Помещение оказалось пустым. Почти. Только низкий купол по центру. Как стол. Или, может, постамент. На нём – ничего. Но над ним – что-то едва вибрировало в воздухе. Как от перегретого металла. Или от энергии.
Шестой зашёл следом. Сразу почувствовал, как он смотрит по сторонам, пытаясь отследить всё сразу. Но тут не было камер. Не было датчиков. Ничего. Только чувство, что ты под прицелом. Что кто-то уже видит, как ты умрёшь. Просто ждёт момента.
- Нам нужно назад, – сказал он. – Это… это не путь. Это капкан.
Уже хотел было ответить. Но тот же миг – сработал свет. Панель, прямо перед нами. Открылась. Без шума. И за ней – коридор. Новый. Чёрный. Глубокий.
Шестой посмотрел на меня. Я – на него. Мы не улыбнулись. Не кивнули. Просто шагнули. Потому что выбора не было. Или, точнее, он был. Но он остался позади. С нашими мёртвыми.
Мы пошли вперёд. И сзади – снова послышался шаг. Один. Ровный. Чёткий. Слишком уверенный.
Он знал, что мы пойдём. Он знал здесь всё. Мы знали, что он рядом. Но не знали про внутренности корабля ничего. И от этого – только страшнее. Только тише становилось всё внутри.
А коридор продолжался.
Коридор вывел нас в помещение, почти точную копию предыдущего – только тише. Слишком тише. Как будто корабль затаил дыхание, а вместе с ним – и мы.
Платформа под ногами всё так же пульсировала, но теперь эти толчки ощущались не ритмом, а эхом. Будто кто-то огромный ходил где-то глубоко внутри металлического чрева, и каждое его движение отдавало по обшивке.
Мы с Шестым стояли, разглядывая стены, полукруглые, гладкие, с такими же узорами, как раньше. Возможно, это был декоративный элемент, возможно – технический, но что-то в нём казалось избыточно упорядоченным. Логичным. Как будто само пространство подсказывало, что здесь – не место для боя, а место для решения. Или суда.
Остановился.
- Здесь, – сказал. Не приказ. Утверждение.
Шестой кивнул. Он понимал. Бежать дальше было бессмысленно. Мы бы дошли до следующего коридора, следующего зала – и всё. Кончилось бы. Или силы, или везение. Всё уже было на исходе. И всё, что у нас оставалось – это занять позицию, встретить.
Он присел у ближайшей колонны, вздохнул так, будто выдохнул всё, что в нём ещё было. Я же встал напротив, у другой стойки. Между нами – примерно десять шагов. Пространство, где и решится всё. Или не решится.
Минуты тянулись вязко. Потому считал вдохи. Пять. Десять. Пятнадцать. В какой-то момент понял, что при каждом вдохе задерживаю воздух на пару секунд, будто это поможет задержать ход событий.
Где-то сзади – срабатывание замка. Щелчок. Мягкий. Едва различимый. Но мы оба сразу напряглись. Он был уже внутри. Где-то рядом. Не торопился. Не пытался застать нас врасплох. Просто двигался вперёд, потому что знал – мы больше не уходим.
Это ощущение – когда тебя уже вычислили, прицелились, оценили и ждут нужного момента – хуже любого боя. Это тянущее ощущение катастрофы, которое не рвётся, а разворачивается, как лента.
- У нас вообще есть шанс? – спросил Шестой вдруг.
- Мы уже дошли. Шанс был в каждом шаге. Теперь…, – не договорил.
Он молчал. Даже не кивнул. Только перевёл взгляд вперёд, туда, откуда, мы знали, он придёт.
Время стало тяжелее. Мысли медленнее. И всё, что происходило, – ощущалось как тягучий процесс, будто мы находимся в жидкости, не в воздухе. Мышцы ныли. Раны зудели под бронёй, как открытые электроды.
И всё же, внутри – было странное спокойствие. Когда ты понимаешь, что сделал всё, что мог, и дальше – просто идёшь. Без смысла, без цели, потому что выхода уже нет.
- Командир, – вдруг сказал Шестой. – Знаешь, чего жалею?
Повернул к нему голову.
- Что не узнал, как это вообще началось. С чего. Почему мы оказались здесь. Кто они. Что мы защищаем. В чём смысл всего этого. Знаешь… сражаешься, умираешь, но даже не знаешь, за что.
Сначала просто выдохнул.
- Значит, жив. Раз спрашиваешь такие вещи. Только мёртвые – ничего не хотят знать.
Он усмехнулся, почти по-настоящему.
- Ага. Тогда хорошо. Значит, пока живы.
Мы ждали. Зал не подавал ни малейшего звука. Только фоновые вибрации, как сердцебиение корабля, тихое, отстранённое. Будто он смотрел за нами, как зритель.
Ощущение чужого присутствия нарастало. Это не был страх. Это была концентрация. Внимание, направленное в нас. Как свет прожектора – но невидимый.
Каждая тень казалась движением. Каждый отблеск – шагом. И всё же никто не появлялся.
Шестой проверил нож, протёр рукоять о панель руки. Я вытер кровь с пальцев, засохшую, уже тёмно-бурую. Воздух казался металлическим, будто сам корабль выдыхал сквозь щели.
- Давай здесь. – Сказал это, не дожидаясь очередного шума. Просто. Спокойно.
- Здесь, – подтвердил он.
Мы не планировали ничего. Ни ловушек, ни тактики. Уже не имело значения. Главное – что мы сделали выбор. Не прятаться. Не бежать. Не бояться. А остаться. Принять. Дать бой, если придёт. Или просто – закончить. На своих условиях.
Где-то, вдалеке, всё же раздался звук. Шаг. Потом – второй. Не спешный. Не угрожающий. Он шёл. Точно. Неуклонно. В этот зал. В это пространство. К нам.
Опять глубоко вдохнул. Ощущая, как лёгкие скребёт жар. Как дрожат суставы. Как в груди всё обрывается, но всё ещё держится.
- Лучше ужасный конец, – сказал, даже не зная, слышит ли он меня, – чем ужас без конца.
И остался стоять. До конца.
В тот момент ожидал удара. Мы оба ждали. Затаились, дыша глухо, почти синхронно. Спиной к спине. Пальцы судорожно сжимали рукоять ножа, клинок – тупой, с выщербленной кромкой – казался жалким аргументом против всего, что могло выйти из этой темноты. Мы стояли в полутени, свет из скрытых источников отбрасывал блеклые отблески на пол из сращённых панелей. Прямо поджилками чувствовал, как дрожит пол – не от шагов, не от вибраций, просто дышит металл. Словно всё вокруг живое.
Он появился не как чудовище. Не с ревом, не с сигналом тревоги, не с выстрелом. Просто – шаг. Чёткий, точный. Как будто и не было предыдущего боя. Как будто он не устал, не был ранен, не видел, как его товарищей убивают.
Только и успел шепнуть:
- Контакт.
Шестой едва кивнул. Мы разошлись, как учили – фланг и центр. Но всё пошло не так. Он прыгнул первым. Противник. Молнией. Его удар снёс Шестому часть маскировочной накладки на плече и отбросил к стене. Всё дальше было инстинктом. Стычка, слияние фигур, удары, захваты, рывки. Звук не имел значения – был только металл, плоть, разрывы и боль.
Шестой держался. Упрямо, зло. Его клинок несколько раз вонзался в сочленения брони врага, но не пробивал. А потом – хруст. Не его. Вражеский. Плечо – вывернуто. Он всё-таки смог. Но в ту же секунду – обратный удар. Локтем. Под шлем. Видел словно в замедленной съёмке, как Шестой пошатнулся, но не упал. Продолжал. Кричал, как зверь. А потом – рывок, и короткий штык врага погрузился ему под рёбра.
Закричал. Не из-за потери. Из-за ярости. Рванулся с запозданием. Всё внутри кипело. В этом пространстве, выжатом до предела, кровь словно вспыхнкла прямо в венах.
И бил. Не помню, как. Просто бил. Рукояткой. Лезвием. Плечом. Лбом. В лицо. В шлем. По панелям, по сочленениям. Он сопротивлялся – отчаянно, точно, жестоко. Но я был быстрее. Не потому, что сильнее. Потому что это был конец. Или победа, или ничего. Бил, пока его движения не стали неуклюжими. Пока он не отшатнулся. Пока не вонзил свой клинок между пластинами шейного сегмента, криво, со скрипом, наотмашь. Он дёрнулся. Затих.
А я остался.
Дыхание хрипело. Всё тело – в ссадинах, трещинах, крови, чужой и своей. Рука дрожала. Стоял над телом и не знал, кого убил. Броня скрывала всё. Даже попытка снять шлем провалилась – он не отстёгивался, словно намертво вплавлен. Может, изнутри? Неважно.
Шестой лежал рядом. Ещё тёплый. Опустился на колено. Включил интерфейс. Мёртв. Никаких сомнений. Опустил голову.
Мы пришли сюда отрядом. В полном составе. Мы атаковали, как учили. По уставу. По алгоритму. Теперь остался один. Единственный, кто выжил.
Возвращаться назад? Куда? Через весь корабль, кишащий врагами? Возможно. Но какой в этом смысл? Чтобы передать отчёт? Чтобы сказать, что никто не выжил, кроме меня?
Передо мной – панель. Она слабо светилась. Кнопка на ней пульсировала в такт вибрации корабля. Смотрел на неё, как на приговор. Или на спасение. Может, там конец. Или ответ. Или ещё один коридор, и ещё один бой, и ещё одна смерть. Не знаю.
Но стоять здесь – значит погибнуть в пустоте.
Поднялся. Медленно, тяжело. Каждое движение отзывалось болью. Отступать – не вариант. Назад – это смерть. Вперёд – неизвестность. Но выбираю её.
Подошёл к панели. Провёл рукой. Щелчок. Свет усилился. Кнопка замигала. Я вздохнул. И нажал.
Дверь отъехала в сторону. Мрак за ней казался плотным, как вода. Сделал шаг. Один. И вошёл.
Глава 4
Какой-то странный момент наступил. Ну знаете, когда всё закончилось, но ты ещё жив. Когда должно было быть финальное "бах!", грохот, смерть, эпитафия, чьи-то слёзы – а ты почему-то продолжаешь дышать, стоять, моргать. Причём каждая секунда отдаётся в теле, как будто его не разбили, а перемололи в фарш, засунули обратно в броню и крикнули "жри!".
Стоял в тот момент, тяжело опираясь на стену. На шлеме – трещины, в ухе – гул. Где-то сзади дымилась та площадка, где мы с Шестым решили сыграть в финальный раунд. Только вот финал – не у нас. Его больше нет. Ни его, ни флота. Ни плана. Ни возврата.
Потому что, когда зажёгся сферический экран – да, именно так, сферический, не метафора, не панорамный, а натурально трёхмерный пузырь света и цвета – я впервые за всё это время захотел не просто упасть и умереть, а, чтобы мне соврали. Сказали: "ошибка системы", "симуляция", "ты в коме". Что угодно.
Нашего флота не было. Не в том смысле, что "ой, потерялась связь". А в том смысле, что остовы кораблей медленно догорали, кувыркались в космосе, словно мёртвые рыбы в аквариуме. Где-то плавно крутилось орудие, выброшенное в вакуум. Где-то – уже не морпехи, а просто... обломки людей. Отсек сгоревшей шлюпки прошёл сквозь проекцию прямо перед моими глазами, медленно, грациозно, как напоминание: нет дороги назад. Ни шагом. Ни прыжком.