— Шерстобитов, — я чуть не добавила «миленький», — мне нужно срочно переговорить с Андреем Беловым.
На другом конце провода повисла тягостная пауза, а я заволновалась.
— Это невозможно, — наконец ответил Шерстобитов.
— Почему? — глупо спросила я, и в голову мою полезла всякая белиберда: перестрелки, засады. Следователь — это вам не дворник все-таки. И вроде бы какое мне до всего этого дело, после того как он наплевал мне в душу, а предательская влага уже начала скапливаться в уголках моих глаз. Вот она, всепрощающая женская сущность! — С ним… С ним что-то случилось? — заорала я на всю квартиру.
— А с кем я говорю? — спросил Шерстобитов.
— Это… это Женя… То есть Евгения Пастухова…
— Все ясно. — Интонации Шерстобитова ни с того ни с сего стали откровенно враждебными. — Так вот, уважаемая Евгения Пастухова, пока с ним ничего страшного не случилось, если не считать временного отстранения от работы и преждевременных родов у его жены, но вы ведь на этом не остановитесь, не так ли?
— Что? — Я сразу охрипла. — Я… я не совсем понимаю…
— Да ладно вам, — Шерстобитов повысил голос, — не прикидывайтесь овечкой. Ведь подметные письма — ваша работа!
— Какие еще подметные письма? — пробормотала я растерянно, но Шерстобитов уже бросил трубку на рычаг.
Не буду подробно останавливаться на том, как я провела остаток этого суматошного дня. Скажу только, что Светик трещала без умолку, а я несколько раз пыталась дозвониться Нинон, причем абсолютно безуспешно. Ночь я провела будто на раскаленных угольях, можно сказать, совсем не спала, только ворочалась с боку на бок, а в моем разгоряченном мозгу то и дело прокручивались обрывки непонятных фраз: «Подметные письма… Отстранен от работы… Не прикидывайтесь овечкой… Это она так сказала?.. Это она так сказала?..»
Я встала в семь утра, когда Светик еще спала, и побежала к телефону. Номер Нинон, как и накануне, не отвечал. Я стала лихорадочно собираться и, видимо, достаточно шумно, раз моя самозваная племянница изволила разлепить свои нахальные серые глазки:
— Теть Жень, вы уже уходите? Так рано?
— Ухожу, — пробурчала я, проверяя содержимое своей сумки.
— На работу?
— По делам, — сухо ответила я, — мой стол ты знаешь, холодильник тоже, так что с голоду не пропадешь. А это ключи, — я бросила на стол запасную связку, — на случай, если тебе вздумается погулять. Только не очень грохочи, мои соседки этого не любят.
— Эти грымзы, что ли? — усмехнулась Светик. — Не бойтесь, теть Жень, все будет в порядке.
— Не сомневаюсь, — мрачно сказала я. На душе у меня было муторно из-за скверных предчувствий.
За дверью московской квартиры Нинон было тихо, ни малейшего шороха, несмотря на то что я давила на звонок, пока палец не побелел. Мимо прошла молодящаяся старушка с собачкой. Спустившись на один этаж, она остановилась на лестничной площадке и бдительно поинтересовалась:
— А вы к кому?
Неужто за грабительницу меня приняла? Вот так финт!
— А я к Нине, Нине Поваровой. Вы случайно не знаете, где она может быть?
— Понятия не имею, — пожала плечами бдительная старушка, — их давно тут не было.
Собачка натянула поводок и потащила свою почтенную хозяйку к выходу. Я еще немного постояла у двери и медленно пошла вниз по лестнице. Все, что мне оставалось, — отправиться в Дроздовку, чтобы успокоиться, если Нинон там, или встревожиться еще сильнее, если Нинон на даче не обнаружится.
Пытка неизвестностью продолжалась для меня еще сорок минут — ровно столько времени электричка тащится до Дроздовки, останавливаясь чуть ли не возле каждого столба. Из головы у меня не выходило то, что сказал мне Шерстобитов. В чем он меня обвинял? Какие такие подметные письма имелись в виду? И за какие провинности и прегрешения Андрея отстранили от работы? А если… Меня бросило в жар: неужели причина в наших с ним отношениях, уже прерванных? Но ведь об этом никто не знает! А Нинон? Ну нет, ни за что не поверю, что она могла как-то способствовать утечке этой особо секретной информации. Она же мне обещала!
Тогда кто? Я сжала виски пальцами и закрыла глаза, восстанавливая картину нашей с Нинон откровенной беседы на лужайке перед домом поэта-песенника. Нет, Широкорядов слышать ничего не мог, поскольку отошел за очередной партией выпивки и закуски. Что до банкира Остроглазова, то он был пьяный в стельку и все твердил про какую-то непонятную маржу. А если… Если он притворялся?! Делал вид, что лыка не вяжет, а сам мотал на ус? А мы с Нинон потом, как дуры, надрывались, тащили его на себе. Стоп, а Лиза? Я забыла о Лизе. Ведь откуда-то она взялась? Вдруг она пряталась неподалеку и все слышала? И теперь, когда над ее головой сгустились тучи, вперед выступила многочисленная армия адвокатов, нанятых Лизиным папашкой, «не вылезающим из телевизора». Теперь они сомкнули ряды и единым фронтом двинулись против бывшего мужчины моих несбывшихся снов. Мне бы радоваться его неудачам, да что-то совсем не хотелось.
В Дроздовке, как всегда, вышло несколько человек, точнее сказать, шестеро. Причем пятеро сразу же взяли курс на деревню, и только я побрела в сторону дачного поселка. На маленькой площади я ненадолго остановилась, посмотрела на задраенную амбразуру ларька, в котором десять дней назад мы с Нинон покупали шампанское и конфеты. И услужливый Сеня мечтал всучить нам еще что-нибудь. Теперь он уже в могиле. Подумав так, я вздрогнула и прибавила шагу. Только бы с Нинон ничего не случилось, иначе я себе этого никогда не прощу!
Уж как я обрадовалась, когда еще издали увидела свою подружку на террасе, просто слов не подберу, чтобы описать свое состояние. Я даже побежала, чтобы поскорее ее обнять и заглянуть в ее близорукие глаза, а заодно раз и навсегда выяснить, что она не имеет никакого отношения к подметным письмам, о которых говорил Шерстобитов. Только спросить ее об этом надо как-нибудь потактичнее, а то еще обидится.
— Это ты? — удивилась Нинон. — А я как раз сегодня хотела тебе позвонить…
Я перевела дух:
— Ох, ты меня и испугала. Звоню-звоню, никто не отвечает. Представляешь, какие у меня мысли?!
— Ну, извини, — совсем по-детски улыбнулась Нинон и убрала за ухо белокурую прядку, выбившуюся из небрежного пучка на затылке, — каюсь, совсем об этом не подумала. Посидела в Москве два дня, чувствую, больше не могу, а тут и погода немного наладилась…
— А мне-то почему не позвонила? — допытывалась я.
— Да знаешь ли… Побоялась, что ты подумаешь: вот опять за свое. А потом, я ведь немного, как бы это сказать, воспряла духом. Ты права, хватит уже мне убиваться, пора посмотреть на вещи трезво… А ты, ты чего это такая бледная?
— Спала плохо, — призналась я.
— Из-за меня? — всплеснула руками Нинон.
— Да не только… — Я замялась. — Ты, Нинон, пожалуйста, не обижайся, но я задам тебе один вопрос, не очень приятный. — Я пристально посмотрела на сразу же посерьезневшую Нинон. — Скажи, ты случайно никаких писем в прокуратуру не писала?
— Писем? Каких еще писем? — Облачко искреннего непонимания затуманило ясное лицо моей подружки.
— Тут такое дело, — промямлила я, мне было уже ясно, что Нинон тут совершенно ни при чем, — Андрея отстранили от дел из-за какой-то телеги. Я точно не знаю, что там было написано, но думаю, не с нашим ли романом это связано…
Нинон приложила руку к груди:
— Женя, клянусь, я в таких делах — могила. Да чтобы я проболталась! Он, этот твой сыщик, конечно, гад, но подметные письма не мой стиль.
Я вздохнула с облегчением:
— Я так и думала. Скорее всего это Лизин папа нанял ищеек, которые до всего докопались.
Нинон посмотрела на меня долгим взглядом, склонила голову набок:
— Ох, не нравится мне, как ты выглядишь. Такая бледная, изможденная… Ты хоть завтракала сегодня?
— Честно говоря, нет. — Я только сейчас почувствовала, что и в самом деле голодна.
— Ну вот, так я и знала! — констатировала Нинон. — Так ведь недолго себя до ручки довести. Пойдем-ка я тебя покормлю.
Честно говоря, я ничего не имела против.
Пока Нинон управлялась на кухне, я уютно устроилась на диване в гостиной. Возбужденное состояние, в котором я пребывала весь вчерашний день и сегодняшнее утро, постепенно уступало место если не умиротворенному, то, по крайней мере, более-менее спокойному. Мне бы поскорее расквитаться с еще одной проблемой… Похоже, Нинон пока ничего не знала о приезде Генки, а я не знала, как с ней заговорить об этом. Так, чтобы она не сильно расстроилась.
Я мысленно прикидывала разные варианты перехода к столь болезненной для Нинон теме, покусывая нижнюю губу и водя взглядом по стенам, словно на них были начертаны полезные советы на случай подобных затруднений. И вот в какой-то момент, когда я без толку таращила глаза, я и увидела эту куртку, слишком приметную, чтобы ее можно было перепутать с какой-нибудь другой. Неудивительно, что я так и прикипела к ней взглядом.
Из кухни появилась Нинон, вытиравшая руки полотенцем.
— Ой, — сказала она, перехватив мой взгляд, — кажется, Остроглазов забыл свою куртку. Он приходил недавно, спрашивал соль. А знаешь что, ты пока завтракай, а я быстренько к нему сбегаю — отнесу. Хорошо? — Она улыбнулась, сняла куртку со спинки стула и выпорхнула за порог.
Я осталась сидеть с открытым ртом. Куртка, которая так привлекла мое внимание, никак не могла принадлежать банкиру, потому что буквально вчера я ее видела на Генке Поварове!
Глава 28
Может, это все-таки совпадение? Может, у них и в самом деле одинаковые куртки? А что, у Остроглазова вполне хватает денег, чтобы иметь кучу самых разнообразных тряпок. И потом, если Генка приезжал к Нинон, зачем ей это скрывать? Глупость какая! Кажется, крыша у меня едет все-таки, что немудрено при таких передрягах.
Я встала с дивана, прошлась по гостиной из угла в угол, заглянула в кухню. Увы и ах, ко мне снова вернулось беспокойство, а есть сразу расхотелось. Но я все-таки плеснула чаю в чашку, постояла у окна. Да что же со мной творится, нельзя же так поддаваться эмоциям! Вот придет Нинон, и я прямо у нее спрошу, был у нее Генка или нет. Да, придет, и я спрошу. Но Нинон все не возвращалась, а мои сомнения усиливались.