Лайя обернулась, приподняв бровь:
- Что-то не так?
- Всё так, – медленно ответил, но сам не был уверен.
Главное в этот момент: не дать себе поверить, что уже в безопасности. Что раз всё идёт по плану, значит, план сработает. Не сработает. Слишком много людей, слишком много интересов, слишком жирный кусок на горизонте. Если я это понял – значит, кто-то понял тоже. Возможно, раньше. Возможно, у него ресурсов больше.
Бросил взгляд в небо. Чистое. Не слишком. Один белёсый след от высотника, скорее всего, разведчика с диплазменным двигателем – они не оставляют таких устойчивых конденсационных шлейфов, если не отслеживают что-то внизу.
Или кого-то.
- Лайя, – начал, не оборачиваясь. – У тебя бывали случаи сопровождения… тех, кого могут выкрасть?
- Не задавай вопросов, на которые знаешь ответ, – спокойно сказала она, не моргнув. – Конечно.
- Что первично в защите?
- Понимание, что ты в зоне риска. Это есть у тебя. Второе – создание внешнего слоя ложной уверенности. И это у тебя, кажется, тоже уже есть.
- А третий?
- Распределение уязвимости. Чтобы нельзя было одним выстрелом обрушить всё.
- Вот с этим хуже, – хмыкнул скептически. – Компания пока практически ну нейм. По сути – я и есть главный актив. Всё держится на моей башке. И если её разнесёт снайперской пулей… не будет ни второго этапа, ни вундервафли.
- Значит, нужно, чтобы компания была ценностью сама по себе. До того, как ты представишь результаты, – спокойно закончила она мою мысль.
Кивнул соглашаясь.
Главная для меня проблема была не в том, что рассказал Лайе. И даже не в том, что сам до конца не понимаю, во что вляпался. А в том, что не один такой умный, как уже сказал.
Контракт с косвенными обязательствами и грифом почти-критической важности – это всегда знак. Знак того, что кто-то обязательно будет пытаться вмешаться. Конкуренты, спецслужбы, просто охотники за удачей. Учитывая суммы и интерес к теме – вполне возможно и вполне незаконными способами. Могут попробовать надавить, подкупить, заманить в ловушку, а могут действовать куда грубее – вплоть до похищения или прямой ликвидации.
Пока компания – ноунейм, я сам – актив. И вот в этом настоящая жуть. Потому что, если ты актив, тебя можно устранить, продать, заменить. Без шума. Без бумажек. Без последствий. Могут не сразу, могут и сейчас. А к моменту первых результатов – точно. Неизбежно.
К тому времени имя у компании должно быть уже не просто формальным, а осязаемым. Устойчивым. Желательно с несколькими слоями репутации, от нанятых спецов до оформленных сделок. Я должен перестать быть ценным как индивидуум и стать всего лишь частью структуры, которую нельзя тронуть без последствий.
Вот здесь и поднимается старая история. Точнее, возможность.
Потому что, говоря по правде, не знаю, существует ли она на самом деле. Капсула. Та самая, оттуда. Из той жизни или той смерти, как угодно. Профессор, с которым мы тогда контактировали – да, тот странный, – выдал координаты. Даже не координаты точно, а целую область. Не устройства. Не объекта. А звёздного неба. Соотношение светил, углы, мелкие отклонения в прецессии. Всё то, что можно считать навигационным отпечатком.
И вот координаты указывают… на Луну. Нашу. Здесь и сейчас. Если доверять его расчётам – на участок в южном полушарии, а именно Море нектара. Не место крушения. Не точка аварии. А просто область. Как если бы кто-то стоял там ночью и смотрел вверх. Или наоборот – как если бы камера с неких объектов смотрела оттуда на звёзды. Не объяснять же всем, что раздолбаный Советской эскадрой инопланетный торговец просто был в неуправляемом дрейфе, в конце концов окончившимся крушением.
И это всё, что у меня есть.
Область, которая может быть просто совпадением. Возможно, это был совсем другой мир. Другая версия Луны. Другая звёздная сфера. Мы же понятия не имеем, насколько универсальна сама Вселенная. Может, это и не наша Солнечная система была вообще. Но факт в другом: расчёты дали область. И если в той области окажется хоть что-то – хоть трещина в породе, хоть фрагмент экзотического сплава – докажу себе, что не схожу с ума.
А если окажется больше?
Рабочая криокамера. Или не рабочая, работы не боюсь, чинить умею… или даже фрагменты той технологии. Это будет не просто находка. Это будет переворот. Если кто-то мог путешествовать – а я уверен, мог – в состоянии искусственной спячки даже между лунами или орбитами, с защитой от радиации, то это изменит всё. Не гипер-тоннели. Не варп-двигатели. А логика сна и времени. Заснул на орбите, проснулся на Титане. Без потерь. Без чудес. Хотя, конечно, если бы и они там нашлись…, то не уверен, что стал бы их восстанавливать. Что-то мне в большую галактику вовсе не хочется, учитывая, что принцесса про неё рассказывала.
Такая штука в руках нонейма вроде меня сделает компанию значимой. Даже если завтра исчезну, она останется. Как носитель доступа, как поле интересов, как витрина прорыва. А значит, к этому моменту должен иметь эту находку.
До первых результатов. До первой проверки. До того, как все начнут давить всерьёз.
Так что должен возобновить поиск. Тихо. Без шума. Без официальных протоколов. Возможно – руками третьих лиц. Возможно – в рамках "математического моделирования реголита". Легенду придумаем. Сканирующие зонды с поверхности. Визуализация ландшафта. В крайнем случае – микродрон под видом эксперимента в сотрудничестве с кем-то из астрофизиков.
Найти. Или не найти. Но проверить. И, если вдруг окажется, что не один такой умный и за той же точкой охотятся другие… тогда надо торопиться. Очень. Потому что у меня есть только одна попытка. И всё зависит от того, окажется ли под лунной пылью что-то, кроме пыли.
Главное даже не сама капсула. Главное – технология. Не теоретическая, а воплощённая. Рабочая криотехнология дальнего класса. Даже если только в пределах системы – революция. Мгновенная. В военных перевозках, в логистике. В расширении базы экспансии. Миграции элит. И конечно – в элитарной медицине. Старость можно заморозить. Кто ж откажется?
Поэтому и нужно успеть. Найти, задокументировать, воспроизвести. До того, как представим первые наработки по спутниковому проекту. Чтобы компания уже стала фактором. Чтобы даже мысль о давлении на меня стала политическим кризисом. Чтобы у нас была точка, за которой откат невозможен.
Снова посмотрел на неё. В её взгляде было… спокойствие. Но не безразличие. Скорее – признание сложности. Она не соглашалась. Но и не спорила.
- Вот и я о том, – наконец прореагировал на её слова не только в мыслях, но и словах.
- Это будет сложно, – тихо сказала она. – Возможно, смертельно. Возможно, очень быстро смертельно.
- Знаю.
- Ты пойдёшь один?
Не ответил сразу. Слишком прямой вопрос. Слишком хрупкий.
- Да, не хочу рисковать чужими жизнями….
Она кивнула. Медленно. Почти невидимо. Как кивнули бы не в ответ на просьбу, а в знак принятия возможности.
Мы встали почти одновременно. Тени вокруг стали гуще. Мир всё так же шептал зелёной листвой и далёкими электрическими птичками, встроенными в экосистему парка.
Всегда говорил себе: если начнётся – ты это поймёшь не по звуку. По тишине. По той самой капле тишины, что появляется между первым хлопком и осознанием.
И вот – она появилась.
А потом раздалась автоматная очередь. Не истеричная, как у дилетантов, не рывками, а точно, со сбросами пуль по три-четыре. Работа группы, не одиночки. Звук был глухой, будто кто-то заворачивал смерть в одеяло. Профессионалы. Целились, не пугали. Били, чтобы убить.
И нет, не прыгнул на Лайю. Не закрыл её собой. Потому что не успел бы. Потому что мы оба знали – если стреляют в тебя, это уже не кино и тебе уже поздно. Всё, что смог – на последних остатках концентрации вызвать Лию.
Мой малый аркан. Не просто копия. Не иллюзия. Сущность. Боец.
Она появилась в один миг – как разворот лезвия, как вспышка мысли. Из ниоткуда, но точно в точку. Белая форма, свободные волосы, холодные глаза. В руке – длинный нож, не меч, но будто бы готовый к любому превращению. Аура вокруг неё колебалась, как вода над горелкой.
Пули? Нет, пули не шли в неё. Не потому, что она уворачивалась. Потому что они её слушались.
Пули перестали быть оружием. Стали её союзниками.
Вражеский огонь заклинился – физически. Прямо видел, как металл застревал в воздухе, как капли ртути, теряя скорость. Затем – разворот. Обратный путь. Пули, уже бывшие во мне, начали шевелиться. Сейчас почувствовал это, как судорогу. Как жар внутри, как скрежет рвущейся плоти.
И они пошли обратно. С треском, с кровью. Но всё ещё был жив. И знал: она пришла.
Регенерация включилась позже. Вторая волна. Холодная, по костям, как застывшая ртуть, разлилась от сердца. Каждая клетка затрепетала. Боль – настоящая. Без скидок. Без наркоза. Как будто снова родился. Прямо тут, на газоне.
Естественно закашлялся. На губах – железо. Во рту – песок.
Лайя уже была рядом. Настоящая. Та, что из плоти, не аркан. Скользнула на колени, прижав что-то к шее, что-то проверяя.
- Держись, – сказала она. – Сейчас. Всё сейчас.
В её голосе не было паники. Была ярость. Та самая, что видишь у медиков на фронте. У тех, кто знал, что живых осталось меньше, чем шансов.
- Да нормально я… – прохрипел. – Видишь?
Она посмотрела на раны. Те уже начали закрываться. Кожа стягивалась, как синтетика под феном. Мышцы пульсировали, как рыба, выброшенная на берег.
- Ты… – начала она.
- Да. Только не говори никому. Ты не первая, кто удивлён.
- У тебя не было этого в досье.
- Ну так это не совсем досье. Это картотека для идиотов. Моя третья рука там, телекинез. А это…
- Это уже нечто иное.
Пока она говорила, Лия двигалась. Стремительно. Не как человек. Как сценарий мести. Раз, два – и один из стрелков упал. Не от пули. От собственных же. Его грудь расцвела, как мрачный цветок. Другой пытался отступить, но пули, которых он не выпускал, уже были против него. Они вернулись — кривыми дугами, словно пьяные, но точные. Как кобры, нашедшие цель.