дальний участок тротуара.
Кемара охнула, увидев то, что искала.
На темных камнях светлело пятно, которое издалека можно было принять за груду тряпья. Но она знала, что это на самом деле. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что сюда никто не идет, она бросилась по улице, шлепая босыми ногами по камням.
Видит Первый Волшебник, она не хотела этого делать. Но разве ей приходилось выбирать? Разве она была в том положении, чтобы делать только то, что ей хочется? Хозяин отдал ей очередной приказ, и, глотая слезы, она выполнила его. Ради сестер…
Кемара спряталась за углом перед коридором, ведущим в зал, и достала из сумки две наспех сделанные куклы. Одна из них изображала русоволосого юношу, другая – рыжего. У каждой куклы на шее был намотан волос того, кого изображали эти колдовские игрушки. Добыть волоски было несложно. Сложнее разыграть сценку, как в детском кукольном театре. По сюжету одна игрушка должна толкнуть другую – на первый взгляд, нехитрый ход. Только, в отличие от театра, все это происходило в действительности, и живые люди повторяли каждое движение кукол, как в зеркале.
Кемара взяла в правую руку фигурку русого парнишки и ударила ею другую куклу, которую специально слабо держала пальцами левой руки. В зале послышался тревожный звон, будто тело ударилось о стекло. Кто-то заохал, но больше ничего не произошло. С первого раза не получилось. Кемара стиснула зубы. Значит, недостаточно сильно хотела. Впрочем, она вообще не хотела. Она перевела дыхание, желая успокоить бешено колотящееся сердце. Хозяин все видит. Он накажет, если заметит недостаточное рвение. Накажет не только ее, но и сестер, а они здесь ни пр