Но уже в следующую минуту мы возрадовались тому, что повременили выходить из тени.
– Отличия мужской речи от женской не всегда очевидны, но есть случаи, когда они бросаются в глаза. В письмах Правдоруба элементы женской речи присутствуют явно, – продолжила Ухтомская, поудобнее усаживаясь на козле и, судя по позе, не собираясь скоро завершать лекцию. – Ученые заметили, что мужчины и женщины демонстрируют различное речевое поведение, комментируя одно и то же событие. Мужчины проявляют себя «в инструментальной роли», женщины – «в экспрессивной». Женская речь чаще всего взывает к эмпатии, женщины склонны задавать вопросы о чувствах, мужчины – о фактах. В письме номер один: «Мой сценарий фильма «Титаник» был нелегально переправлен за рубеж и там продан за огромные деньги. Обратите внимание! А в эту историю великой любви я вложил всю свою душу, можете себе представить, как я страдаю от этого? И далее…
Я же не имею с этого ни копейки, едва свожу концы с концами. Бедствую. Занимаю деньги. А вот и главное! Прошу понять меня в моем бедственном положении, посочувствовать и оказать помощь и поддержку…
Выяснилось, что Вера подробно изучила материалы эксперимента, проведенного Викторией в ее первый приезд в психиатрическую лечебницу. И эти факты тоже чудесным образом укладывались в ее теорию. Когда Виктория просила Шляпника пересказать это письмо, то фразу с просьбой «понять» и «посочувствовать» он вообще исключил, настолько неважной она ему показалась.
– Значит, Шляпник не Правдоруб? – уточнила фитоняша.
– Шляпник точно не Правдоруб, – убежденно заявила Вера, еще не знакомая с последними данными расследования. – Более того, Правдоруб – скорее всего является женщиной!
Свой причудливый анализ ученая дама продолжила, лихо проводя параллели между речью светила отечественной словесности Николая Васильевича Гоголя и сумасшедшего маньяка-убийцы из Ставроподольска.
– Примеры эмоциональных вызовов встречаем и в других письмах, написанных Правдорубом от лица несуществующих людей, но совершенно не характерных для дневниковых записей Шляпника, который чаще сосредоточен на фактах. Жалоба Мошанкина – письмо номер 2 – о нотариусе, который отказался засвидетельствовать имя Антихриста, больше похожа даже не на жалобу, а на кликушество, на плач. Вот послушайте это письмо. – И Вера начала выразительно зачитывать: – Но только, представляете, что помешало такому простенькому делу?! Это и не дело даже, а долг. Святой долг каждого. Родина-мать зовет! А нотариус Пятницкий Владлен Эмильевич наотрез отказался свидетельствовать мое имя, мне по праву принадлежащее, для того чтобы соблюсти известные миру пророчества. Пятницкий сослался на отсутствие полномочий. Также нотариус Пятницкий В. Э. в издевательской форме рекомендовал мне подтвердить мой статус в городском психоневрологическом диспансере. Это больно задело меня, подкосило и так слабые силы, долго не мог прийти в себя.
Ухтомская сделала театральную паузу и взялась за следующее письмо:
– Письмо номер три. Заправки строятся в прямой близости к спальным районам и жилой застройке, чтобы в назначенный час испепелить маленьких деток, стариков, женщин и мужей их. Допустимо ли превращение нашего города в огненный крематорий? Боль и отчаяние сжимают душу и сердца небезразличных. Я только один из них, смотрящих, но не видящих. Сколько еще безвинных сироток скормим злобному змею?
Филологические девы внимательно слушали свою преподавательницу, как и мы с Викой.
– Если вы все еще сомневаетесь по поводу Шляпника, то вот еще один аргумент, – бодро продолжала Вера. – Эмоции интересуют Алексея Шляпника скорее как способ смоделировать свое поведение, быть как все. Он понимает, что реакция смеха на согласие любимой женщины выйти замуж или попытка шутить над архитектурным замыслом здания вокзала, над которым все его одногруппники по каким-то причинам не хотят шутить, дискредитирует его в глазах общества. Он пытается понять, почему его реакции не такие, как у всех, но не пытается вызвать к себе сочувствия. Его собственные письма о том, что его квартиру облучают, вообще скупы на эмоции, больше похожи по форме не на жалобу, а на служебную записку. Можно сказать, что у Шляпника типично мужское утилитарное отношение к эмоциям. В письмах же Правдоруба, скрывающегося за именами неизвестных, эмоции – это способ конструирования аргументации, вернее, эмоции подменяют аргументы.
Мы с Викторией снова переглянулись. Если теория о мужской и женской речи и казалась слабой для определения пола Правдоруба (подобное речевое поведение может характеризовать, например, мужчину-истерика), то два филолога-эксперта, которые, ссылаясь на разные текстовые маркеры и совершенно непохожие методы исследования, утверждают, что письма писал не Шляпник, это уже аргумент.
– Я же тебе говорила, что Ухтомская владеет научным аппаратом, – сказала Виктория со сложной смесью восхищения, удивления и удовлетворения и тут же добавила: – Плохо только то, что оценить это некому, кроме нас с тобой, конечно.
Вера продолжала вещать с козла, а девушки слушали ее завороженно, как бандерлоги слушают речи мудрого Ка.
– То же самое мы видим и в четвертом письме Правдоруба… – вдруг заявила Вера.
– Какое еще четвертое письмо? – шепотом спросил я тетку.
Когда мы полчаса назад покидали спортзал, писем было только три. Виктория пожала плечами.
– Самой интересно, – пробормотала она, прислушиваясь.
Тем временем Вера Ухтомская уже зачитывала отрывок из этого самого четвертого письма:
– Наша великая Волга-матушка, данная нам в награду для постижения истины через главное для всех, оказалась в плену у жадного вора. Гартман присосался к водной артерии, как вампир. Высасывает из города душу по капельке, как древоточец поедает молодую сосенку. Выпивает нашу добрую сестричку-Волгушку в угоду своим мужским похотливым потехам. – Вера окинула слушателей торжествующим взглядом. – Здесь мы уже имеем прямое противопоставление мужского и женского: «мужские похотливые потехи» – так может высказаться только женщина о мужчине.
– Вера Андреевна! – Виктория наконец выступила из нашего с ней укрытия.
– Ах, где ж вы ходите! – Ухтомская легко спрыгнула со своей козлокафедры и направилась к нам. – Нашли! Представляете, четвертое письмо нашли!
Глаза ее светились азартом погони. Следственный комитет прислал ответ на последние три письма. Письмо про Конституцию принадлежало вполне конкретному отправителю, который уже не первый год заваливал рационализаторскими предложениями все министерства и ведомства города, но при этом никого не убивал. Письмо на директора школы принадлежало неустановленному лицу и было очень похоже на продукцию Правдоруба, но директор оказался жив, долго ничего не мог понять, когда же сообразил, в чем дело, взял административный отпуск и вместе со всей семьей срочно решил лично проверить, есть ли у земли край и можно ли жить на самом конце географии, куда ни один ворон костей не носил. А вот письмо про вампира, сосущего Волгу-матушку, оказалось с обременением.
Рука Правдоруба подтвердилась, к сожалению, не только стилем и тем, что отправитель письма был полностью выдуман. Гартман Натан Валентинович, тот самый волжский вампир, согласно заявителю, а по совместительству директор банка «Алоиза кредит банк», уже почти год как погиб при очень загадочных обстоятельствах.
– Вот, – Ухтомская бережно развернула успевший пожелтеть лист формата А4 с напечатанным на нем текстом. Письмо было отправлено в марте этого года. Сейчас начало декабря – девять месяцев назад.
«В прокуратуру города от Виленкина Владимира Гавриловича, улица Валентины Терешковой, дом 5, кв. 113.
Прошу обратить ваше внимание, уважаемый господин прокурор на деятельность Гартмана Натана Валентиновича (директор банка «Алоиза кредит банк»).
Помимо воровства и коррупции, которую развел Гартман в собственном банке, он также нарушает покой и процветание нашего города вопиющей историей узурпации.
Отстроив дом в коттеджном поселке «Волна», этот, с позволения сказать, господин не остановился на достигнутом. Участка ему показалось мало, и он возвел капитальные строения (баня, гараж для лодок) в северной части участка, выходящей на берег реки. Таким образом, баня и гараж расположены менее чем в десяти метрах от уреза воды по среднему уровню. То есть перегорожена часть береговой линии, что ограничивает право обычных людей на доступ к водоему.
Наша великая Волга-матушка, данная нам в награду для постижения истины через главное для всех, оказалась в плену у жадного вора. Гартман присосался к водной артерии, как вампир. Высасывает из города душу по капельке, как древоточец поедает молодую сосенку. Выпивает нашу добрую сестричку-Волгушку в угоду своим мужицким похотливым потехам.
Примите меры, господин прокурор, а то, не ровен час, придется восстанавливать справедливость, высказываясь от лица Волги-матушки в защиту ее сестер и братьев».
– Все, как нужно! – торжественно объявила Ухтомская. – Отправитель не существует, письмо содержит не только жалобу, но и косвенную угрозу, а тот, на кого жаловались, – мертв. И дело до сих пор не раскрыто. Но негласно считалось, что убили директора банка «Алоиза» конкуренты. Только доказать не смогли.
– Или не захотели, – добавила Вика. Она читала письмо, и взгляд ее все больше темнел. – И парцелляций снова нет, – заметила Виктория, и Вера с удовольствием подтвердила:
– Ни одной!
– Как был убит директор банка? – поинтересовалась Вика.
Вера зачитала из следственного дела, которое кто-то из СК умудрился переслать ей прямо на почту. Не будем показывать пальцем, кто это сделал, хотя все знают, что это был муж Веры, капитан Ухтомский.
– Гартман Н. В. был найден мертвым второго апреля этого года в собственном бассейне на участке.
– Открытый бассейн на улице? – сразу уточнил я.
– Да, но с подогревом, так что купальный сезон Гартман открывал в конце марта, а закрывал поздней осенью, – объяснила Вера. – Плавал вверх спиной, имелась обш