- Этот отсек при ударе разгерметизируется. Все аварийные уплотнения уже выгорели. Я проверяла. Тут нет шансов.
На это лишь промолчал. А куда я денусь с подводной лодки-то?
– Да. Есть капсула гибернации. Одна. Маленькая. Я брала её…, – она вдруг как-то стыдливо отвела взгляд, – …не думая, что мне кто-то понадобится. Знаешь, так бывает. Когда покупаешь что-то… на всякий случай.
– И?
– И ты туда не влезешь.
Опять промолчал. Потому что знал. Габариты. В некоторые шлюзы-то влезал со скрежетом. А в капсулу…. Она рассчитана на типовую имперскую комплектацию. А я не типовой. Даже по нашим меркам. Ни по росту, ни по ширине, ни по костной структуре. Не влезу. Физически.
- Но ты… ты должна.
- Нет, – спокойно сказала она.
- Что значит – нет?!
- Если бы ты влез туда, я бы может и подумала. Если капсул было две… Но сейчас – либо одна, либо никто. А если никто – то не хочу быть тоже одной.
Она произнесла это с такой усталой, удивительной нежностью, что не сразу нашёл, что ответить. Молчание стало липким, вязким. Как невесомость – только внутри. А потом вдруг вскинулся.
- Слушай. Ну это же… глупо.
- Наверное.
- Героизм? Или что?
- Не знаю. Просто хочу провести остаток времени с тобой.
- А я не хочу видеть, как ты.
Она молчала. Я тоже. А потом добавила тихо:
- А ещё… даже если выживу, кто меня найдёт? Эта капсула – песчинка в космосе. Без энерго-маяка, без привязки. Отсек уже изолирован, и как только корабль умрёт, от него не останется и сигнала. Так что, возможно, просто буду долго-долго спать. И когда закончится энергия, просто не проснусь. И всё.
Она усмехнулась. Легко. Почти буднично. Как будто рассказывала о неудачной попытке сварить рис.
- Знаешь, – сказал ей, – я тебя люблю, наверное.
- Наверное?
- Ну, я же инженер. Мне надо сто раз проверить всё.
- А я точно, – сказала она. – Вот тебе и разница между русским и узбечкой.
Мы сидели рядом. Долго. Просто сидели. Плечом к плечу. Молча. Без слёз, без трагизма. Как люди, которым осталась только ночь до утра.
Но потом… потом не выдержал.
Когда она заснула – наконец, поддавшись усталости – снял со шкафа старую аптечку. Открыл. Нашёл инъектор. Убедился, что заряд снотворного всё ещё стабилен. Смотрел долго. А потом вколол ей сон. Аккуратно. Почти нежно. Так, чтобы не проснулась.
И отнёс. На руках. Как в тех старых фильмах, которые никто не смотрел. До капсулы гибернации. С трудом, потому что дверь уже подзаклинивало. Потому что гравитационный перекос. Потому что сил почти не осталось.
Открыл створку. Проверил питание. Минимум. Но шанс.
Вложил её. Ровно. Ну, как умею. Как пацаны вкладывали куклы в игрушечные ящики в детстве. Только теперь – по-настоящему.
И закрыл.
Не запечатал. Не герметизировал. Просто закрыл, чтобы потом завершить цикл. Когда всё будет готово. Когда решусь.
Вернулся. Сел. Оперся спиной к переборке. Загерметизировал. Запустил работу капсулы и стал ждать. Ждать конца.
Сначала просто сидел. Потом полезли разные мысли. Сначала – про то, как корабль развалится. Потом – как может быть чудо. Потом – как она, возможно, выживет. Потом – пустота.
А потом, всё-таки, заснул.
А проснулся от звука. Он пришёл из глубины, снизу, снизу корабля. Металл. Не просто скрип. Не гул. А именно стон. Глухой, вгрызающийся, сминающий. Как будто бы сам корпус начал плакать.
Глава 5
Очнулся… в один момент. Без медленного просыпания, без зевков и путаницы в мыслях. Просто как будто кто-то в голове щёлкнул рубильником, и всё: уже не там – среди умирающего металла – а здесь. В комнате. На полу.
Рывок.
Не сразу понял, что упал. Рефлексивно дернулся назад, оттолкнулся от пола, почти отскакивая от сферы, как от открытого огня. Сердце бухало, как будто его гнали кувалдой по ржавой бочке. Влажные ладони. Холодная спина. Металлический привкус во рту.
Мику сидела у консоли, обернувшись, и смотрела на меня. В её взгляде был немой вопрос, но, пожалуй, не только. Там было ещё что-то близкое к испугу. Она не приближалась. Просто сидела, глядя на меня…. Как на что-то опасное. Или непредсказуемое.
А я… не мог говорить. Рот будто пересох. Язык - деревянный, как доска. Горло стянуло чем-то вязким, как тёплой ватой.
И всё ещё слышал…. До сих пор слышал этот стон металла, тот самый, от которого разламывались переборки, от которого мертвели уши и уходила вера в спасение. И даже сейчас, здесь, в другой реальности, в другом времени, возможно, он звучал где-то внутри, как эхо собственной гибели, не состоявшейся, но будто бы и не отменённой.
Воздух. В тот момент, там – когда это было? Минуту назад? Час? Неделю? Воздух исчез. Просто вдруг перестал быть. И не хватило ни крика, ни мольбы – только мысль: "Хоть бы она выжила…"
И тогда – удар об пол. Тупой. Реальный. Спасительный.
Он вырвал меня из умирающего отсека, из пространства за секунду до разгерметизации. Возвратил в тело. В мой собственный, слабый, дрожащий каркас из плоти.
Отполз, не глядя, опираясь на пятки и локти, пока спина не ткнулась в перегородку. А потом – только тогда – поднял взгляд на сферу.
Она всё ещё пульсировала. Как будто ничего не случилось. Как будто там не было ни гибнущего корабля, ни ста семидесяти двух летней девчонки в капсуле, ни разваливающейся оболочки, ни пустоты, готовой поглотить нас обоих.
Сфера. Неподвижная. Совершенно чуждая. И в то же время до боли знакомая, как шрам.
Мои пальцы сжались. Плечи сгорбились. И только тогда понял. Это её рук дело. Не сферы. Мику.
– Ты… – хрипло сорвалось с губ.
Не обвинение. Не вопрос. Просто звук.
Она медленно встала. Не торопясь. Словно ожидая, что любое резкое движение может спровоцировать что-то – меня, может, саму сферу. Она шагнула ближе. Осторожно. Но глаза у неё были пристальными, оценивающими. Почти – профессионально-холодными.
- Прости, – сказала она. – Но иначе ты бы не поверил.
- Что это было?
- Твой же воспоминательный отпечаток.
- Что?
Она вздохнула. Села на корточки передо мной, не приближаясь ближе, чем на метр.
- Ты пережил сильную травму. Психологическую. Ты мог говорить, мог двигаться, мог даже смеяться… но внутри ты остался там. В том умирающем отсеке. В своей прошлой жизни….
- Я….
- Ты не знал. Это не осознаётся. Но когда подключила сферу, она поймала самый сильный эмоциональный импульс.
- И решила устроить мне экскурсию в ад?
- Я хотела, чтобы ты снова это увидел. По-настоящему. Чтобы ты знал, что прошёл через это. Что это было.
- Сука!
- Нет, – сказала она с удивительной нежностью. – Ты забыл. Заложил это под бетон, как старую шахту. И пока ты не откроешь её сам, ты не выйдешь из этой комнаты. Не из этой – из своей. Внутренней.
Выдохнул. Глубоко. Рвано. Сфера больше не горела. Она погасла, как звезда, отработавшая своё.
- И… это что? Всё?
- Нет, – ответила она. – Это начало.
Сел. Ровнее. Спина ещё дрожала, но уже слушалась. Руки по-прежнему были ледяными.
- Это было реально? – спросил её.
- Реальнее, чем ты думаешь. Твоё воспоминание – да. А то, что ты жив, – ещё реальнее.
- А она?
- Я не знаю, – честно сказала Мику. – Но ты сделал выбор. Ты дал ей шанс. А сам остался. Это важнее, чем ты думаешь.
Опустил устало голову. Глаза – в пол. Где-то под этими плитами остался шепот стали. Где-то – её дыхание. А где-то – моё последнее "прощай", которое так и не сказал.
- Значит, – выдохнул устало, – и вправду жив.
- Да.
Значит, вот так. Вот как оно, выходит, работает.
Эта… штука. Сфера. Пузырь, иллюзия, интерфейс, или как её там вообще звать – может вытаскивать из тебя воспоминания. Не просто то, что ты помнишь – а то, что внутри. Что было раньше. Прежде. До. До тебя самого. До твоей памяти. До твоего понимания.
И если всё это правда, выходит… выходит, тем трёхруким инопланетянином – был я сам?! Шизануться!
- Твою мать… – выдохнул, едва осознавая, что сказал это вслух.
Глухо. В пол. Рядом Мику чуть вздрогнула, но промолчала. Умная. Или просто не хотела прерывать. Да и не смог бы сейчас объяснить хоть что-то.
Рассмеялся – коротко, глухо, надтреснуто. И сам испугался этого смешка.
Вот оно. Вот и докопался до истины, которой никто не просил. Сам же. И вот теперь сиди тут, вглядывайся в белёный потолок и думай: а сколько ещё таких "я" было? Сколько из них успело обгадить всё до меня, а теперь, без вариантов, должен это расхлёбывать?
Плюнул в сторону. Почти буквально.
- Нет, ну серьёзно… – пробормотал в пространство. – Получается, всю свою жизнь был не "попаданцем", а просто реинкарнацией сам себя? Версия 24.7, патч финальный? Ну уж нет… Нет уж, ребята. Нафиг такие обновления.
Сел. Помассировал пальцами глаза, виски. Темечко стучало гулко, будто где-то внутри черепа сидела огромная, тёплая, но холодная капля – и медленно стекала вниз, по шее, по позвоночнику, застывая комом между лопаток. Тошно. Противно. Не от воспоминаний, а от их последствий.
Потому что теперь ведь – не отвертишься. Это не просто "мир похожий". Это не просто "другой мир". Это тот же самый мир, просто где-то за пару галактик отсюда. Или в другом временном кармане. Или вообще – в многомерной жвачке, где всё есть, но всё по-своему.
И да, выходит, сам всё и накосячил. И теперь хожу к психологу.
В той жизни, где Золотарёв – это тоже я. Где сражался на разваливающемся корабле с принцессой по имени Фёкла, которая совсем не похожа на "нашу" узбечку, но в их культуре – в порядке вещей, они именно такие. Где был какой-то конфликт, война, бегство… где остался умирать, а её запихнул в капсулу. Чтобы она жила. Чтобы у неё был шанс.
А теперь?
Теперь сижу здесь. Да, просто сижу. Уставший. Опустошённый. И понимаю: всё это – не моё, но и не чужое. Просто отражение. Перелив прошлого в сосуд настоящего.