- То есть ты строишь матрицу безумия, – тихо заметила она.
- Именно. И в ней – может скрываться гениальное решение.
- А что ещё?
- Есть ещё TRIZ – теория решения изобретательских задач. Её вывел Альтшуллер, советский инженер. Суть в том, что в любой технической системе есть противоречие. Например: мы хотим, чтобы спутник запускался сам, но не хотим, чтобы он активировался случайно. Решение – снять противоречие. Например, сделать запуск только при одновременном выполнении трёх независимых условий, ни одно из которых не случится случайно. Или использовать явление, при котором только в определённых магнитных условиях открывается питание.
- Это уже похоже на твою магию, – хмыкнула Лайя.
- А магия – это тоже система. У неё тоже есть противоречия. Только они ещё и многомерные.
Вот тут замолчал на пару шагов. Солнце уже поднялось выше, но пока оставалось терпимым. По дорожке прошёл ребёнок на самокате, за ним – мужчина с бутылкой воды, потом женщина с планшетом, ловящая сигналы дрона-няни. Всё шло мимо нас, как будто мы были встроены в сцену, но не в сюжет.
- Ещё есть обратный анализ. То есть, берёшь результат – например, этот самый спутник – и задаёшься вопросом: что должно быть на выходе? И потом шаг за шагом раскручиваешь в прошлое: а как он туда попал? Как его туда подняли? А как включили? А кто дал команду?
- Инженерная реконструкция мотивации, – заметила Лайя.
- Да. Иногда работает. Особенно, если ты подозреваешь, что решение приняли задом наперёд. То есть, сначала захотели иметь влияние, а потом придумали, что для этого якобы нужен спутник.
Она посмотрела вбок, на пруд, у которого сидели утки. Потом снова на меня.
- И всё это ты собираешься использовать?
- Не лично. Мы наймём тех, кто специализируется. Заключим контракты с компаниями, которые умеют ставить хаос на поток. Они не будут заниматься спутником – они будут создавать варианты решения на основании гипотез. Мы дадим им начальные вводные: задачи, ограничения, даже те самые идиотские формулировки из ТЗ. А потом будем ждать. Потому что только из тысячи сырых идей можно выжать три, пригодные для моделирования.
- И это ты называешь планом?
- Это я называю единственным адекватным ответом на ситуацию, в которой ни заказчик, ни исполнитель не понимают, что именно заказано. Но при этом деньги уже выделены, сроки поставлены, а контроль будет максимальный.
Она наклонила голову, чуть прищурившись.
- Ты не пытаешься спасти проект. Ты собираешься его переизобрести.
- Именно. С нуля. Без опоры на бумагу. Потому воспользуюсь их мутью, чтобы запустить структуру, в которой у меня будет и творческий контроль, и экспертная сеть. И даже если проект в итоге окажется фальшивкой – он даст нам технический каркас, который можно будет применить в другом контексте. Ничего не бывает бесполезным.
- Например?
- Например, в системе экстренного реагирования для автономных регионов. Или в глобальной архивации памяти. Или в создании защищённого канала связи между сверхами, которые официально "не существуют". Много применений. Главное – использовать деньги, не разрушая себе карму.
Она кивнула. Мы снова вышли на открытую аллею, где начиналась зона цветущих кактусов. Лайя шагала рядом, чуть притормаживая, будто не хотела, чтобы эта прогулка закончилась.
- Ты пугаешь меня снова, – сказала она спустя минуту. – Потому что тебе всё это даже не кажется странным. Ты в этом живёшь.
- Потому что, если бы не жил, меня бы давно уже не было. Либо внутри бетонного куба, либо под пластом земли. А так – просто использую хаос как сырьё.
Она остановилась и, не оборачиваясь, произнесла:
- А ты уверен, что можно переизобрести систему, не потеряв себя?
- Нет, – ответил спокойно. – Но уверен, что не попробовать – это куда хуже.
Мы стояли среди света, теней и утреннего воздуха, пахнущего пыльцой и городом. У меня было ощущение, будто слова уже сказаны, а действие только начнётся.
– Ну что, лимонад? – спросил я.
– Теперь – два, – отозвалась она. – Мне нужен сахар, чтобы переварить твой мозговой марш-бросок.
И мы пошли дальше. Зато впервые чувствовал, как внутри медленно выстраивается схема. Не решение. Ещё не план. Но… что-то.
Что-то настоящее.
- И что, вот так – на уровне проектов – и закончишь? – всё-таки не выдержала Лайя, когда мы свернули в ещё одну тенистую аллею, где трава казалась вырезанной вручную, а деревья будто сами знали, как надо располагать тень, чтобы не мешать говорить.
Рефлекторно чуть замедлил шаг. Посмотрел на неё. Склонил голову, прищурился. Там, под этим её вопросом, не было наивности – скорее недоверие. И лёгкая ирония. Но и что-то похожее на тревогу.
- Нет конечно, – отозвался. – Мы же не фан-клуб PowerPoint, чтобы размахивать слайдами и расползаться по LinkedIn. Всё, что получим – идеи, гипотезы, принципы. Мы их превратим в "паяки". То, что инженеры называют прототипами на коленке. Кто-то соберёт модель из подручных материалов, кто-то проверит поведение в симуляции, кто-то сразу напечатает тестовый корпус на станке с ЧПУ и выкинет его через два часа, как полную чушь.
- А потом?
- А потом потекут деньги. Ручейками. К субподрядчикам. К тем, кто поставит пластик, редкоземельные материалы, пружины, блоки охлаждения, усилители сигнала, платы, кабели, гель-накопители. Заводы поднимутся на три смены, в ночную пойдут студенты. Кто-то получит зарплату, а потом пойдёт и потратит её в магазине на пиццу, таблетки от бессонницы, игрушку для ребёнка или кофемашину.
Реально говорил это без пафоса, но с каким-то странным внутренним жаром. Словно в этом было… нечто большее, чем просто схема. Как будто сам верил – или пытался верить – в то, что всё это не зря.
- Заработают торговые сети. Заработают логисты. Брокеры начнут покупать акции у тех, кто внезапно получил оборонный заказ на клапаны из нержавейки. Рынок дёрнется. Потом стабилизируется. А потом ещё дёрнется.
- Красиво поёшь, – заметила Лайя, но уже не с иронией.
- Потому что правда. Это не про технику, Лайя. Это про движение. Про инерцию. Система живая, пока в ней что-то течёт. Деньги – это не цель. Это, чёрт побери, смазка. Не будет движения – всё застынет. Люди впадут в отчаяние. Начнут смотреть на соседей как на врагов. Начнут искать виноватых. А так… все заняты. Все получают свою дозу смысла. Или хотя бы ощущение, что делают что-то важное.
Она шла молча, внимательно, чуть нахмурившись.
- Пройдут годы, – продолжил уже спокойнее. – Да, это история не на один-два дня. Это десятки согласований, тысяч часов работы, тесты, обвалы гипотез, горы отчётов. И наконец появится изделие. Может быть, только одно. Может, серия. Что-то, что можно потрогать, что можно включить, что-то, что реагирует на команды.
- И вот тогда?
- Вот его-то мы и представим заказчику. Красиво. Лаконично. С трёхминутным видеороликом, спецэффектами, музыкальной дорожкой в духе "героическое спокойствие в нестабильном мире".
- А он?
- А он посмотрит. Пощупает. Задумается. И скажет: "Хм, а я думал, будет иначе." Или: "А где автонастройка по погодным фронтам?" Или: "Ну… неплохо, но…"
- И вы снова за работу.
- Конечно. Начнём анализировать недочёты. Модифицировать. Проектировать новое. Или модернизировать старое. Опять закажем материалы. Опять инженеры, схемы, новые тесты. Засуетятся лоббисты. Подключатся политики – ведь к тому моменту проект уже будет фигурировать в бюджете года и упоминаться в речах министров.
- Все получат свою порцию развлечений, – проговорила она тихо, и было в этом что-то ироничное и… уставшее.
Тут же остановился и, чуть повернувшись к ней, спросил:
- Главное здесь что, получить результат?
- Ну… да, – сказала она неуверенно.
- А вот и не факт.
Взят и с ходу уселся на скамейку, в тени, так чтобы спина чувствовала прохладную доску, а глаза всё ещё видели капли света, дрожащие в листве.
- Главное, чтобы смазка – в виде денег – попала в экономику. Чтобы она закрутилась. Чтобы возникла нагрузка. Чтобы молодые специалисты получили опыт, заводы не простаивали, департаменты не закрывались. А изделие? Изделие, если что, продадим глупым европейцам, как новую вундервафлю. Как делаем регулярно. Или спустим в арабский блок. Или подарим союзникам в обмен на лояльность.
- Это уже не инженерия, – покачала она головой.
- Это реальность. И именно в ней теперь и работаю. Не в идеальной голове технаря. А в мире, где любое изобретение должно быть оправдано цепочкой поставок, налоговыми отчислениями и количеством новых рабочих мест.
Она ничего не ответила. Просто села рядом. Ноги вытянула вперёд. Молча наблюдала, как белка на дереве пинала носом шишку, будто проверяя, стоит ли её сбрасывать.
- И ты не устаёшь?
- Устаю, – признался честно. – Но это хоть даёт шанс. Потому что, если не мы, это сделают другие. Грубее. Глупее. Без оглядки на последствия. Мы хотя бы пытаемся встроиться, а не взломать всё нафиг.
Лайя вдруг наклонилась ко мне, опёрлась локтем о колено и спросила:
- А если бы ты мог вообще не участвовать? Просто выключиться. Исчезнуть. Что бы делал?
Не сражу ответил. Задумался. Поймал себя на том, что не знаю. Или не хочу знать.
- Пожалуй, готовил бы свой мятный чай. На берегу. В доме, где окна не закрываются шторами. Где свет падает под углом, как в том сне про Коста-Рику. А по утрам приходили бы чайки и воровали тосты со стола.
Она усмехнулась.
- А по вечерам?
- Сидел бы рядом. С той, кто не задаёт вопросов, когда я молчу. Но всегда рядом.
Она ничего не сказала. Просто осталась. Просто была.
И это было… правильным.
Парк дышал вокруг нас. Мир крутился, как маховик, который сам и закрутил. И пусть пока ещё не видно, что выйдет в финале – но движение уже началось. А это, как уже говорил… всё.
Глава 16
Сейчас просто остановился на краю газона, где тонкие корни пробивались сквозь асфальтовую крошку – жизнь вообще имеет дурную привычку вылезать туда, где её вроде бы не должно быть.