вкин постепенно стал использовать территорию лесничества для захоронения жертв. Иногда воспоминания оживали в его голове столь ярко, что буквально жгли изнутри. Но в другие моменты, особенно на работе или у матери, ему начинало казаться, что все это не более чем продукт воображения, и тогда он в ужасе спешил в гараж, где хранились все его наиболее дорогие «сувениры», включая череп, который теперь стоял на самом видном месте.
На земле все имеет свой срок годности, и воспоминания не являются исключением. Через несколько месяцев после того, как Головкин подобрал на дороге двух приятелей, которым нужно было срочно добраться до военного городка, он вновь стал выходить на охоту. Обычно он выезжал вечером на Успенское шоссе, следовал мимо платформ Перхушково и Жаворонки, сворачивал на Можайское шоссе, а затем на дублер. Этот маршрут позволял объехать сразу несколько железнодорожных станций, и если на какой-то из них он замечал подходящего подростка, то устраивал ему проверку. Если ребенок отказывался от идеи ограбить склад и не брал сигарету из пачки, Головкин молча вез его туда, куда нужно. Затем он возвращался в свою захламленную квартиру, не обращая внимания на сваленные в кучу мешки с мусором, и прямо в одежде ложился на кровать, чтобы провалиться в черную яму сна. Наутро он вставал, наливал себе чашку дешевого индийского кофе, который ему подарила мать на Новый год, и отправлялся на работу. И так продолжалось изо дня в день. Выходные отличались от будней лишь тем, что вплоть до самого вечера Головкин бессмысленно таращился в экран телевизора, собираясь с силами, чтобы убраться, помыть посуду, съездить к матери или выйти во двор и выпить пива с соседскими мужиками. В итоге он никак не решался начать хоть какое-то дело и никуда не выходил, а потом уже сама мысль обо всем этом стала казаться ему безрассудной и глупой.
Ближе к июлю, когда у Головкина был назначен очередной отпуск, на работе сообщили, что ему полагается путевка в Пицунду. Обычно за них велась настоящая битва, в которой он не мог, да и не хотел участвовать, но в этот раз ему просто повезло. Осталась путевка на одного, а ехать без семьи или друзей на море никто не хотел. Поначалу Головкин согласился, но по мере приближения даты отъезда несколько раз порывался отказаться. Он пытался представить себе, что будет делать предстоящие три недели, и не мог. С другой стороны, путешествие казалось обещанием новой жизни, шансом на то, чтобы увидеть, как живут нормальные люди. Судя по рассказам матери, их жизнь отличалась. Однако ничего не вышло. От перемены мест человек не меняется.
Головкину уже исполнилось тридцать, но у него никогда не было близких отношений ни с мужчинами, ни с женщинами, ни тем более с детьми. Его привлекали подростки из группы профориентации не только физически, но и интеллектуально. Их волновали примерно те же вопросы, нравились похожие фильмы, но даже с ними его общение обычно ограничивалось занятиями на конезаводе. Головкин покупал их внимание тем, что разрешал переступать черту и расширять границы: наливал алкоголь, учил разводить спирт в правильных пропорциях, нюхать клей или курить, предлагал обворовать склад или посмотреть жесткие сцены в боевике. Ему казалось, даже им будет неинтересно общаться с ним безо всех этих бонусов. Постепенно в человеке рождается ненависть к тому, кого он купил, и Головкин ненавидел подростков, приходивших к нему, но еще сильнее боялся, что они перестанут это делать.
Он всегда выезжал в одно и то же время, следовал по одним и тем же дорогам. Его мир с каждым днем сужался: сокращались возможные маршруты и контакты с людьми, которых Головкин все больше опасался. Постепенно число собеседников, с которыми ему удавалось перекинуться хотя бы парой фраз, тоже пошло на убыль. Прибыв в Пицунду, он понял, что теперь ему вообще не с кем поговорить. Он заселился в номер на базе отдыха, прочитал «рекомендуемый распорядок дня» и стал ему следовать, превратившись в молчаливого созерцателя.
На дворе стояло лето 1991 года. Страна катилась в пропасть. Но люди для того и ездят на море, чтобы не думать ни о чем и просто наслаждаться жизнью. Забыть на время о работе и бытовых проблемах. Конечно, не всегда было просто достать какие-то продукты или алкоголь, но подобное угнетало единицы. Остальные предпочитали покупать у местных жителей домашнее вино или чачу – разбавленный и подкрашенный медицинский спирт. Да и торговля свежей алычой и другими фруктами с рук никогда не останавливалась. Отпускники старались использовать это время на полную катушку. На пляже бурлила курортная жизнь: шумные компании резались в карты, громкие тетки звали своих детей, не желавших вылезать из воды. По вечерам люди постарше собирались за большими столами на верандах и устраивали многочасовые беседы, а молодежь всех возрастов бегала на пляжные дискотеки. Головкин никуда не вписывался, предпочитая проводить вечера в своем номере. На него наваливалось чувство, что праздник все время происходит где-то там, без его участия. Как никогда остро, он осознавал, что мир людей окончательно отвернулся от него. До приезда сюда ему казалось, что у него есть шанс заново построить отношения с этим миром, представиться кем-то другим – не тем школьным изгоем, которого приглашали на вечеринки из жалости и сразу же оставляли в одиночестве, не тем безмолвным наблюдателем, каким он всегда был. Но ставка не сработала. Здесь он точно так же оказался никому не нужным, чудаком, который ловит на себе недоумевающие взгляды окружающих.
С каждым днем пребывание в доме отдыха становилось все более невыносимым. Поэтому, когда отпуск подошел к концу, Головкин был счастлив. Наконец можно было вернуться в свой привычный мирок с предсказуемыми правилами, которые он сам и написал.
Вернулся он уже в совсем другую реальность. Экономический кризис, тотальная бедность населения и дефицит привели к путчу 1991 года. Головкин появился на конезаводе буквально за несколько дней до этих событий. Впрочем, человек редко осознает себя свидетелем исторических событий. Мы всегда смотрим на это через призму собственной жизни, а потом, спустя время, сверяемся с исторической хроникой и отмечаем, какие именно вехи пришлись на нашу личную историю, и корректируем воспоминания в соответствии с этой хроникой.
20Горки-10
Четырнадцатилетний Никита приехал в Одинцово из Курска. Здесь жили его бабушка с дедушкой по отцу, которых он видел всего несколько раз в жизни. Отец решил потратить отпуск на то, чтобы закупиться в Москве продуктами и найти кое-что из мебели, а заодно взял с собой слонявшегося без дела сына. Они поселились в Одинцове, неподалеку от конезавода. Никита тут же познакомился с компанией местных подростков, с которыми стал проводить все свободное время.
Привычная жизнь рушилась. Взрослые были заняты решением насущных проблем, включая попытки сохранить работу и купить хоть что-то из самого необходимого, а дети оказались предоставлены сами себе. Никита всегда неодобрительно отзывался о москвичах, которые «жили за его счет и на его деньги». В его родном городе так считали все – от тетушек на лавочке до отца в кухонных разговорах. Каково же было его удивление, когда в компании из Одинцова он услышал то же самое.
– У них все есть просто потому, что у нас ничего нет, – подхватил Никита, и все закивали. Еще через пару часов было принято решение угнать чужую машину, чтобы покататься.
День за днем они исследовали грани дозволенного: угоняли автомобили, грабили и избивали прохожих, которые имели при себе сумки или пакеты, осуществили налет на ларек, где потребовали выдать им водку. Все то, на что не может решиться человек, всегда может сделать группа. Если кто-то один пытает и убивает, его обычно называют садистом, если же подобное совершает достаточно большое количество людей, то это расценивается как инстинктивное желание влиться в коллектив.
В тот вечер Никита возвращался один. Отец потребовал, чтобы тот в девять вечера был дома, опасаясь массовых беспорядков, которыми грозили по телевизору, и Никита решил не испытывать лишний раз судьбу. Он попрощался с приятелями, вышел на шоссе и остановил попутку. Водитель, мрачного вида мужчина с каким-то мутным, блуждающим взглядом, был явно чем-то недоволен.
– До конезавода подбросите? – спросил Никита.
Водитель кивнул и указал глазами на пассажирское место рядом с собой. Подросток радостно плюхнулся на сиденье. Мужчина выкрутил ручку автомагнитолы, и из динамиков полилась музыка вперемешку с хрипами и шипением. Через несколько мгновений музыка сменилась новостным выпуском. Говорилось о том, что ситуация в стране критическая и, по всей вероятности, будет введено чрезвычайное положение.
– Москвичи совсем одурели, чего им не хватает? – хмыкнул Никита.
– Не знаю, – пожал плечами водитель.
– Вот не зря их все ненавидят, – поддакнул подросток. – Вы сами откуда?
– В Москве родился, – пожал плечами мужчина.
Подросток прикусил язык и выдавил улыбку, в которой сквозило осуждение вперемешку с извинениями.
Все время, пока они ехали, подросток продолжал что-то говорить. На съезде в село Успенское Головкин вдруг затормозил и, следуя привычной схеме, предложил заскочить на один склад и вынести пару коробок сигарет. Никите нечего было терять: он находился на чужой территории. Через пару дней они с отцом уедут домой, и он пойдет в школу. Ищи его свищи. Человек – социальное существо, и ему необходима своя стая, которая обязательно должна противостоять всем остальным. Оказавшись в чужом месте, человек намного легче преступает закон и идет на преступление, особенно попав в группу, в которой такое поведение считается нормой. Жажда приключений и скорый отъезд заставили Никиту не раздумывая согласиться на предложение незнакомца. Когда Головкин попросил подростка залезть в багажник, тот ничего не заподозрил. Он только предупредил, что отец ждет его дома и будет ругать за опоздание. Мужчина уверил, что все дело займет не более получаса.