– Что вы можете сказать по этому письму? – Мняцакян лично приехал в спортзал. Собрались члены следственной группы. Не было только Ухтомского и еще двоих следователей, которые бросились проверять какие-то свои догадки.
Виктория покачала головой:
– Письмо снова стилистически словно распадается на две части. С одной стороны, – бредовая речь об отъеме энергии, жалобный тон, отсутствие связи с реальностью, с другой – письмо изобилует точной картографией.
– У женщин всегда сложные отношения с ориентированием на местности, – вставила Вера.
– Но наша предполагаемая женщина – архитектор по образованию, – рассуждал Мняцакян. – Или, погодите, вы же теперь предлагаете исходить из того, что Инна Берг может быть ни при чем?
– К сожалению, филологический анализ здесь уже бессилен, – не обрадовала Виктория. – Ищите связь между жертвами, она должна быть.
– Она должна быть, – съязвил Мняцакян, однако ирония его оказалась напрасной.
В течение часа в университет подъехал капитан Ухтомский.
– Связь действительно есть, – подтвердил Верин муж. – Магистральная связь, я бы так ее назвал.
Магистраль оказалась не иносказанием, а самой что ни на есть обыкновенной дорогой федерального значения, которая по генеральному плану должна была пересекать территорию опережающего развития, городской округ Ставроподольск, но удивительным образом, еще даже не начавшись толком строиться, уже успела пройти через все пять трупов.
Ухтомский снял фуражку и вытер пот, который, несмотря на мороз, тек по его лбу струями, как будто капитан только что вернулся из тропического леса в сезон дождей.
Все были в таком раже, что никто и не думал отпускать по домам студентов и преподавателей. Единственным бдительным оставался Мняцакян. Поблагодарив за неоценимую помощь следствию, он распустил разочарованных чтецов. Расходились, надо сказать, неохотно. Азарт погони и общего дела завладел всеми. Даже Ларькова с Верой, столкнувшись пару раз в проходе, обменялись общими фразами и погладили кота.
Возле стола Виктории остались только я, Вера и члены следственной группы. Начал Ухтомский:
– Коленкина являлась главой строительной компании, которая стала генеральным подрядчиком планировавшейся федеральной магистрали. Дорога должна была соединить Ставроподольск с ближайшими региональными центрами и Москвой. После внезапной смерти Василисы Семеновны проект был заморожен. Банк «Алоиза кредит банк» собирался участвовать в финансировании этого проекта. Заправки «Злой Горыныч», в сущности, здесь никого не интересовали, если бы этой компании не принадлежали несколько участков земли, по которой должна была пройти магистраль. По моим сведениям, убиенный король заправок уже вел успешные переговоры о передаче этих земель банку «Алоиза кредит банк» в обмен на выгодные кредитные линии и даже софинансирование сети заправок в других регионах. Примечательно, что переговоры велись непосредственно между директорами Гартманом и Стариковым, и убийство сразу двоих существенно затормозило проект передачи земельных участков. Мало того, часть участков находилась в личной собственности директора заправок, и до вступления в наследство они не могут быть переданы кому бы то ни было ни на каких условиях. Это отчасти и объясняет смерть нотариуса, который не только сопровождал сделку по передаче участков, но и впоследствии, будучи другом семьи Старикова, контролировал наследственное дело. Это откинуло проект еще как минимум на пять-шесть месяцев.
– А журналист? – требовательно спросил Мняцакян. – Он же у нас передачку про любовь вел. Этот-то как под магистраль попал?
– Не только про любовь, – многозначительно начал Ухтомский. – Насколько нам стало известно, последние три интервью, которые взял Веневитинов, были в сети заправок, в банке, в регпалате и управлении архитектуры. А вот теперь можно сопоставить, что роднит все эти убийства.
– Это что-то первобытное. Какой-то культ магистрали, – взволнованно прошептала Ухтомская.
– Это еще более раннее, чем первобытное, – заметил Мняцакян. – Это культ денег.
– Скорее культ власти, если судить по характеру убийств, – вставила Виктория. – Самая, пожалуй, древняя вера человечества.
Мняцакян в изнеможении опустился на стул.
– Капитан Ухтомский, кто у нас теперь руководит строительством магистрали? – поинтересовался генерал.
– Пока никто. Но у проекта появился новый, активный, как сейчас принято говорить, драйвер. Некто Вадим Олегович Гущин.
Имя Вадима Олеговича Гущина ничего не говорило ни Мняцакяну, ни Ухтомскому, успевшему пробить товарища по всем возможным базам. Гущин был чист. Работал старшим архитектором-конструктором в «ОблГипроТрансе».
Я почувствовал, что Виктория заерзала, собственно, мне самому хотелось задать один важный вопрос. Как бы невзначай я задел тетку ногой под столом.
– Вадим? – беззвучно сартикулировал я губами, когда она повернулась. Она поняла.
– Сколько ему лет? – поинтересовалась тетка у капитана Ухтомского.
– Кому? – удивился капитан.
– Вадиму Гущину.
– Около сорока – сорока пяти.
– Выясните, пожалуйста, какой университет окончил Вадим Гущин, – попросила Виктория. – И в каком году. В идеале – список одногруппников.
– Да? Да… Да-а-а, – Мняцакян отвечал на звонок телефона. – Вот это новость так новость, господа.
– К нам едет ревизор? – мрачно пошутила Вера.
– Можете считать, что он от нас и не уезжал, – парировал Мняцакян. – Инна Берг нашлась.
– Задержали? – спросила Вика.
– Не совсем. В больнице с тяжелой черепно-мозговой.
– Где? В Ставроподольске? – не выдержал я.
– Нет, у вас, лежит в больнице по месту прописки.
Глава 30. Предсказание для гуру
Мессинг не должен ошибаться.
Мессингу это не простится.
Наша миссия в Ставроподольске была закончена. Вместе с Филиппом и Викторией мы благополучно вернулись домой. Первым же пунктом визита в городе стала городская больница номер два, где проходила лечение только что пришедшая в сознание Инна. Следствие шло своим чередом, от Веры Ухтомской Виктория регулярно узнавала подробности в мессенджере.
Сведения же, которые, как оказалось, могла сообщить полиции Инна Берг, невозможно было почерпнуть ни из писем, ни путем следственных действий. Это были эксклюзивные сведения единственного свидетеля, информация, ценность которой не осознавала даже сама Инна. Но стоило только задать ей правильные вопросы, и Правдоруб был бы рассекречен. Убийца об этом прекрасно знал.
Инна поступила в больницу с проломленным черепом и обильной кровопотерей. Напали на нее сзади. В момент нападения она была нетрезва. Выпивала с горя, хоронила свой бизнес и очередной раз – веру в людей. Дочь Инна отправила в зимний лагерь, и, почувствовав свободу, женщина отрывалась.
В очередной раз Инна выбежала в магазин за бутылочкой винишка и не вернулась. Дочь-то и забила тревогу, когда обнаружила, что мать не отвечает на телефон до самой поздней ночи. Позвонила отцу по скайпу во Вьетнам, тот – в полицию. Инну нашли недалеко от дома за помойкой раненую, со страшным переохлаждением, но живую. Можно считать, что Инна родилась в рубашке: доползла до ближайшего мусорного бака, рядом с которым кто-то выложил целый ворох старых вещей. Вдруг кому-то пригодятся, думают в таких случаях рачительные хозяйки. И пригодились. Как брошенный бездомный кутенок, Инна завернулась в чью-то старую одежду, в числе которой на ее счастье оказался пуховик, и потеряла сознание. Утром ее обнаружили местные жители вместе с сотрудниками полиции.
– Только на пять минут, – сдвинув брови, предупредила медсестра. – И с котами нельзя.
В этот раз суровый закон обойти точно не получалось, пришлось оставить переноску с Филиппом в коридоре.
Казалось, что Инна спала, но, как только мы вошли, женщина приоткрыла один глаз: второй заплыл настолько, что казалось, будто в глазницу вставили речной булыжник-голыш черного цвета. Волосы ее были сбриты, голова перевязана.
– Катитесь к чертям! – первым делом сообщила Инна.
– Мама на всех так ругается, – пояснила худенькая белокурая девочка, примостившаяся на стуле в углу. Девочка была очень похожа на Инну в молодости. – Но мама все понимает, хоть и говорит странно.
– Не переживай, это скоро пройдет, поправится мама, у нее ушиб лобных долей мозга, главное, чтобы речевые центры не были задеты, – шепотом успокоила Виктория, на цыпочках пробираясь к кровати больной.
– Ушиб мозга, – повторила девочка и разрыдалась.
Я показал Виктории, что думаю о ее методах общения с детьми, покрутив у виска пальцем, и сел рядом с дочерью Инны. Звали девочку Марией, утром ее привезли из лагеря, и она все время сидела тут, на стуле рядом с матерью. Сейчас было около трех часов дня. Отец срочно летел со своей зимовки во Вьетнаме, как раз стыковался где-то то ли в Туркменистане, то ли в Казахстане. Его уже ждали следователи, так как к Геннадию Бергу тоже имелось немало вопросов. Сама же Маша была перепугана и тряслась, как осиновый лист.
– Ты ела что-нибудь? – поинтересовался я.
К счастью, в больнице девочку кормили, потому что никаких конкретных предложений, кроме пакета чипсов, в машине у меня сейчас не было.
– У меня есть кот, хочешь посмотреть?
– Кот? – недоверчиво глянула Мария.
– Филипп. В коридоре сидит, в переноске.
Девочка встала, молча подошла к двери, приоткрыла, увидела на подоконнике переноску, убедилась и села на место. Не доверяла нам.
– Инна, это Вика и Саша, – пыталась достучаться до несчастной жертвы моя тетка.
Женщина слабо улыбнулась.
– Инна, пожалуйста, ответьте на пару вопросов. Это очень важно для следствия.
– Давайте, – вдруг довольно четко отозвалась женщина. – Только я его, урода конченого, не видела, сзади подошел.
Голос ее был слаб, но она оставалась в сознании и излагала довольно здраво. Как у всякого больного с повреждением зон, отвечающих за волевой контроль, бранные слова вылетали из Инны через слово, в остальном речь ее была вполне связной и понятной.