– Сварочный аппарат вернешь, когда удобно будет. Только обязательно верни, – сказал на прощание мужчина, пряча в карман куртки драгоценную добычу.
– Обязательно, – кивнул хозяин гаража.
Когда железная дверь с грохотом захлопнулась, Головкин с облегчением выдохнул. Солнечный свет больше не разъедал глаза, лишь тонкие белые полоски света кое-где просачивались сквозь щели и струились по полу. Голая электрическая лампочка давала тусклый грязноватый свет, к которому Головкин успел привыкнуть. При нем спокойно можно было что-то мастерить, сосредотачиваясь на монотонной и засасывающей работе. За время строительства гаража здесь скопилось столько всякого хлама, что машину уже некуда было ставить. В углу помещался стол, на котором лежала паяльная лампа, по полу были разбросаны переходники и инструменты. Потолок буквально утопал во тьме, так как свет от лампочки был скудным, но Головкин знал, что там, над стремянкой, висит крюк, через который легко перекинуть веревку…
Ближе к одиннадцати вечера он вышел из гаража и направился к автомобилю. Следующий день был выходным, поэтому можно было спокойно поколесить по окрестным дорогам, чтобы наездить стаж, без всяких угрызений совести игнорируя правила. В какой-то момент на шоссе показалась фигурка голосующего ребенка. Мальчик лет десяти-одиннадцати, давясь от слез, отчаянно махал рукой, пытаясь остановить машину. Головкин переместил ногу на педаль тормоза, выдохнул и надавил на нее. Дернувшись, «Жигули» остановились.
– Куда тебе? – спросил он, выкручивая ручку, чтобы открыть окно пассажирской двери.
– К бабушке с дедушкой, – выдавил мальчик и неуклюже вытер лицо рукавом.
Головкин кивнул ему на место рядом с собой, и подросток юркнул в машину. Костя разругался с родителями и убежал из дома. За полтора часа, которые мальчик простоял на дороге, он успел прокрутить в голове недавний скандал такое количество раз, что окончательно и бесповоротно убедился в своей правоте и несправедливости мира. Головкин сосредоточенно следил за дорогой и за своим дыханием. Ему все время казалось, что он дышит чересчур прерывисто и громко, а это могло напугать ребенка. Он взял с приборной панели пачку сигарет и закурил. Стало легче. Изначально Головкин остановился, чтобы просто подбросить мальчика, куда тот скажет. Но сейчас, когда паренек сел в машину, он уже не мог отделаться от сводящих с ума мыслей.
– Можно? – спросил мальчик, указывая глазами на сигареты.
Мужчина повернулся к своему пассажиру, посмотрел на него и медленно кивнул:
– Можно. Бери, пока дают. Кстати, хочешь разжиться парой блоков?
Костя недоверчиво посмотрел на мужчину за рулем, взял пачку сигарет и стал судорожно щелкать зажигалкой.
– Неподалеку есть склад, у меня все знакомые там уже побывали, а мне одному не с руки. Если хочешь, можем вместе попробовать туда залезть, – пояснил Головкин.
Подросток наконец поджег сигарету и тут же закашлялся.
– А это надолго? – спросил он, отдышавшись. Родители для него сейчас, конечно, были главными врагами человечества, но и приезжать к бабушке с дедушкой за полночь ему не хотелось.
– Десять минут отсюда, за полчаса управимся.
Мальчик согласился. Какой подросток откажется от предложения залезть ночью на склад?
Машина вдруг поехала медленнее, а потом с недовольным ворчанием остановилась на обочине проселочной дороги. Костя непонимающе озирался по сторонам.
– Там только сторож на въезде дотошный. Меня он знает, а тебя точно заметит и заподозрить что-то может… – Водитель резко вдохнул и продолжил: – Тебе придется минут на пять в багажник залезть, пока пост проедем.
Мальчик помолчал, а потом начал открывать дверь машины. Головкин завороженно наблюдал за происходящим. Лишь когда подросток уже вышел на дорогу и стал пытаться открыть крышку багажника, мужчина опомнился.
Субтильный подросток легко уместился в багажнике «Жигулей» и в предвкушении предстоящих приключений теперь взирал снизу на мужчину, закрывающего крышку. Головкин чувствовал себя хозяином мира, которому подвластно решать, кому жить, а кому умирать. Это чувство пьянило и вдохновляло.
Головкин миновал здание администрации конезавода, свернул за угол и, проехав еще метров пятьсот, припарковался возле своего гаража. Когда он открыл багажник, подросток инстинктивно загородился рукой от резкого света фонарика.
– Вылезай и иди в гараж, – совсем другим тоном приказал мужчина. Онемевший от ужаса подросток молча подчинился – детям свойственно слушаться старших, особенно в экстремальных ситуациях. Когда за Костей с грохотом захлопнулась железная дверь, он вздрогнул. В гараже не было ни единого источника света. Бесконечное, абсолютно черное пространство, и голос, который отдает приказы.
– На колени, – велел Головкин, чувствуя дикое возбуждение вместе с бешеной порцией адреналина в крови. Подросток стал опускаться на пол. Мужчина на ощупь нашел выключатель и нажал на кнопку. Желтовато-грязный свет озарил часть внутреннего пространства. Головкин стал быстро расстегивать ремень, чтобы приспустить штаны. Подросток не сопротивлялся, считая, что так все быстрее закончится. Покорность рождает насилие, она дразнит дремлющую в человеке жестокость. Мальчик тихо скулил, подчиняясь приказам мучителя, а тот смотрел на утопающий во тьме потолок. Где-то там есть крюк, на который он не будет вешать лампочку…
– Забирайся на стремянку, – приказал Головкин. Перепуганный Костя все еще надеялся, что если будет послушным, то его отпустят. Нужно только подняться по ступенькам, что в этом такого? Что еще худшее может произойти?..
Головкин набросил на шею мальчика веревку и вытащил из-под него стремянку. Подросток стал беспомощно дергаться в тусклом свете. Когда на тебе удавка, а опору уже выбили из-под ног, то чем сильнее сопротивление, тем быстрее наступает смертельное удушье. Воздух быстро закончился в легких мальчика, раздались сдавленные хрипы вперемешку с тонущим в темноте словом «пожалуйста», которое Костя так и не успел договорить.
Убийца завороженно наблюдал за тем, как из ребенка уходит жизнь. Боль, страх, стыд, отчаяние… Все эти чувства он знал и наблюдал множество раз, умел их распознавать и пропускал через себя. В эту минуту он был одним целым с жертвой. Это переживание так сильно напоминало любовь и страсть, что Головкин ощущал себя живым и настоящим, как никогда.
Прошло минут десять после того, как ребенок в удавке перестал подавать признаки жизни. Снаружи послышались какие-то звуки, и убийца вздрогнул. Нужно было срочно что-то предпринять.
– Зайдем к ветеринару, попросим еще спирта, – услышал он мужской голос, в котором узнал соседа-автолюбителя. Звук раздавался буквально в паре метров. Казалось, визитеры стоят перед самой дверью. Головкин в ужасе смотрел на висящее тело.
– Что ему здесь делать ночью? – раздался незнакомый голос явно нетрезвого мужчины.
– Так вот его машина. Пойдем, говорю.
– Жена, что ли, выгнала, в гараже заснул? Да ну его, пойдем. Мутный он, и спирт у него мутный, – недовольно заворчал приятель соседа.
Голоса стали отдаляться, и Головкин заметался по гаражу в поисках чего-то, во что можно укутать труп. Мешок из-под строительной смеси более или менее подходил для этой цели. Он вытряхнул остатки песка на пол и принялся заталкивать в него тело мальчика. В мешок, рассчитанный на пятьдесят килограммов смеси, подросток уместился более или менее спокойно, но вот голова торчала наружу. Головкин на ощупь отыскал в углу бокса ножовку и принялся судорожно пилить. Искаженное судорогой детское лицо уже мало напоминало человеческое, но все же будоражило сознание убийцы. Ему была невыносима мысль о том, что сейчас придется расстаться с этим телом. Впав в раж, он стал его расчленять. Эта выматывающая работа дарила наслаждение, но просто выкинуть останки он не мог. Ему так хотелось сохранить все то, что еще час назад было живым существом. Справившись с собой, он все же запихнул то, что осталось от Кости, в мешок, но вот голову выкинуть не смог. Его завораживала застывшая на лице гримаса ужаса.
…Головкин связал ему руки за спиной, накинул на шею веревочную петлю и задушил. После чего, глумясь над трупом, убийца подвесил его за ноги к потолку, отрезал нос и уши, отчленил голову, нанес множество ножевых ударов по туловищу, вырезал внутренние и половые органы. С помощью хирургических ножей и топора Головкин расчленил труп, вырезал мягкие ткани, поджарил их на паяльной лампе и съел. Отчлененную голову он хранил в гараже – вскрыл черепную коробку, выжег мозг, постепенно отсепарировал кожу и мягкие ткани. Позже Головкин демонстрировал череп… другим жертвам для запугивания.
Близился рассвет. Тьма потихоньку начала рассеиваться, уступая место зыбкому стелющемуся туману. Пора было заканчивать со всем этим. Головкин уже и сам с трудом верил в то, что все произошедшее было на самом деле, а в мешке покоится расчлененное детское тело. Даже лежащая на столе голова теперь смотрелась глупой бутафорией. Нужно было спешить, чтобы управиться засветло. Головкин взял мешок и направился к машине. Уходя, он прикрыл голову Кости своей старой рубашкой.
Погрузив мешок в багажник, убийца уселся за руль и выехал на дорогу. Попетляв немного по знакомым развязкам, он заприметил лесную опушку рядом с железнодорожной станцией. Со стороны казалось, что это непролазная чаща, в которую и пешком-то не зайдешь, а уж на машине и подавно не заедешь, но Головкин знал, что за деревьями начинаются проселочная дорога и большая поляна с поваленными осинами. Эти деревья упали после урагана несколько лет назад. Убирать их никто не собирался, поэтому люди стали просто обходить это место стороной. Головкин кое-как добрался до проселочной дороги, припарковал машину, вытащил из багажника мешок и направился к бурелому. Осмотревшись, он понял, что без лопаты ему не обойтись. Пришлось выкопать нечто наподобие могилы, чтобы захоронить тело. Он вытряхнул останки мальчика в яму и забросал их землей, а мешок решил выкинуть в другом месте.