Но она осталась.
Теперь эта штуковина стоит возле основного прохода, как чёрная жемчужина на грязной витрине. Даже без защитного колпака. Просто так, открытая миру – в надежде, что кто-нибудь, хоть кто-нибудь, решится её стащить. От греха подальше. Честное слово, даже не гневался – может, даже поблагодарил бы. Но нет. Люди нынче либо умные, либо осторожные, либо слишком бедные, чтобы рисковать жизнью ради красивой, но подозрительной штуковины. Так что пока – она тут. Ждёт. Или ждут её.
Мне же остаётся только протирать её тряпочкой раз в два дня, как преданный музейный смотритель. Потому что, если уж она должна здесь стоять – пусть хотя бы блестит.
Но не суть.
Главное — площадка. Она есть. А значит – решение принято.
Полететь на старый военный полигон, тот самый, что раньше был известен как Зона 51, а сейчас носил красивое название "Центр историко-технического наследия", было не просто желанием. Это было необходимостью
Выбор транспорта пал на "Селер 2570". Удивительное чудо современной инженерной мысли. С виду – неказистая летающая газель. Если конкретно, то сильно вытянутое яйцо. Но под обшивкой – венец технологий, к которым прикасались либо очень умные, либо очень отчаянные.
Восемь мест. Турбовентиляторы спрятаны в крылья. Вертикальный взлёт. Горизонтальный переход на крейсерскую скорость до семисот пятидесяти киллометров в час. Запас хода – почти семь тысяч километров. Разбиться на нём сложно. Если не сбили, конечно. А если сбили – планирует, как ангел с обрубленными крыльями. С десяти километров – сотня с лишним расстояния на планировании. Прямо планер-камикадзе.
Оплачен. Подписан. Зашифрован под моё биосопровождение. И вот он – завис над крышей, над моей площадкой. Тихо, как призрак. Тепловизионнные линии мерцали на брюхе, подсвечивая стабилизаторы.
Сам же стоял сейчас внизу, смотрел вверх, и в какой-то момент подумал: а ведь, похоже, всё-таки стал тем, кем боялся стать.
Не просто механиком. Не просто собирателем. Стал точкой на карте. Во всех путеводителях Лос-Анжелеса присутствует моя мастерская. Место, где тусуется Мастер из этой самой Мастерской. После Колумбии…. И да, оба раза с большой буквы. Якорем, к которому привязаны вещи, люди, события, даже непрошеные силы.
- Взлёт через семь минут, – напомнила Мику.
- Всё проверила?
- Всё. Программа маршрута загружена. Аварийные точки отмечены. Заряд батарей – девяносто семь процентов.
- А страховка?
- Оформлена. На случай технического сбоя, природного катаклизма и… неземного вмешательства.
- Что?!
Повернулся к ней, прищурившись.
- Раздел три, подпункт четыре, – без тени иронии проговорила она. – Они добавили его после инцидента над Патагонской аномалией.
Пауза.
- Вероятность меньше одной десятитысячной процента. Но ты же всегда любил минимизировать риски.
Да, любил. Особенно когда они вдруг становятся реальностью.
Оглядел мастерскую. Вздохнул.
- Полетели, Мику.
- Всегда готова.
***
В самолёте расположился с комфортом. Скажем так, внутри тут был вовсе не эконом класс. От слова "совсем". Кресла – обитые тёплой микрофиброй, с мягким подголовником и возможностью сложиться почти в лежачее положение. Локальные панели – с персональным управлением климатом, интерфейсом, даже функцией массажа, если уж совсем стало невмоготу. Не знаю, кто придумал такие кабины, но явно тот, кто часто бегал между континентами и не терпел лишней боли в спине.
Сразу устроился у правого борта, по диагонали от основной панели. Подлокотники – широкие, как у наземных премиум-седанов. И, черт возьми, это чувствовалось. Не то чтобы был привередлив, но после всех бессонных ночей в кресле мастерской, от которого у меня вырабатывалась походка квазимодо, этот полёт ощущался почти как курорт.
Лететь предстояло меньше часа. Мику вывела маршрут с учётом атмосферных течений и полос свободного неба. По прямой – около пятисот километров. То есть, если ветер попутный, а системы не дадут сбой, то, быть может, даже сорок пять минут. А вот на стандартном аэротакси та же дорога заняла бы три с половиной, может, и все четыре часа. Кружили бы, запрашивали коридоры, останавливались в контрольных точках, сверяли манифесты, искали нужную метку…
Да, можно было лететь раньше. Можно было просто снять площадку где-нибудь ближе и с неё выдвинуться. Казалось бы – в чём проблема? Но…
Но.
Существуют понятия, которые не поддаются простой арифметике. Например, первое впечатление. Или визуальная доминанта. Или… статус, пусть и показной.
Ты можешь прийти с серьёзной задачей, но, если выглядишь как спившийся айтишник, вытянутый из подвала, тебя не воспримут всерьёз. А если прилетишь на гладком, блестящем агрегате с пилотной меткой, с автономной посадкой и допуском к высотным маршрутам – сразу появляется тонкий налёт доверия. Или страха. И того, и другого мне не помешало бы.
Внешне теперь – всё как надо. Чистый, выбритый, с одеждой в стиле "лаконичная технологичность". Без излишеств, но с намёками на статус. Светлый жилет с фактурой кевлара, гладкие брюки цвета мокрого асфальта, тёмная рубашка. На запястье – плоский интерфейс, встроенный в кость. Никаких браслетов, никаких мигающих огоньков – всё спрятано под кожей. А ведь недавно ходил с пятнами мозговой ткани на щеках, как ночной мясник.
Как же быстро меняются времена.
- Мику, напомни, какой у нас код безопасности для этого визита? – спросил, вытянув ноги.
- "Санитарный осмотр системного блока". Пропуск подтверждён, вписаны в расписание на семнадцатый слот. Псевдоним – доктор Хельм.
- Фантазии у тебя хоть отбавляй, – хмыкнул. – А какой там уровень допуска?
- D. Пониженный. Ожидается, что ты придёшь с курьерской целью. Прямой доступ к оборудованию закрыт, только через оператора. Но… – она слегка замялась, – если активировать резервный пакет, можно продвинуться до уровня B. Условно-секретного. Придётся ввести часть записей вручную.
- Пакет у нас есть?
- Есть. Активация по ключевой фразе.
- Хорошо. Тогда будем играть по ситуации.
Снаружи, за широким иллюминатором, проплывали клочья облаков, над ними – лишь небо и едва заметная синяя грань на горизонте. Гаснущий свет дня медленно превращал всё в оттенки стального и графитового. Где-то внизу, километрах в восьми от нас, остался шумный мир, заполненный бегущими людьми, сиренами, пробками, гудками. А здесь – тишина. Безмятежность. Временное ощущение власти.
- Мику, ещё вопрос. Насчёт их оборудования. Что там по профилю?
- Подтверждён томограф "NeuroCore Z-9S". Высокая точность, разрешение до молекулярных срезов. Работает в сочетании с нейросканером "Mindshell R3". Линия передачи – закрытая. Но… – она запнулась.
- Но?
- Расшифровщик визуальных образов – модуль нелегального происхождения. Часть разработок корпорации "Kureyo Genetics". Имеет известные уязвимости. Один из побочных эффектов – хранение копий всей визуальной информации, включая кратковременную память, в резервной области.
Тихо выругался.
Вот это как раз и был главный подвох. Данные. Мои данные. Мои образы, воспоминания, чертежи, случайные мысли – всё, что промелькнёт в голове в момент сканирования, может остаться у них. А потом всплыть где угодно. Пусть даже не специально. Даже если они не захотят – их взломают. Или продадут. Или кто-нибудь изнутри сольёт.
- Уровень риска?
- Тридцать семь процентов при стандартной процедуре. При использовании защитного протокола "теневого контура" – семь процентов.
- И что для этого надо?
- Потеря одного из внешних носителей. Пожертвовать старым накопителем с допуском к моему ядру.
Молчание слегка затянулось. Обдумывал ситуацию. Это была не слишком высокая цена. По сравнению с возможной утечкой – вообще мелочь. Но…
- А что получим взамен?
- Почти полную слепоту для внешних наблюдателей. Никто не узнает, что ты проходил сканирование. Даже если они будут копать в логах.
- Ладно, – кивнул, – согласен.
Внутри, где-то под кожей, тихо щёлкнуло. Небольшой, почти незаметный разряд. Это Мику отрезала один из старых, давно неиспользуемых блоков памяти.
До того, как начал вспоминать звёзды
***
Судя по данным навигации, до посадки оставалось меньше пятнадцати минут. Скорость снижалась, аппарат переходил в режим торможения, гасил остатки импульса.
Закрыл глаза, откинулся в кресле.
Где-то там, впереди, среди песков, бетона и сухих гор, меня ждал томограф. Меня ждала правда. Или ложь. Может быть, чтобы вспомнил звёзды по-настоящему. А может, мне просто что-то показали.
Вопрос не в том, был ли это сон. А в том – чей он был.
И если они решат, что моё видение стоит дороже, чем его цена на входе, тогда, возможно, мне и правда придётся не просто отбиваться. А отрубать шаловливые ручонки по самые плечи. И у меня есть чем….
Над старой бетонной полосой, раньше такие делали для принятия самолетов, сейчас не нужная, но оставшаяся, как реликт – грубой, потрескавшейся полосой в серо-коричневом море пустоши – повис ровный, почти вибрационный гул. Пронёсся по заброшенным ангарам, отразился от растрескавшихся стен бункеров и вымерших антенн. Шум не резкий, не угрожающий – скорее тяжёлый, сдержанный, как дыхание чего-то большого и уверенного в себе.
Старший инженер центра – мужчина лет пятидесяти, в поношенной ветровке и очках с толстыми линзами – поднял голову. Его глаза скользнули по небу, отражаясь в полированной кромке визора. Он щурился сквозь слабый песчаный туман, не отпуская из рук планшет с отметками.
- Идёт, – сказал он, не поворачиваясь. – На автопилоте. Без сопровождающих.
Рядом стояла женщина в чёрной форме с эмблемой проектной группы на рукаве. Волосы убраны в узел, планшет прижат к груди. Её губы плотно сжаты, в голосе чувствовалась скука:
- Подтверждение личности?
- Есть. Маркировка соответствует, маршрут идентифицирован. Допуск D, но сопровождается меткой подконтрольного ИИ. Предположительно – внутреннего класса.