Сергей заприметил одну из полянок, где устраивались перекуры. Пионеры притащили сюда два пня и старый колченогий стол. Головкин облюбовал поваленное дерево, метрах в тридцати от этого места, уселся на него и принялся курить одну сигарету за другой, наблюдая за стайками подростков. На него никто не обращал внимания. Мало ли рабочих отлынивает от своих обязанностей в погожие летние дни?
Каким образом Сергею удалось проездить пару часов на электричке и остаться в том же Одинцовском районе, он и сам бы объяснить не смог. Казалось, всю дорогу Головкин сомневался, отъезжая сначала немного вперед, а затем заскакивая на электричку, возвращающую его в Одинцово.
За час до отбоя через дыру в заборе вылез подросток лет четырнадцати. На дворе стоял август, и было уже достаточно темно. Мальчишеская фигура терялась среди деревьев. Виднелся лишь огонек сигареты, и чувствовался едкий запах дешевого табака.
Сергей поднялся, выкинул окурок и направился к пареньку.
– Не поможешь мне мешок из леса донести? – спросил Головкин, приблизившись вплотную.
– Мешок? У меня времени нет, скоро отбой, – ответил пионер, тревожно озираясь на дыру в заборе. Они договорились с приятелем встретиться здесь, чтобы перекурить и обдумать, где бы достать спиртное, чтобы пронести на дискотеку. Общаться с этим подозрительным типом ему совсем не хотелось.
– Я заплачу. – Сергей решил попытать удачу еще раз.
– Я же сказал, отбой скоро, меня искать пойдут, а потом из лагеря выгонят, – раздраженно ответил подросток, презрительно смерив взглядом незнакомца. Он выкинул дотлевшую сигарету и сделал шаг в сторону лаза в ограде, но уже в следующую секунду его мир померк. Странный мужчина бросился к нему и заломил руку так, что захрустели кости и подкосились ноги.
Головкин достал из кармана нож и показал его мальчику.
– Будешь сопротивляться? – спросил он спокойным тоном, с прежним напускным дружелюбием. Мальчик замотал головой и всхлипнул. Он еще раз бросил взгляд на лаз в заборе, но там по-прежнему никого не было.
Головкин вытащил приготовленный заранее холщовый мешок – в таких продавались гвозди и шурупы – и натянул его на голову жертвы. Дезориентированный подросток теперь был полностью в его власти. Сергей закинул за спину болтавшуюся под ногами сумку и повел мальчика в глубь леса. Тот почти не сопротивлялся, но то и дело спотыкался и падал, чем безумно раздражал.
– Не спотыкаться! – зловещим, холодным тоном, приговаривал Головкин, толкая паренька в спину.
Когда подросток оступался, Сергей еще сильнее заламывал ему руки, мальчик начинал хныкать и просить отпустить его.
– Что я вам сделал? Вы понимаете, что сейчас меня по всему лесу будут искать? Милицию вызовут, вы понимаете? – причитал он.
– Часто у вас сбегают за территорию? А сколько раз милицию вызывали? – Сергей сделал паузу. Мальчик молчал. – То-то и оно. Врать нехорошо, тебе не говорили?
Сейчас он чувствовал себя героем документальной хроники времен Второй мировой. Точно так же, согласно тем кадрам, гестаповцы вели в лес на расстрел евреев (а может, и не евреев, – Сергей мало интересовался тем, кого именно расстреливали). В этот момент подросток в очередной раз споткнулся, и Головкин со всей силы заломил ему руки.
– Не спотыкаться, я сказал, – рявкнул мужчина.
Мальчик упал, и Головкин в первый раз ударил его ногой в живот. На голове паренька все еще оставался холщовый мешок, поэтому насильник не мог видеть искаженного болью лица. С одной стороны, ему хотелось снять мешок, но с другой – так мальчик не видел нападавшего, не мог посмотреть ему в глаза, и Головкину было намного проще не замечать в жертве человека.
В какой-то момент подросток потерял сознание от боли и ужаса. Головкин был разочарован этим, но все же достал из сумки веревку с завязанной заранее петлей и перекинул ее через сук ближайшего дерева. Он хотел видеть, как мучается его жертва, поэтому пришлось потратить остаток питьевой воды из бутылки на то, чтобы привести мальчика в чувство.
Андрей, тринадцатилетний московский школьник, очнулся с петлей на шее. Как только он открыл глаза, Головкин начал тянуть за веревку. Глаза подростка наполнились ужасом, он попытался оттянуть петлю руками, стал отчаянно брыкаться, пытаясь сбить с ног нападавшего, но тот успел подтянуть его еще сильнее наверх. Минут десять парень хрипел и брыкался, на секунду ослаблял веревку, чтобы глотнуть воздуха, а затем вновь начинал задыхаться. С каждой минутой движения жертвы становились все менее осмысленными. Лицо мальчика синело и бурело, а взгляд становился безжизненным. Когда он стих, мужчина срезал веревку. Тело подростка безвольно распласталось у его ног. Головкин начал медленно раздевать Андрея, чтобы изнасиловать.
Когда все закончилось, Сергей снова пнул мальчика в живот и полез в сумку за орудием убийства. Согласно первоначальному замыслу, он собирался исполосовать и расчленить задушенную жертву. Насильник достал массивный нож с острым лезвием и попытался ухватить его поудобнее. Казалось, нож не хотел слушаться. Несколько раз Головкин ронял его, услышав внезапный скрип или шорох. Когда он все же поднес лезвие к белой коже жертвы, то понял, что не может сделать надрез. Ему отчаянно этого хотелось, но что-то его останавливало.
В этот момент вдалеке послышались голоса заплутавших грибников, возвращавшихся на дачу, и Головкину пришлось поторопиться. Он тщательно очистил место преступления, оттащил тело мальчика к валежнику и быстрым шагом двинулся в направлении железнодорожной станции. Последний поезд до Одинцова уходил в полночь, так что нужно было спешить.
Начавшаяся с подражания любимым с детства фильмам склонность к садизму все сильнее захватывала Головкина. Обычно все начинается с относительно невинных экспериментов, но со временем страсть разрастается, заполняет собой человека и подчиняет его себе. Он стремился вновь пережить то, что испытывал во время просмотра жестоких сцен документального кино. Ему необходимо было видеть искаженное болью лицо, судороги и мучения жертвы. Такие картинки сопровождали его с юных лет, Головкин понимал эти эмоции, а сам факт того, что он способен заставить человека переживать подобное, не мог не завораживать.
О природе садизма написано очень много. В МКБ-10[5] и DSМ-5[6] садистическое расстройство рассматривается как отдельное нарушение психики, но в большинстве случаев говорят о садомазохизме, потому как речь обычно не идет о непосредственном удовольствии при доставлении боли кому-либо или стремлении к тому, чтобы самому ее испытывать. Это всегда присовокупление к чужой эмоции. Человек чувствует связь с другим посредством общей боли. Мазохизм часто проявляется во вполне гуманистических формах. Полагаю, у многих есть знакомые, которые подобрали старую больную собаку, «чтобы дать ей шанс умереть с достоинством». Садизм тоже может проявляться в относительно безобидных вещах. К примеру, если тренер с необыкновенным упорством занимается со спортсменом до полного обоюдного изнеможения. Все это далеко не всегда признаки садомазохизма, если за поведением человека не видно подлинного личного мотива. Если кто-то приютил больное животное, потому что его собственная собака умерла, когда он был в отъезде, то речь здесь про психологическую травму. Если тренер «гоняет» спортсмена, потому что сам именно в этом соревновании когда-то не смог преуспеть, то он просто закрывает гештальт. Если же кто-то раз за разом совершает однотипные, ничем не обоснованные поступки такого плана, если его все чаще тянет наблюдать за чьей-то болью, то мы имеем дело с садомазохизмом, связанным с неприятием себя. Человек считает, что недостоин любви, уродлив внешне или внутренне, недостаточно настоящий. Поэтому только яркие, очевидные эмоции, которые кто-то демонстрирует исключительно по отношению к нему, замещают нормальные человеческие отношения.
11Нужно. Идти. Дальше
Казалось, Андрей обречен на вечные муки ада. Он приходил в себя, пытался оттянуть петлю, но та только сильнее затягивалась на шее, лишая его возможности дышать, и он вновь отключался. И так раз за разом. Пока он висел на дереве, время, казалось, стало расширяться и разбухать. Секунда превращалась в часы и даже годы. Он терял сознание, проводил вечность в страшных видениях, а затем вновь приходил в себя и начинал задыхаться. Насильник давно ушел, но подросток продолжал раз за разом проваливаться в жуткую бездну. Выбравшись из нее, он обнаруживал себя голым, с петлей на шее, и на него наваливался паралич. Будучи не в силах сделать вдох, он снова погружался в темноту.
Утром он наконец очнулся. Если тебя лишают возможности дышать, то любое движение, любая борьба только отнимают силы и сокращают оставшиеся секунды. Когда на шее затянута петля, уже нет смысла стараться победить. Земля быстрее уйдет из-под ног. Андрей лишился чувств, но не умер. Отчаянные попытки выкарабкаться парализовали его, но оставили шанс выжить. Насильник счел его мертвым и ушел, но подросток был еще жив. Андрей сам этого не осознавал, словно застряв в каком-то потустороннем лифте в ад. Первые лучи солнца заставили его открыть глаза. Превозмогая дикую боль, он сделал вдох. Раздавшийся хрип больше походил на звериный. Глаза различали препятствия на пути, но казалось, до мозга не доходит полноценная картинка происходящего. Звуки, краски и запахи исчезли. Все исчезло. Он, пожалуй, даже предпочел бы смерть этому аду, но сейчас мозг сверлила только одна мысль. Кажется, чужая:
– Не спотыкаться, не спотыкаться, не…
– Кто мог сделать такое? – спросил оперативника следователь Телицын, который принимал участие в поисках.
– Издеваешься? Пойди у парня спроси, – поежился оперативник, вспоминая то жуткое утро и животные хрипы, которые издавал мальчишка. Ни в одном фильме он не видел ничего более страшного, чем эта сцена.