ИЗ ПРОТОКОЛОВ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ДОПРОСОВ ОБВИНЯЕМОГО
27 ноября 1992 г. гор. Москва
Следователи по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации старшие советники юстиции Бакин Е.А. и Костарев В.Е. в помещении следственного изолятора № 4 МВД России с соблюдением требований ст. ст. 150–152 УПК РСФСР дополнительно допросили в качестве обвиняемого
ГОЛОВКИНА СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА
(остальные анкетные данные имеются в деле)
Допрос начат в 13 час. 55 мин.
окончен в 15 час. 50 мин.
В услугах адвоката на настоящем допросе не нуждаюсь.
(подпись Головкина С.А.)
Вопрос: Прошу рассказать о времени нахождения Вас в очередных трудовых отпусках в период работы на Московском конном заводе № 1 и Всесоюзном тресте конных заводов и ипподромов.
Ответ: За время работы в этих организациях я всегда, как правило, уходил в очередной отпуск в летне-осенний период, это вызывалось спецификой моей работы. Именно в этот период работы у меня бывало меньше, чем в зимне-весенний период, когда необходимо было работать с молодняком. Позднее, с апреля 1986 г., когда я уже стал работать зоотехником-селекционером, на зимне-осенний период приходилась случка и осеменение маток, появление молодняка. Это были самые напряженные периоды моей работы.
Первый свой отпуск я получил летом 1983 г., либо в августе, либо в сентябре 1983 г. В настоящее время я затрудняюсь назвать конкретный период моего нахождения в отпуске, т. к. не помню, но отпуск был коротким — 18 дней. Этот отпуск, как мне помнится, я провел в Москве. Особо я тогда за пределы Москвы никуда не выезжал, хотя допускаю, что уже в то время в поисках жертв я выезжал на электричках по Белорусскому направлению в район платформ Часцовкая, Портновская, Голицыне, Звенигород. Выезжал я часов в 8 утра, а возвращался в 19–21 час. Одевался я тогда по-походному, а именно: джинсы, куртка типа ветровки, кроссовки, если сухо, а если мокро — сапоги. С собой я брал черную сумку через плечо, в которой находились веревки, нож, бинокль. Воды и продуктов питания с собой не брал. Родителям я говорил, что еду за грибами, ягодами, на рыбалку. Иногда домой привозил собранные мною в небольшом количестве ягоды, грибы.
На электричках я также ездил в Истринском и Лобнинском направлениях. В Истринском районе я обычно выходил на платформе, которая находится перед платформой Новоиерусалимской. В Лобне обычно сходил на платформе Депо, позднее проезжал к Катуару, Трудовой. В укромных местах, где можно было совершать преступления, одиночки мне не попадались, и поэтому в этот период я никаких преступлений не совершал.
В 1984 г. отпуск был у меня, по-моему, летом, но когда именно, сейчас не помню. Его я провел в Москве. Поездки на электричках в поисках жертв я совершал, как правило, через день, но бывало, и каждый день. В воскресенье я обычно бывал дома и никуда не выезжал, т. к. считал, что в этот выходной день в тех местностях, в которые я выезжал, бывало много отдыхающих, и я мог попросту "засветиться". Выезжал в тот период не только по вышеуказанным направлениям, но и по Павелецкому, возможно, Казанскому.
В 1985 г. отпуск был у меня летом, но конкретно период назвать затрудняюсь.
В 1986 г. в отпуске я был в июне месяце, по-моему, где-то даже в начале месяца. Тогда у нас отпуск стал уже 24 рабочих дня. Если мне не изменяет память, то этот свой отпуск я также провел в Москве в поисках возможных жертв.
В 1987 г. отпуск был у меня летом, тогда мы с мамой и с сестрой ездили по путевке отдыхать на турбазу "Лунево" Костромской области. Вначале туда уехали мама и сестра, я подъехал несколько позднее. Добирался я туда поездом до Костромы, с Ярославского вокзала, а оттуда пароходом до "Лунево".
Вопрос: Согласно имеющимся в распоряжении следствия документам в 1987 г. Вы были в отпуске с 1 по 28 июля. Так ли это?
Ответ: Если об этом свидетельствуют документы, то это было именно тогда.
В 1988 г. отпуск у меня был летом. Мы, т. е. я, моя мама и сестра, вернее, моя тетя по путевке отдыхали на турбазе "Алексин бор".
Путевки в эту турбазу, как и в предыдущем году, доставала моя мама у себя на работе. Ехали мы туда все вместе на автобусе с автовокзала на Щелковской до Алексино. Во время нашего пребывания там я один никуда не ездил и не ходил.
В 1989 г. отпуск у меня был в сентябре месяце, т. к. в этот период, а именно 23 сентября, я убил подростка. Отдыхал я тогда в Москве и Горках-10. За пределы Московской области не выезжал.
В 1990 г. я отдыхал в июле-августе. Во время отпуска за пределы Московской области я не выезжал.
В 1991 г. в отпуске я был в сентябре, за пределы Московской области не выезжал. В 1992 г. отпуск у меня был с 3 августа. До 13 августа я отдыхал в Москве, а затем лег в больницу — мне необходимо было удалить спицу из плечевого сустава правой руки.
Вопрос: Имеющиеся документы свидетельствуют о том, что в 1988 г. отпуск у Вас был с 26 августа по 22 сентября, в 1989 г. — с 12 сентября по 10 октября, в 1990 г. — с 16 июля по 11 августа, в 1991 г. — с 6 по 30 сентября, в 1992 г. — с 3 по 30 августа. Так ли это?
Ответ: Да, я подтверждаю эти факты.
21 декабря 1992 г. гор. Москва
Прежде чем приступить к допросу, прошу принять у меня заявление о трех попытках совершения убийств мальчиков-подростков, предпринятых мною в 1982–1985 г.г., и о которых, полагаю я, неизвестно следствию. Прошу расценивать это мое заявление как явку с повинной со всеми вытекающими из этого последствиями.
Как я уже сообщал ранее, после окончания Тимирязевской академии парней с нашего курса, в том числе и с других факультетов, направили на воинские сборы в окрестности гор. Калинина, в Путиловские лагеря, где мы должны были пройти трехмесячные курсы овладения воинской специальностью. Указанные лагеря находятся в км 10 от Калинина, расположены на реке Волге. Добирались мы туда водным путем, ходили ли туда автобусы, сказать затрудняюсь, т. к. этим видом транспорта туда я никогда не добирался.
Местность там лесистая, рядом расположены деревни, но я сейчас просто запамятовал их названия. Были мы там три месяца — с июля по сентябрь. Ребят на сборах было много и не только из нашей академии, но каких именно вузов, уже не помню.
Первоначально все наши ребята из академии с сопровождающим с военной кафедры Тимирязевской академии добирались в эти лагеря организованным путем. Вначале мы на электричке прибыли в Калинин, а оттуда теплоходом — в Путиловские лагеря. По прибытии нас переодели в солдатское обмундирование, но гражданскую одежду оставили при нас, она хранилась в наших же палатках, к ней мы имели свободный доступ.
С командованием батареи отношения у меня сложились нормаль^ ные, и по истечении какого-то времени у меня, так же, как и у других ребят, появилась возможность на сутки уезжать домой иа отдых, примерно раз в месяц. Каких-либо документов, по-моему, на это не требовалось, по крайней мере у меня в памяти не отложилось, чтобы я писал по этому поводу какие-то рапорта. Командир батареи давал "добро", ты переодевался после этого в гражданку и ехал домой. Каких-либо увольнительных записок нам не давали.
Раза три в таких краткосрочных отпусках бывал и я. Домой и обратно в лагеря мы добирались каждый индивидуально, сопровождающих не было.
В то время у меня уже появилось желание убить мальчика-подростка. Мне было достаточно где-либо увидеть мальчика, который бы мне понравился, и у меня возникало желание убить его. Я мысленно представлял, как я осуществлю это, но обстановка для совершения подобных действий была не та. Не мог же я, допустим, в метро совершить все то, что я представлял, да и, видимо, желание подавлялось волей, осмыслением того, что этого делать нельзя, что за этим последует наказание. Хотя уже тогда, да и еще раньше — в период обучения в школе я стремился найти отдушину и дать выход обуреваемым меня мыслям и представлениям о том, как я совершаю преступления — убийства. Выражалось это в том, что я ловил на улице кошек и пытался им причинить боль. На моей памяти два случая таких. Было это лет 10 назад, а может быть и больше, учился я тогда в классе 5–6.
Помню, как-то на улице я поймал чью-то кошку и пытался убить ее, размозжив камнем голову, но с первой попытки сделать это мне не удалось. Все-таки, видимо, были какие-то сдерживающие силы, я не смог убить ее с первого удара, она вырвалась и убежала. С другой стороны мне было досадно оттого, что у меня с первого раза это не получилось.
Через некоторое время я поймал в нашем дворе вторую кошку, принес ее домой с тем, чтобы убить. Дома никого не было. Какое время года было тогда, не помню, но было это после уроков. Я сделал из веревки петлю и повесил эту кошку у себя в комнате. Уже тогда от сделанного я испытал удовлетворение. После этого я отнес мертвую кошку на кухню, где, держа над раковиной, с помощью ножа отрезал ей голову. Ее кровь спустил в раковину. От вида крови какого-либо возбуждения или удовлетворения я не получал. Удовлетворение приходило в процессе убийства этого животного и отчле-нения головы. Такое ощущение, что на душе легче стало от этого…
Больше ничего с трупом кошки я делать не стал, положил в целлофановый пакет и выбросил на помойку в нашем дворе, точнее, в мусорный контейнер. После этого желания поиздеваться над кошками, убивать их у меня не возникало.
Примерно в то же время со мной был следующий случай. У меня был аквариум с рыбками. Появилось желание посмотреть, как будут вести себя рыбки, если их вскипятить. Металлической кружкой я зачерпнул воду из аквариума и несколько мальков, находившихся на поверхности, и поставил на огонь. Причем это было тогда связано не с желанием получить удовлетворение от их смерти, а скорее чистое любопытство — как они будут вести себя в данной ситуации.
Не думаю, чтобы мои родители что-либо могли заподозрить об этих моих занятиях. Я старался всегда за собой убрать, чтобы никто не заметил, чем я занимался.
Так вот, к тому периоду, когда я закончил учебу в академии, желание кого-то убить становилось все навязчевее что ли. Получалось так, что я все чаще и чаще думал от этом и это толкнуло меня к конкретным действиям, а именно — физически ощутить все это.
В то же время я понимал, что онанирование и возникающее желание получать удовлетворение от чьих-то мучений не вполне нормальное явление. Было время, что я даже решил покончить со всем этим, но произошло одно событие, которое, я считаю, негативно повлияло на мою дальнейшую жизнь. Было это на 3 или 4 курсе осенью. К этому времени я все реже и реже старался заниматься онанизмом и, скажу честно, мне это удавалось.
Как-то вечером я поехал на Центральный московский ипподром с тем, чтобы пообщаться со своими знакомыми ребятами, занимающимися вместе со мной в школе верховой езды. Когда я шел уже по территории ипподрома, ко мне беспричинно, под видом того "Дай закурить" пристала группа ребят — человек 10–12. В основном это были ребята лет 14–15, а человека три лет 18. Внешне не было заметно, чтобы они были пьяны или обкурены. Закурить тогда у меня с собой не было, и это послужило причиной, что меня стали сильно избивать, нанося удары кулаками, ногами. Я вначале пытался обороняться, но они меня свалили и стали пинать. При этом сломали мне переносицу, выбили два передних верхних зуба, я уже не говорю о синяках. Сколько это продолжалось по времени, сказать не могу, тогда я потерял чувство времени. Избили меня они и бросили здесь же. Попытку ограбить меня не предпринимали. Что это были за ребята, откуда они, я не знаю и раньше их здесь никогда не видел, так же, как и потом.
Я уже сейчас не помню, но я зашел в какую-то конюшню, умылся, как мог привел себя в порядок. Вся моя куртка была в крови, но никто даже не попытался узнать, что именно со мной произошло, предложить свою помощь. Мое появление в таком виде дома очень напугало мою маму, но я постарался ее успокоить, сказав, что я просто упал с лошади. Она потащила меня в травмопункт нашего района, он находится в здании 28 поликлиники. Я считаю, что именно в этот травмопункт меня повели, но точно сказать не могу, так ли это. Там мне оказали первую помощь. Помню, что осматривал меня мужчина, но описать его внешность не смогу — забыл. Я просил его дать мне справку об освобождении от занятий в академии, т. к. мне было стыдно с таким лидом появляться на занятиях, но он мне в этом отказал.
Ребятам из своей группы я сказал, что нарвался на хулиганов, которые меня и отделали, но подробно об обстоятельствах моего избиения, где это произошло, не сообщал. Кому конкретно я рассказывал об этом, сейчас уже не помню.
В последующем я вставил в платной стомоталогической поликлинике, расположенной где-то рядом с институтом Склифосовского, два пластмассовых протеза. Со мной тогда была мама.
Уже потом я пытался отыскать этих ребят с тем, чтобы рассчитаться с ними, и поэтому ходил на ипподром, но встретить их мне так и не удалось. У меня появилась жажда мщения, не обязательно кому-то конкретно из обидчиков, а любому, первому попавшемуся. Видимо сказалось здесь и то, что я не смог отыскать своих обидчиков. Следует учесть, что под это у меня уже имелась "теоретическая база", я имею в виду все те мои представления садистского плана. Я мысленно представлял, что издеваюсь над своими обидчиками, а затем убиваю их, и эти мучения доставляют мне удовольствие. Вроде бы получалось, что я отомстил за себя — справедливость восторжествовала. Но время шло, я их не находил, а желание убить не только оставалось, но и укрепляло мою решимость обязательно претворить это в жизнь.
Не думаю, что именно это обстоятельство и определило мой выбор в возрасте жертв, т. к. об этом я думал и ранее. Скорее всего это лишь подтолкнуло меня к конкретным действиям.
Возможность осуществить задуманное впервые появилось у меня летом 1982 г. во время нахождения на военных сборах.
Примерно часов в 14–15 в один из летних дней, когца я возвращался из дома в Путиловские лагеря, я решил добираться из
Калинина не водным путем, а пошел пешком через лес. Место там было безлюдное. Следуя по дороге, был ли это асфальт или бетонные плиты, уже не помню, я увидел мальчика лет 13, который стоял у края дороги и бросал камушки. Допускаю, что где-то рядом мог находиться пионерский лагерь и мальчик оттуда. Был он среднего роста, худощавый, русоволосый, но не очень светлый. Как был одет, сейчас уже не помню. Как я был тогда одет, тоже не помню. У меня в руках была какая-то сумка, с двумя ручками, в которой находились продукты. Когда я его увидел, то меня как будто прошил электрический разряд. Такое ощущение, как будто мозги зачесались. Возникло желание убить его, точнее будет сказать, так наконец-то у меня появилась реальная возможность осуществить задуманное, а именно совершить его убийство. Следует отметить, что мысли об убийстве возникали у меня все чаще и чаще, вполне возможно, что и следуя к лагерям, у меня имелась такая мысль.
Я подошел к мальчику и под предлогом того, что мне якобы нужно принести из леса на дорогу мешок, попросил его помочь в этом и пойти в лес. Он согласился. Мы с ним направились в лес. Помню, что мимо нас по дороге проходил какой-то мужчина, но на нас он никакого внимания не обратил. Примет этого мужчины я описать не могу, т. к. видел его мельком. Причем мальчик шел не рядом со мной, а в нескольких метрах взади, как бы опасаясь меня. Когда мы с ним зашли в лес и углубились в него метров на 20, я повернулся к нему, полагая, что он подойдет ко мне ближе. Я думал, что Когда он приблизится, схвачу его руками за шею и задушу, но мальчик, видимо, почувствовал что-то неладное, развернулся и молча убежал от меня. Преследовать его я не стал. У меня появилось чувство досады на себя за то, что вот вроде бы случай представился, а я к его осуществлению не подготовился. Что-то в этом роде. Облегчения не наступило, а, наоборот, появилась какая-то злость на себя. Придя немного в себя, я вновь вышел на дорогу и по ней добрался до лагеря.
Недели через 2–3 после этого при аналогиченых обстоятельствах при возвращении из Москвы в лагерь в лесу я повстречал еще одного мальчика, но не на дороге, а в лесу. Мне сейчас трудно сказать, было ли это в том же самом или ином месте, где я встретил первого мальчика.
Этому мальчику было лет 14–15, он был немного выше первого, такой же худощавый, но темноволосый. Как он был одет, не помню. Из своей одежды я помню только черную шерстяную водолазку. Со мной была та же сумка. Шел я один по дороге, заметил этого мальчика. В руках у него была корзинка и нож, он собирал грибы на окраине леса. Находилось ли поблизости село какое-либо или нет, я не помню. До того, как он меня заметил, я сделал вид, что тоже собираю грибы. Отломил какую-то ветку и стал медленно, как бы ища грибы, приближаться к нему. Я нашел какой-то гриб, сорвал его и под предлогом помочь определить его название приблизился к мальчику. Я попросил сказать мне, что за гриб я нашел. А был это самый обычный подосиновик, я знал это. Когда он взял у меня гриб и стал его рассматривать, я резким движением руки схватил его за шею, сдавливая большими пальцами его горло. От неожиданности он уронил корзину с ножом и мой гриб, но потом, видимо, оправился от этого и стал оказывать мне сопротивление, отбиваясь руками и ногами. Кричать сильно он не мог, т. к. я сдавливал ему горло, но что-то наподобие визга вырывалось из него. Мы с ним упали на землю, где я продолжал душить его, он отбрыкивался и в какой-то момент я почувствовал, что у меня не хватает силы задушить его. Я ослабил захват, а потом вообще перестал его душить, убрал руки и слез с него. Я поднял его нож и подошел к нему. Возможно, я бы убил его этим ножом, но он закричал: "Не надо!" Это остановило меня. Мне кажется, что в то время я не был готов убить ножом. Повернулся и ушел, а мальчик, видимо, уже придя в себя, вскочил и убежал по направлению к дороге, оставив свою корзинку и нож. Я не слышал, чтобы он кричал, звал кого-то на помощь. Тем временем я пошел в глубь леса, не разбирая дороги. Был я очень возбужден. Следует заметить, что когда я его заметил, то у меня вновь было такое ощущение, что меня пронзил электрический разряд. Подобное ощущение я испытывал каждый раз, когда встречал подходящую для себя жертву.
Опять я ругал себя за то, что не смог осуществить задуманное, но вместе с тем понял, что задушить человека руками я не смогу, что нужен другой способ убийства.
Я вышел на берег реки Волги и берегом дошел до лагеря. Я думал, что мальчик сообщит о нападении на него в милицию, что будут искать нападавшего в нашем лагере. Даже решил, что если выйдут на меня, прикинуться ничего не знающим человеком. Но, к моему счастью, все обошлось. Места нападения на этих мальчиков и в первом, и во втором случаях я показать не смогу, все-таки это было лет 10 назад. Думаю, что не смогу опознать тех мальчиков, на которых я нападал.
дополнительного допроса обвиняемого
21 января 1993 г. гор. Москва
Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре РФ старший советник юстиции Бакин Е.А. дополнительно допросил в качестве обвиняемого Головкина Сергея Александровича.
Вопрос На предыдущих допросах по факту убийства Вами в 1986 г. в районе расположения пионерского лагеря "Звездный" подростка Вы показали, что перед тем, как увидели его, видели двух мальчиков, которые тоже выходили через тот же проем, что и он. Уточните, в какой момент Вы их видели, что они делали, где Вы в это время находились?
Ответ: Я действительно видел двух подростков перед тем, как увидел свою жертву. Как они выходили с территории лагеря, я не видел, а увидел ребят, как они проходили по свободному от деревьев пространству к проему в заборе на территории лагеря, т. е. они в это время возвращались с того же участка леса, где и я находился. Я же наблюдал в это время за проемом с края леса у самой просеки, по которой проходит электролиния с деревянными столбами. С моего места вся территория лагеря не просматривалась, т. к. у проема имелось строение, которое загораживало обзор мне в этом месте. Мальчик появился минут через 10–15 после этих ребят, пересек свободную площадку примерно в том же месте, где и те двое, и зашел в лес. Тогда со своего места я прямо по лесу направился к нему — расстояние от меня до места захода мальчика в лес было примерно метров 100. Он углубился в лес метров на десять, стоял и курил, когда я подошел к нему. Делал вид, что собираю грибы и случайно оказался в этом месте. В момент нашей встречи я курил. Мальчик сам обратился ко мне с просьбой дать ему на запас одну сигаретку. Я сделал вид, что достаю сигарету и сблизился с ним. Взял его за плечо и велел следовать за мной. Он испугался в этот момент — это было видно по его виду и реакции — он дернулся, но я его держал и увлек в глубь леса. Сопротивляться он не стал, подчинился, хотя я даже в этот момент и нож не доставал. Я, ранее блуждая по этому лесу, нашел недалеко от просеки старый деревянный сруб — видимо, ранее там стоял чей-то дом. Сруб был старый, без крыши, уровень его от земли мне примерно по пояс. Недалеко от этого сруба я выбрал даже дерево, где, если мне удастся поймать какого-либо мальчика, я его и повешу.
Этот план своих действий у меня был продуман заранее, поэтому я знал, куда мне вести мальчика, и проблем с местом убийства на тот момент для меня не существовало. Я их решил все заранее. Выйдя на просеку, мы пересекли ее, я провел его к срубу и от него к намеченному мной дереву — метров 30–40 от сруба и с удалением от лагеря. У этого дерева толстая ветка находилась на нужной мне высоте — примерно 2,5 м, и мне удобно было осуществлять то, что я наметил и представлял заранее в своем воображении.
Когда мы оказались у дерева, я достал из сумки приготовленную веревку, связал мальчику за спиной руки — сопротивление он мне практически не оказывал, т. к. не представлял наверное, что его ждет. Чтобы он до конца ни о чем не догадался, я достал из сумки и приготовленную кепку "Речфлот", одел ему на голову так, чтобы козырьком закрывалась у него полная видимость. После этого достал из сумки веревку с приготовленной петлей (она метра три длиной была, что хватило, и тоньше тех веревок, что в гараже я использовал), перебросил ее через сук, петлю одел мальчику на голову и потянул за другой конец.
Мальчик тогда догадался о моих намерениях, т. к. в последний момент я снял с его головы кепку. Он и крикнуть вообщем-то не успел, как я его повесил. Я дождался, когда он затих, сил у меня не хватало, чтобы подвесить его выше, поэтому тогда мне пришлось его тело руками приподнимать повыше, чтобы ноги у него находились хотя бы сантиметров на 20 от земли. Мне хотелось, чтобы в таком положении труп был зафиксирован.
Когда удалось его поднять, я обмотал веревку вокруг дерева, и весь он оказался передо мной. В таком положении я и вырезал первым делом у него половой член с мошонкой — одним фрагментом, а потом разрезал тело вдоль примерно посередине от горла до лобка. Половые органы у трупов я вырезал впервые, меня всегда влекло это сделать, а тип Гуляева вызвал у меня такой подъем, что я выполнил то, о чем мечтал и что хотел увидеть, держать в руках. Мне в тот момент постоянно хотелось находится с телом, проводить различные манипуляции с ним, что-то резать. Я получал от этого какое-то внутреннее удовлетворение. Я отрезал голову — сейчас точно не помню чем — ножом или бритвой, хотел снять скальп, делал надрезы на волосяной части, а потом передумал, решив взять голову с собой. Такое же желание у меня возникло и в отношении половых органов. Я сложил их в полиэтиленовый пакет, сунул в сумку, а голову понес прямо в руке. Предварительно, конечно, я снял с трупа все веревки, чтобы никто не догадался, что на самом деле здесь происходило.
Пока шел по лесу и нес этот свой "груз", все терзался сомнениями, как я повезу голову домой, потом все-таки принял окончательное решение оставить ее в лесу. Я двигался все это время по просеке, поэтому, когда у меня все сомнения отпали в отношении вопроса о голове, я прямо с просеки забросил ее в деревья — это влево по ходу моего движения.
Сколько я прошел от места убийства с головой, я сейчас просто не помню, да и не считал, но примерно это на половине пути до выхода из леса. Выйдя из леса, я ушел обратным путем на ст. Часцовская. На ст. Жаворонки вышел из электрички и на автобусе доехал до Горок-10.
В то время я жил в комнате (полдома), где у нас мастерские, поэтому я сразу прошел к себе. Достал пакет с вырезанными половыми органами, положил их в стеклянную банку литровую и пересыпал обыкновенной солью, купленной в магазине. Я делал то, что именно мне хотелось, все чувства свои мне просто словами сейчас не передать. Законсервировав таким образом половой член и мошонку с яичками, я убрал банку куда-то в угол, чтобы ее не было видно. Так их хранил я дня два-три. Когда мне надо было их увидеть, я брал банку и рассматривал, а потом обратно ставил на место. Созерцая, я как-то успокаивался, получая внутреннее удовлетворение. Наступало именно не возбуждение, а покой.
Дня через два-три я стал замечать, что половые органы стали синеть. Цвет их у меня вызывал уже не те эмоции, поэтому, когда они посинели совсем, я растопил свою печку и все это сжег. Банку вымыл содой и в дальнейшем никогда ничего из органов не пытался консервировать подобным образом. То, что я растапливал печку летом, ни у кого не должно было вызвать никаких подозрений, т. к. в тот период лета 1986 г. было прохладно, да и кто на такие вещи мог обратить внимание — я жил в доме и вообще на конезаводе один. Правда, в общежитии тогда тоже люди жили, но мой дом находился все-таки в удалении.
Мне не хотелось обо всем этом вам рассказывать ранее, т. к. я считал, что меня никто понять не может и все мои переживания и подобные действия для следствия не существенны. Могу сейчас еще добавить, что недалеко от того места, где я вышел из леса после убийства, я в 1992 году выбросил и трупы убитых мной 15 сентября двух подростков. Я сейчас нарисовал полную схему всей этой местности и все, что связано у меня с ней.
11 февраля 1993 г. гор. Москва
На Московский ипподром я приезжал часто, иногда по нескольку раз в год. Приезжал я, конечно, на розыгрыши только крупных призов, но это бывало и летом, и зимой. В настоящее время я затрудняюсь назвать даты, когда я посещал Московский ипподром в последние пять лет. На Московском ипподроме я играл на тотализаторе только во время учебы в академии. В то время я ездил на Московский ипподром иногда вместе с двумя однокурсниками. Но денег у меня было мало и по крупному я никогда не играл (например, мог поставить на лошадь 3 рубля и выиграть 5 рублей). После окончания академии я вообще перестал играть на тотализаторе.
… В кинотеатры я ходить не люблю. Я ходил ранее в кинотеатры, когда учился в академии. В основном я любил комедии. На сеансы я ходил в основном в компаниях студентов. Ходил ли я в кино самостоятельно, не помню. Когда стал работать, то в кинотеатры ходить перестал, в основном из-за занятости. С января по июль я с утра до вечера занят на случках и осеменении кобыл. А если выпадало свободное время, то я предпочитал смотреть телевизор. Читать книги я тоже не люблю. Помню, что читал книги, когда лежал в больнице в 1991 году после падения с лошади. Из периодических изданий я читал журнал "Коневодство" и газету "Московский комсомолец", которую выписывает моя мама (еще она выписывает газету "Аргументы и факты", которую я тоже читал). То есть я читаю только то, что выписывает моя мать, другими изданиями я не интересовался.
Если честно сказать, то у меня только один интерес — к поискам и убийствам мальчиков. Другие занятия меня мало интересуют. Поэтому в летний период я не имел желания идти в кинотеатр или на другие развлечения. Если в летний период у меня выпадало свободное время, то я отправлялся на поиски мальчиков для убийства. Когда наступало холодное время года и выпадало свободное время, я в основном смотрел телевизор или спал. Выделить какие-либо передачи я не могу. Мне нравился "Московский телетайп" и "Хроника происшествий". Фильмы ужасов я никогда не видел и не испытывал желания их посмотреть.
11 марта 1993 г. гор. Москва
Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре РФ старший советник юстиции Бакин Е.А. с соблюдением ст. ст. 150–152 УПК РФ дополнительно допросил в качестве обвиняемого Головкина Сергея Александровича
Вопрос: В ходе следствия вы давали показания, что после расчленения убитых вами мальчиков в подвале, выжигали кровь из детской ванны с помощью паяльной лампы. У Вас в гараже были обнаружены две паяльные лампы — одна большая, а другая маленькая. Какую из них вы использовали для этих целей?
Ответ: Обе эти лампы у меня постоянно находились в основном в гараже вверху и по мере надобности, т. е. когда я совершал убийства, я спускал лампы вниз. В основном для выжигания крови я использовал большую паяльную лампу. Маленькая, как правило, была для обогрева да для пыток, если можно так напрямую выразиться. Я имею в виду, что когда на груди одной из жертв я выжигал нецензурное слово проволокой, то использовал маленькую лампу для накаливания проволоки. Еще раз, помню, эту маленькую паяльную лампу я использовал для прижигания другого мальчика, подставлял ее к телу (по-моему, к боку), но держал недолго, так, для испуга, чтобы он от боли не закричал. Когда это делал, крови у мальчиков не было, т. к. этих ребят я расчленял не в гараже-подвале, а в месте их захоронения.
Я понимаю, почему вы это спрашиваете про лампы — видимо, на них могла остаться кровь ребят. Поэтому сразу хочу сказать, что кровь на данных предметах могла остаться только тех моих жертв, которых я разделывал в гараже, т. е. четырех подростков. Паяльные лампы, как атрибуты убийства, я использовал только в этих случаях. При расчленении других моих жертв я паяльные лампы не использовал, т. к. в этом не было необходимости — расчленял я их всех в лесу.
Вопрос: При осмотре гаража, в "ящике рыбака" у вас были обнаружены два каната (нити белые и голубые). Один канат был поменьше, другой длиннее, и на обоих есть петли. Поясните, для чего использовались эти канаты?
Ответ: Эти оба каната я использовал в качестве удавки при повешении мальчиков. Какой в каком случае, я сейчас точно не могу сказать, но они использовались неоднократно… Механизм использования канатов был прост: один конец с петлей перебрасывал через металлическую лестницу, другой конец закреплял на крючке, в бетонированном в стену. Когда убиралась табуретка из-под жертвы, труп так и оставался в висячем положении. Когда надо было упаковать труп в мешок, один конец я отвязывал от крючка и как на блоке отпускал труп прямо в подведенный мешок. Потом снимал с шеи петлю. Нож в этих случаях я не использовал — зачем портить веревку, если она еще пригодилась бы на будущее. Еще одного я повесил не на этих канатах — тогда у меня подвала не было и канаты я не применял. В качестве удавки применил капроновый плотный шнур, цвет черно-белый такой, грязноватый. Принцип закрепления шпура был тот же, только использовал в этом случае скобы, которые вбил на задней стенке гаража.
Другого мальчика я повесил на буксировочном капроновом тросе, который сейчас находится в машине в чехле. Трос я не обрезал, в каком состоянии он был тогда, в таком находится и сейчас.
При удушении третьего я использовал корду — белый длинный ремень с пряжкой на одном конце. Эту корду я также использовал, когда перевешивал трупы за ноги, т. е. когда некоторые из них расчленял в подвале. По-моему, на этой корде, перед тем как отрезать голову я подвешивал одного или двух ребят. Для перевешивания использовал также один из канатов, который был и удавкой, буксировочный трос.
Вопрос: Во время обысков и осмотров в гараже и в вашей комнате ("красный уголок") на конезаводе были изъяты концы капроновых веревок с узлами типа капронового шнура, на котором, как Вы сказали сейчас, был повешен один из мальчиков. В "ящике рыбака" имелся и кусок шнура белого цвета. Использовали ли Вы их во время убийств, если да, то для каких целей?
Ответ: Такие концы шнуров я использовал в основном для связывания рук, как в последнем случае использовал с этой целью и металлическую проволоку. После упомянутого Вами убийства шнур я не выбросил, он должен находиться в гараже, а может, его я разрезал и кусок принес в комнату, т. к., как я вам уже рассказывал, планировал использовать его при случае, если удасться кого-нибудь заманить и попробовать совершить убийство в положении лежа на трупе — комнатный вариант. Для этой цели я готовил короткую удавку, и она действительно находилась в моей комнате на конезаводе. Но использовать ее не удалось, т. к. случай такой мне не представился.
Хочу еще добавить сразу, что, когда я повесил в лесу одного из мальчиков, использовал шнур типа того, что у меня лежал в "ящике рыбака" — белый (руки которым связывал). Другого я повесил на обычной веревке коричневатого цвета — не знаю, куда потом дел или сжег, или, может, где-то у меня же валяется. Это именно была веревка, а не шнур, волосяная какая-то, не знаю, как обрисовать ее иначе. При очередном убийстве использовал в качестве удавки шнур.
Вопрос: А Вам не приходилось находить у Ваших жертв каких-либо предметов порнографического содержания — ручек, фотографий и т. п.?
Ответ: Вы знаете, что-то подобное было один раз. У кого-то в кармане я нашел какие-то фотографии порнографического содержания — содержание этих фотографий не могу сказать точно, но тогда я сразу отметил про себя, что фотографии порнографические. Этот случай был с кем-то из первых моих жертв. Я эти фотокарточки выбросил или сжег, т. к. они меня не интересовали.
12 марта 1993 г. гор. Москва
Следователь следственной группы Генеральной прокуратуры Российской Федерации капитан юстиции Сильченко С.Н. в следственном кабинете СИЗО № 4 МВД РФ с соблюдением ст. ст. 150–158 УПК РФ дополнительно допросил в качестве обвиняемого Головкина Сергея Александровича
Уточняя свои показания по поводу убийства одного из подростков, могу пояснить следующее:
… Когда я подвешивал его за руки, связанные за спиной ("дыба"), я не развязывал ему руки, а завязывал буксировочный трос прямо поверх уже связанных рук.
Еще хочу сообщить, что когда мальчик был мною подвешен за руки, связанные за спиной, я обвязывал обрезком шнура его половые органы (и член и яички вместе) и тянул за шнур на себя. При этом тело накренялось и раскачивалось. От этих манипуляций я получал удовлетворение. Хочу уточнить, что целью было не столько сделать это и причинить жертве боль, а именно сам процесс моих действий и созерцание этого процесса.
Подобные манипуляции с завязыванием шнуром половых органов я проводил еще с другим мальчиком. Но с ним я это делал не очень долго и сильно.
Еще хочу отметить, что я несколько раз завязывал подобным образом половые органы себе и тянул за концы шнура. При этом я использовал тот обрезок шнура, который был найден у меня в "Красном уголке". Я хотел испытать, что чувствовали мои жертвы от подобных манипуляций. Но главная цель, которую я преследовал, завязывая себе шнуром половые органы, это еще раз представить в своем воображении убитых мною мальчиков. Я представлял себе, что делаю эти манипуляции с их половыми органами, и получал от этого удовлетворение (не половое, а моральное, если так можно выразиться).
Когда я выжигал нецензурное слово на груди у мальчика, я использовал ту же мягкую проволоку, которой связывал руки некоторым своим жертвам. Проволоку я накалял в пламени паяльной лампы докрасна, то есть до такой температуры, когда нагретая часть начинала светиться красным цветом. Проволока при этом не расплавлялась. Я изогнул кончик отрезка проволоки в виде небольшого участка сантиметра три длиной. И именно этот изогнутый участок проволоки я и нагревал, а потом приставлял к коже на груди жертвы. Получилось так, что для выжигания каждой буквы мне приходилось накалять проволоку и прижигать кожу несколько раз. При этом на коже оставался белый след. Слово, которое я выжег, состояло из трех букв и обозначало половой член.