Валентина замешкалась.
– Мне надо предупредить тогда… позвонить… – нашлась она после секундного колебания. Обращалась Валентина к Ухтомской и словно за что-то извинялась.
Когда Косотырикова шла к дверям, я уже знал, что она не вернется. И дело было не в пальто, которое она поспешно подхватила со стула, не в сумке, второпях зажатой под мышкой, ее выдали этот извиняющийся тон, отведенные в сторону глаза. Ухтомская тоже догадалась о бегстве подруги. Нахмурилась, но промолчала.
Екатерина с Ольгой переглянулись. Не сговариваясь, филологические дамы тоже начали вспоминать обстоятельства, требующие их немедленного вмешательства.
– Что происходит? – Виктория обратилась скорее к Вере Ухтомской, чем к ее товаркам.
Вера только развела руками.
– Катя, Ка-а-ать! – позвала Вера громко и настойчиво.
Екатерина Дрын уже чудесным образом оказалась на полпути к выходу из зала.
– Я не понимаю. Объясни хоть мне-то. В чем дело? Мы с тобой столько лет общаемся, не побоюсь этого слова – дружим, вчера договорились, все было хорошо. А что сегодня произошло? А, девочки? Вроде совместный Скопус собирались писать. То есть как писать, сами знаете, как мы тут все совместно пишем. Давайте уж начистоту. Раз такое дело.
На словах «совместный Скопус» Катерина сделала решительный шаг в нашу сторону и прямо посмотрела сначала на Веру, потом на Вику и в конце концов остановила свой взгляд почему-то на мне.
– Ты нас, Вера, Скопусом не пугай. У тебя, конечно, научные индексы самые высокие и знакомства по этому поводу в журналах есть…
Вера иронично хмыкнула, но промолчала. Если я правильно понимал современную систему работы вуза, то за необходимое количество баллов эффективного контракта необходимо было написать несколько статей в престижные зарубежные журналы системы Скопус или Вос. Попасть туда не так просто: либо работа должна быть соответствующего уровня, либо требовалось заплатить и купить место в престижном журнале. Но это дорого. Для преподавателя провинциального вуза – подавно. На филфаке Ставроподольского университета дилемму между баллами контракта и ценой Скопуса некоторые члены кафедры решали с помощью Веры Ухтомской и ее рейтинговых исследований по Гоголю. Другими словами, вступали в соавторство на определенных условиях. Авторитет простого доцента Ухтомской на кафедре, из-за которого ее побаивалась даже заведующая, объяснился.
– Только Скопус Скопусом, но вот если с кафедры погонят, куда идти…
Маленькая тонкая Ухтомская вытянулась в струнку. В синей юбке до колен и мягком светло-сером, цвета мокрого облака, пиджаке она стала похожа на юнгу, который делал стойку на мачте, балансируя для равновесия. Вера балансировала от злости.
– Мы же не собаки приблудные, а доценты кафедры! – с запалом ответила Ухтомская. – Как нас погонят? А кто преподавать будет?
– Хочешь начистоту – давай! – завелась Екатерина под молчаливое одобрение Ольги. – Мы понимаем, Вера, какая тебе от этого дела выгода. Вы с известным экспертом теперь, с этой… – Дрын показала рукой на Викторию, у которой бровь от изумления поползла вверх. – С этой подружкой наших олигархов, которая хочет выслужиться перед начальством. Вы вместе. Ок. Понятно. Виктория Берсеньева в политику, может быть, подастся, департамент ей какой-нибудь выделят. На громком деле, на маньяке пропиариться всегда хорошо. Тебе тоже хорошо. Ты тоже эксперт, вроде как плюсики там тебе, в той же прокуратуре. Только вот мы своей роли в этом деле не понимаем. Маньяка уже поймали. Чем эти тексты отличаются от текста Шляпника, мы пока тоже не поняли. Шляпник во всем сознался. К тому же весь город видел, что это кровожадное чудовище, не имея возможности убивать людей, оторвалось на собаках. И вы предлагаете еще что-то искать?
– Если честно, это действительно больше похоже на разведение бурной деятельности для самопиара, – поддержала коллегу Ольга Разбежкина. – Мы в эти игры играть не хотим. Тем более что Людмила Ивановна уже написала, что все пропущенные занятия из-за вашей так называемой экспертной работы придется восстановить. Так что нам получается совсем не резон.
– Это общее мнение, я так понимаю, – подытожила Вера ледяным голосом.
Женщины с вызовом молчали. Вера сникла.
– Верочка, – примирительно протянула Разбежкина. – Ты же знаешь, что мы всегда на твоей стороне. Но тут, во-первых, этот маньяк, во-вторых, имитация деятельности, смысл которой мы не понимаем, а, в-третьих, Ларькова недовольна.
Вера едва заметно кивнула. Храня вороватое молчание, подруги Веры, надежда и опора переворота по смене правящих элит в рамках отдельно взятой кафедры, спешно покинули конференц-зал.
Ухтомская тяжело опустилась на стул.
– Какие предательницы! – с искренней обидой в голосе проговорил человек, который не далее чем вчера сдавал своих подружек с головой и не всегда в пристойных выражениях.
Однако вопрос о высоте контекста взаимоотношений филологических дам города Ставроподольска был интересен в меньшей степени, чем обвинения в адрес Виктории о том, что она дружит с какими-то олигархами.
В нашем мире дыма без огня не бывает, и огонек действительно обнаружился. Из искры разгорелось пламя сразу на нескольких интернет-страницах, посвященных светской жизни, желтым новостям, а также поиску богатых женихов. Роман Виктории с канадским миллионером русского, а точнее, белорусского происхождения Павлом Кнопкиным[2], с которым она познакомилась в рамках нашего недавнего дела, не ускользнул от взглядов светских репортеров.
«Павел Кнопкин, самый известный гей IT-индустрии переключился на женщин?»
«Известный эксперт-лингвист Виктория Берсеньева в погоне за канадским миллиардером»
«Слово за слово: или как подцепить олигарха»
«Филологиня, хорошо владеющая языком!»
Остальные статьи были приблизительно в той же стилистике, некоторые даже поострее. К сожалению, все публикации оказались снабжены фотографиями и видеоматериалами. Объяснялось обилие видео и фото просто: наше предыдущее дело, заказчиком которого выступал пресловутый канадский бизнесмен, разворачивалось на другом конце шарика, аж в Эквадоре. Члены команды Павла Кнопкина, с которыми нам неизбежно приходилось общаться, поголовно вели социальные сети, на некоторых фотографиях засветились и мы с Викой, а главное – моя тетка с Павлом. Задорные солнечные фотографии с экватора и побережья Тихого океана легко могли бы растревожить воображение и менее впечатлительных особ, нежели много лет подряд невесты на выданье вроде Екатерины Дрын.
Несмотря на то что Екатерина черпала информацию из весьма специфических источников, логика поведения дам стала понятнее: Вика с ее экспертным стажем, связями со следственными органами и фотографиями с океанского побережья, несомненно, воспринималась как чуждый классовый элемент. Наличие же в биографии олигарха, хоть бы даже влезшего туда всего на пару недель, воспринималось хуже торговли наркотиками. Сверху весь этот многослойный торт оказался покрыт гламурной глазурью под названием «Гранд Ставро».
– Да это все только отговорки, по большому счету, – в сердцах махнула рукой Вера, когда дамы скрылись из вида.
– А что же на самом деле? Ларькова не дает добро? – просто ради прикола поинтересовался я, хотя и так все было ясно.
– Ларькова та еще жаба, это верно. Но она играет на вполне конкретном страхе ответственности. Все эти люди не подписывали в своей жизни ничего более серьезного, чем экзаменационная ведомость. Ларькова, кстати, не исключение. А тут маньяк, представляете?
– Очень хорошо себе это представляю, – повторила Вика свою сакраментальную фразу таким тоном, что женщины переглянулись и улыбнулись.
– Совершенно не понимаю, что теперь делать. Не знаю, как вам помочь, – растерянно проговорила Вера.
Виктория несколько минут молча рассматривала в своем телефоне ссылки, которые я ей прислал.
– Ты знал? – поинтересовалась она.
Я не знал, если честно, но мне и в голову не приходило загуглить свою родственницу в таком контексте.
– Да уж, «Гранд Ставро» разбудил лихо, – проговорила Вика как бы самой себе, и по лицу ее пробежала тень неудовольствия. Наконец она подняла глаза на Веру и спросила совершенно спокойным голосом, как будто все шло по плану и именно такого поворота дел она и ожидала с самого начала: – Вера, скажите, пожалуйста, в каких студенческих группах вы сегодня ведете занятия?
Вера подняла голову, пару секунд подумала и вдруг заметно оживилась.
– Виктория, кажется, мы сработаемся! Мне нравится ход ваших мыслей! Сегодня как раз сдвоенный спецкурс у магистрантов. Спецкурс посвящен истории связи Гоголя с нашим городом и оценкой его творчества современной критикой.
– Прекрасно! – улыбнулась Виктория. – Напишите студентам в мессенджер, пусть к началу вашего первого занятия собираются в спортзале.
Не забыв Филиппа, который в «Гранд Ставро» разжился не только собственным лотком, но и двумя новыми мисками «Для молочка» и «Для мяска», мы выехали на такси в университет.
– А вы знаете, как Гоголь был связан с Ставроподольском? – поинтересовалась в такси Вера.
– Кстати! Как же!? Давно мучаюсь этим вопросом, – посетовал я.
Взгляд Ухтомской расцвел, в течение следующих двадцати минут пути до места назначения мы в подробностях узнали о том, что на роль родины комедии «Ревизор» претендуют сразу несколько российских городов, названия которых напоминали о необъятности российских просторов, множестве укромных уголков и заветных тропинок. Устюжина Вологодской области. Сердобск Пензенской области. Саратов и несколько уездных городков в его непосредственных окрестностях. И даже Нижний Новгород. Но, конечно, больше всего права претендовать быть «городом неправильных отступлений», куда «собраны все уклонения от закона», «сборным городом всей темной стороны», как отзывался о своем городе N сам Гоголь, мог быть только Ставроподольск, считала Вера Андреевна Ухтомская.