– Моя помощь не нужна?
И тогда Мегрэ обвел всех присутствующих мгновенно потускневшим взглядом. Посмотрел на Дидин, довольно кивавшую головой, на Межа, который с отвращением оттирал руки от крови, на растерянного жандарма, на Эро, заматывавшего запястье в клетчатый платок…
Альбер Форлакруа с трудом поднимался, вернее, садился… Он так и остался сидеть на полу, впав в полную прострацию. По телу его до сих пор проходили длинные судороги.
Стало так тихо, что послышалось тиканье карманных часов, лежавших на столе. Мегрэ вновь пристегнул их к цепочке. Было два часа десять минут.
– Он заставил меня поверить, что это сделала она, – пробормотал Эро, с глупым видом разглядывая укушенную руку. – И тогда, чтобы отвести подозрения…
Мегрэ почувствовал себя таким уставшим, будто несколько часов подряд держал на плечах весь мир.
– Межа, займешься ими?
Он вышел из мэрии, зажег трубку, медленно прошелся до порта. За спиной слышались семенящие шаги. Море постепенно затопляло берег. Перекрещивались в небе прожекторы маяков. Луна только что взошла, и дом судьи выделялся в ночи белым пятном – странным, таинственным, мертвенно-белым пятном…
Шаги стихли. На углу улицы виднелось два силуэта. Это Дидин встретилась со своим кривым таможенником, который ждал ее. Она говорила ему вполголоса, зябко кутаясь в шаль:
– Вот интересно, а голову ему отрубят?
Чуть позже скрипнула калитка. Они вернулись к себе. Сейчас они вскарабкаются на свою необъятную пуховую перину и, лежа в темноте, долго еще будут шептаться.
Оставшись совсем один, Мегрэ, неожиданно для себя самого, тихонько пробормотал:
– Вот так!..
Все было кончено. Наверное, он никогда больше не вернется в Л’Эгийон. Эта деревня превратится для него в давнее воспоминание, далекий, призрачный пейзаж. Маленький, но с удивительным количеством мелких деталей, какие встречаются внутри стеклянных шаров. Целый мир в миниатюре… И люди в этом мире… Судья в кресле напротив камина… Лиз в кровати, ее припухшие чувственные губы, отливающие темным золотом зрачки, налитая соком грудь… Константинеско в своей квартирке в Версале и его дочь, каждый день отправляющаяся в консерваторию… Старик Гораций Ван Усшен в своих слишком светлых брюках и белом кепи… Тереза, которая все-таки выйдет замуж, чего бы это ни стоило… Вдова Эро, совсем было уверившаяся, что ей предстоит в одиночестве коротать старость в своем доме, к которой вдруг вернется ее сын, простодушный великан…
Из темноты донесся мерный плеск, и комиссар вздрогнул. Но потом вспомнил, что это старик Барито отправляется ставить свои верши на угрей.
И то правда! Во сколько сегодня прилив?
Мегрэ и человек на скамейке
Глава 1Желтые ботинки
Мегрэ не стоило труда запомнить дату, ведь это был день рождения его свояченицы – 19 октября. К тому же преступление пришлось на понедельник, а на набережной Орфевр давно подметили, что убийства по понедельникам – явление редкое. И наконец, это было первое расследование в текущем году, которое можно было бы назвать «расследованием с зимним привкусом».
Все воскресенье шел дождь, мелкий и холодный; черные влажные крыши и мостовые тускло поблескивали, желтоватый туман, казалось, просачивался в квартиру сквозь щели в окнах. Было так сыро, что мадам Мегрэ сказала:
– Мне бы следовало задуматься о том, чтобы уплотнить оконные рамы.
Каждую осень в течение последних пяти лет Мегрэ обещал себе, что заделает щели в ближайшие выходные.
– Будет лучше, если ты наденешь теплое пальто.
– А где оно?
– Я поищу.
В половине девятого утра на улице было так темно, что свет в квартире не выключали. Пальто Мегрэ пахло нафталином.
Дождь прекратился. Во всяком случае он не был заметен, но мостовые по-прежнему оставались мокрыми, а после того, как по ним прошлись толпы прохожих, покрылись еще и липкой грязью. К четырем часам пополудни, еще до наступления сумерек, тот же желтоватый туман снова окутал Париж, размывая свет уличных фонарей и витрин.
Когда зазвонил телефон, в кабинете не оказалось ни Люка, ни Жанвье, ни малыша Лапуэнта. На звонок ответил корсиканец Сантони, новичок в бригаде; до этого итальянец десять лет работал в отделе, занимающемся игорным бизнесом, а затем – в полиции нравов.
– Это инспектор Нёвё, III округ, патрон. Хочет поговорить с вами лично. Кажется, что-то срочное.
Мегрэ взял трубку:
– Слушаю, старина.
– Я звоню вам из бистро на бульваре Сен-Мартен. Тут обнаружен какой-то тип, убитый ударом ножа.
– На бульваре?
– Нет. Не совсем. В прилегающем тупике.
Нёвё, не первый год служивший в полиции, сразу же догадался, о чем думает Мегрэ. Поножовщина в отнюдь не респектабельном квартале – что здесь может быть интересного? Обычная пьяная драка. Или, возможно, сведение счетов между местными молодчиками, испанцами или выходцами из Магриба.
Поэтому Нёвё поспешил добавить:
– Дело кажется мне не совсем обычным. Думаю, вам лучше приехать. Это между большим ювелирным магазином и лавкой, торгующей искусственными цветами.
– Я приеду.
Комиссар впервые взял с собой на место преступления Сантони. В маленьком черном автомобиле криминальной полиции Мегрэ почувствовал себя неуютно, главным образом из-за одеколона инспектора. Ко всему прочему Сантони носил каблуки, так как был невысокого роста, на безымянном пальце – большой желтый бриллиант, наверняка фальшивый, а волосы его были напомажены.
Черные силуэты прохожих сливались с темными улицами, подошвы хлюпали по грязи мостовых. На тротуаре бульвара Сен-Мартен столпилось около тридцати зевак, двое полицейских в форме не пускали их к месту происшествия. Нёвё, ожидавший Мегрэ, открыл дверь машины.
– Я попросил врача остаться до вашего приезда.
Наступило то время дня, когда в самой густонаселенной части Больших бульваров царило наибольшее оживление. Стрелки светящихся часов, расположенных над входом в большой ювелирный магазин, показывали двадцать минут шестого. В лавке искусственных цветов была освещена только одна витрина, настолько бесцветная и пыльная, что казалось сомнительным, будто сюда вообще кто-нибудь заходит.
Между двумя магазинами находился проход во дворик, каких много в этом районе. Этот крошечный переулок был таким узким, что его трудно было сразу заметить. Освещение отсутствовало.
Нёвё указывал Мегрэ дорогу. Пройдя три-четыре метра по проходу, они обнаружили группу людей, ожидавших прибытия комиссара. У двоих были электрические фонарики. Чтобы рассмотреть лица присутствующих, следовало приблизиться к ним вплотную. Здесь было холоднее, чем на бульваре: по переулку гулял сильный сквозняк. Пес, которого тщетно пытались отогнать полицейские, крутился под ногами.
На земле, у покрытой влагой стены, лежал мужчина: одна рука прижата к туловищу, другая, с бледной кистью, почти перегородила проход.
– Мертв?
Районный врач кивнул:
– Скорее всего, смерть была мгновенной.
Будто в подтверждение его слов луч света от электрического фонаря прошелся по телу убитого и задержался на торчащем из раны ноже. Другой фонарь осветил повернутое в профиль лицо мужчины, открытый глаз и щеку, поцарапанную о каменную стену при падении.
– Кто его обнаружил?
Один из полицейских в форме, который только и ждал этого вопроса, сделал шаг вперед; в темноте его черты виделись неясно. Он был очень молод и потому смущался.
– Я совершал обход района. У меня появилась привычка заглядывать во все тупики, ведь люди часто пользуются темнотой, чтобы заняться всевозможными делишками. Я заметил на земле чье-то тело. Сначала подумал, что это какой-то пьянчуга.
– Он был уже мертв?
– Да. Я так думаю. Но тело еще не остыло.
– В котором часу это произошло?
– Без пятнадцати пять. Я засвистел, чтобы позвать коллегу, затем сразу же позвонил на пост.
В разговор вмешался Нёвё:
– Я принял вызов и немедленно направился сюда.
Районный комиссариат находился всего в двух шагах от места происшествия, на улице Нотр-Дам-де-Назарет.
Нёвё продолжил:
– Я срочно отправил полицейского за врачом.
– Никто ничего не слышал?
– Если и слышал, то я об этом не знаю.
Мегрэ заметил неподалеку дверь, в арочном обрамлении которой горел тусклый свет.
– Это что такое?
– Дверь, ведущая в рабочее помещение ювелирного магазина. Ею редко пользуются.
Перед тем как покинуть набережную Орфевр, Мегрэ сообщил о случившемся в службу криминалистического учета; прибывшие специалисты привезли с собой необходимые материалы и фотографическое оборудование. Как любые другие технические специалисты в криминальном судопроизводстве, они занимались исключительно своим делом, вопросов не задавали, беспокоясь лишь о том, что им приходится работать в таком узком пространстве.
– А что находится в глубине двора? – спросил Мегрэ.
– Ничего. Стены. И одна-единственная дверь, ведущая в здание на улице Меслей, но она давно заколочена.
Мужчину ударили ножом в спину, после того как он сделал около десяти шагов по переулку. Убийца осторожно крался за жертвой, и прохожие, плотным потоком проходящие по бульвару, ничего не заметили.
– Я обыскал его карманы и обнаружил бумажник.
Нёвё протянул кошелек Мегрэ. Один из работников службы криминалистического учета предусмотрительно направил на предмет более сильный электрический фонарь, чем тот, что был в распоряжении инспектора.
Бумажник оказался обыкновенным, не слишком новым, но и не слишком потертым, вполне добротным. В нем лежали три тысячефранковые купюры, несколько банкнот по сто франков, а также удостоверение личности на имя Луи Турэ, кладовщика, проживающего в Жювизи на улице Тополиной, 37. Там также обнаружилась карточка избирателя, выданная на то же имя, лист бумаги с пятью или шестью словами, написанными карандашом, и очень старая фотография маленькой девочки.
– Мы приступаем?