Тем временем самовар медленно остывал, скворча и обсыпаясь металлическим крошевом, и осуждающе глядел на мир потекшим петушиным клювом.
— Я его выкидывать не стану! — топнула ногой мама. — Сам сломал, сам и выкидывай.
— Зачем выкидывать такую красоту? Можно поставить на полку, и она своим видом будет облагораживать кухню!
— Лучше бы ты свой вид облагородил! Купил что-нибудь из одежды, например. Седьмой год в одном пальто ходишь! — кипятилась мама.
— Я что, пижон, чтобы каждый год себе новые пальто покупать?
— Зато пижон самовары на второй день покупки ломать!
— Пойдем я тебя выкину, а то она мне всю плешь проест, — вздохнул папа и взялся за неостывшие бока самовара голыми руками.
И тут же на нашем кухонном полу одной вмятиной стало больше, а соседка тетя Маруся прибежала узнавать, что это с таким ором папа грохнул об пол.
Вот.
А чтобы вы окончательно убедились, что мой папа и заначка — это два в принципе несовместимых природных явления, я вам расскажу историю под кодовым названием «операция домашняя библиотека».
Однажды папе удалось накопить аж двести рублей! Наученный горьким опытом предыдущих неудачных покупок, он твердо решил потратить эти деньги на что-то толковое. А для начала пригласил узкий круг своих друзей количеством пять человек в единственный приличный ресторан нашего городка. Чтобы в интимной, уединенной от жен обстановке отдохнуть от буден.
Вследствие затянувшегося за полночь дружественного застолья папа явился домой подшофе и в традиционном Дядимишином сопровождении. Я вам уже рассказывала, что если дядя Миша позволял себе некие «возлиятельные» вольности, то ночевать он приходил к нам. Чтобы дополнительно не травмировать свою печень скандалом, который неизменно закатывала ему Ба. В такие дни друзья ночевали в гостиной и всю ночь трудились, аки пчелки, проводя обоюдные реанимационные мероприятия.
Вот и сейчас, притащив из холодильника банку рассола, они улеглись валетом на диван.
— Сколько денег осталось? — хлебнув помидорного рассола, передал папе трехлитровую банку дядя Миша.
— Сто тридцать с копеечками, — порывшись в карманах брюк, доложился папа.
— Это как понимать? Мы почти что ополовинили твою заначку?
— Ну и фиг с нею, и на эти деньги можно ого-го как развернуться! Опять же в ресторан два раза сходить!
— Нет, брат, ты не прав! — сделал протестующий жест руками дядя Миша. — Ты тут категорически не прав! Я даже более того скажу, ведешь ты себя, как идиот.
— Ну! — одобрил ход мыслей друга папа.
— Мы сейчас эти деньги надежно спрячем, а завтра сходим к фарцовщику Тевосу и возьмем тебе что-нибудь из одежды. Добротный костюм. Или пальто. Или хорошую удочку с прибамбасами.
— Удочка — это идея, — оживился папа.
— Прятать деньги буду я. И ни за что тебе не скажу, где спрятал. Договорились? А то мало ли что тебе в голову взбредет!
— Договорились. Только ты это, аккуратнее, у Нади очень чуткий сон.
— Так ведь дверь в спальню закрыта!
— Я тебе дело говорю. У этих баб вместо мозга локатор, он только и делает, что крутится туда-сюда и, фьють-фьють, считывает наши мысли.
— Ыхыхыыы, — затрясся в хохоте дядя Миша. Потом он нацепил тапки, забрал у папы деньги и выскользнул в дверь.
Вернулся он через несколько минут и, невероятно собой довольный, улегся на диван. Тут же встал, вытащил из объятий похрапывающего друга трехлитровую банку с рассолом, поставил на журнальный столик. Лег. Через минуту обратно встал, погасил свет, лег. Завозился спиной, выбирая наиболее удачный ракурс для сна, со вздохом угнездился.
— Хррррр, — отозвался папа.
— Что бы ты без меня, горе луковое, делал, — ласково подумал дядя Миша и провалился в сон.
Утро застало наших мужчин за весьма странным занятием. Сначала они, под строгий Дядимишин инструктаж, прошлись на цыпочках в кабинет, уткнулись боком в пианино и дружно повернулись к нему лицом. Задрали головы вверх, глянули на полки с книгами. Далее дядя Миша поднял над головой руку и провел ею перед верхней полкой.
— Вот где-то здесь я и спрятал, — шепнул он.
— Ты бы хоть автора запомнил! — укоризненно глянул на него папа.
— Ну где я в темноте автора разгляжу? Протянул руку, вытащил книгу, спрятал деньги и засунул ее обратно на полку.
— Придется по новой искать.
Какое-то время они методично вытаскивали одну книгу за другой, наспех пролистывали, перетряхивали и ставили обратно на полку.
— Ты точно помнишь, что спрятал деньги именно здесь? — периодически переспрашивал папа.
— Точно! Зашел, повернулся направо, ткнулся в пианино. Потянулся вверх, вот так. — Дядя Миша встал на цыпочки и повел в воздухе рукой. — И в этом… ареале нащупал книгу. Положил внутрь деньги, сунул ее обратно на полку и пошел спать.
— В этом ареале! — передразнил его папа. — Какого черта ты пошел деньги прятать?
— Во-первых, ты сам не возражал против этого. А во-вторых…
— Доброе утро! — заглянула в кабинет мама. — А что вы тут ищете?
Папа тут же забегал глазами:
— Это… Мише книга нужна, Салтыкова-Щедрина. Ищем.
— Так ты же ее в руках держишь!
— Да? — удивился папа и тут же спохватился. — Женщина, неужели ты думаешь, что я не вижу, какую книгу в руках держу? Возьми, брат. — И он протянул дяде Мише книгу.
— Миша, а зачем тебе Салтыков-Щедрин? — полюбопытствовала мама.
— Ну как зачем? Пришла пора Михаила Евграфовича перечитать, — благоговейно закатил глаза дядя Миша.
— Дааааа? Вот ведь как интересно. А зачем ты нашу книгу забираешь, если у вас дома такое же собрание сочинений? Мы как раз с тетей Розой вместе брали.
— Как это?
— А вот так это. Вы лучше сразу признавайтесь, что тут ищете, нечего меня за нос водить! — нахмурилась мама.
— Жена, — вздохнул папа, — Миша вчера ночью вот в этом ареале, — он встал на цыпочки и повел рукой возле полок, — спрятал деньги. Сто тридцать рублей. До утра.
У мамы вытянулось лицо.
— Зачем он спрятал там деньги?
— Ну как же? Чтобы с ними ничего не случилось.
— А что с ними до утра могло случиться? Они куда-то до утра бы улетучились?
— Зная тебя, женщина… — пошел в атаку папа.
— Так это, к тому же, были твои деньги?
— Я их на пальто копил!!!
— Ладно, — вздохнула мама, — идите завтракать, на часах уже полвосьмого, а вам на работу. Мы с детьми поищем деньги.
— Вот в этом ареале, — папа ткнул пальцем в верхние полки.
— Хорошо, в этом так в этом.
К трем часам дня «ареал» поисков увеличился до катастрофических размеров, охватив всю нашу домашнюю библиотеку. Сначала мы помогали маме без особой охоты, но, когда она обещала, что нашедшему деньги полагается премия в виде целого рубля, мы рьяно взялись за дело. Скоро прискакала Манька и с жаром подключилась к поискам. Первым делом под чутким руководством мамы мы прошерстили три полки, которые висели над пианино. Улов оказался совершенно скудным — несколько засушенных цветков, закладка, за которую мы мигом подрались, и листочек бумаги, исписанный мелким почерком.
— Тетьнадь, тут какие-то иностранные буквы, — протянула маме листочек Манька.
— Bonjour, cher amie Nadine! — прочитала мама и несказанно обрадовалась. — Манечка, какое счастье, ты нашла письмо моей однокурсницы Лильки! Сейчас посмотрим, что она мне писала… — Она повертела в руках письмо. — …пять лет назад.
И мама принялась читать и переводить нам письмо. Из письма следовало, что у Лильки новая любовь, что с мужем они развелись и разъехались по разным городам. Здесь мама покачала головой и сказала, что Лилька никогда не умела выбирать мужчин.
— Не везет ей на порядочных, попадаются одни охламоны и дегенераты!
Потом мы узнали, что Лилькин сын Арик на перемене съел все запасы мела в классе, и учительнице пришлось в соседнем кабинете выпрашивать мел, чтобы не бегать в учительскую.
— Ай-ай, — покачала мама головой, — у ребенка не хватало кальция в организме. Вот он и съел весь мел.
Манька нахмурилась и какое-то время усиленно о чем-то думала.
— Тетьнадь, а чего же тогда моему однокласснику Карену не хватает в организме, если он все уроки напролет ест свои козявки? — наконец спросила она.
— Что, правда? — испугалась. мама.
— Ага! А когда у нас контрольные, то вообще не вынимает палец из носа, сидит себе и ковыряется. На контрольной по математике доковырялся до крови.
— Значит, у мальчика невроз, его надо школьному психологу показать.
— Ясно, — вздохнула Манька, — я так и думала, что он дебил, просто не знала, как это слово вежливо называется. Теперь вот знаю — невроз!
Далее из письма Лильки следовало, что новая ее любовь зовется именем Пауль и является гражданином Ливана шоколадного цвета.
Тут мама поперхнулась, еще раз перечитала эти строки, повертела в руках листок и убрала его в карман.
— Странно. Не помню я этого письма. Надо найти старый блокнот и позвонить Лильке. Чует мое сердце, наворотила она делов!
— Тетьнадь, а что такое «гражданина Ливана шоколадного цвета»? — встрепенулась Манька. — Что-то матерное, да?
— Нет, конечно. Видимо, Пауль был мулатом. Шоколадный — это очень-очень смуглый.
— Смуглее Джима?
— Какого Джима?
— Беглого раба Джима из «Приключений Гекльберри Финна»!
Тут мама расхохоталась, чмокнула Маньку в щечку и сказала, что с нею точно не соскучишься. А Манька принялась прыгать вокруг и приговаривать, что она вообще моторчик счастья, потому что ее так папа называет.
— Миша! Деньги! — встрепенулась мама, и мы опять принялись ковыряться в книгах.
К приходу папы мы успели переворошить всю домашнюю библиотеку.
— Ну как? — заглянул он в кабинет.
— Никак, денег мы не нашли.
— Только письмо, — закручинилась Гаянэ, — от разданина соколадного цвета.
— Какой такой разданин? — напрягся папа.
— Который съел весь мел!
— Наша деточка — неоценимый источник достоверной информации, — засмеялась мама и погладила Гаянэ по кудряшкам.