– Нет, – даже не пытаюсь притворяться я. – Но чем больше я цепляюсь за неё, тем больше Северин переживает.
– Никто тебя не осуждает, мальчик.
– Знаю.
Из Кристиана отвратительный утешитель, ему неловко, он никогда не знает, какие слова подойдут в той или иной ситуации. Лучшее, на что он способен, – это короткий разговор да тёплая рука, хлопающая по плечу или спине. И это мой дядя, а как наставник он вообще был достаточно суров. Но в последние шесть месяцев он удивительно много со мной разговаривает, часто заходит в комнату Агаты и, кажется, даже скучает по ней.
– Анна сказала, что завтра начнёт её отпевать, – едва слышно добавляет Кристиан. – Она хочет сделать всё по их правилам. Это продлится три дня. Так что она просила передать, что заглянет вечером, чтобы подготовить тело. Она сказала тебе, что хочет сделать дальше?
– Да. Сказала, что не станет хоронить Агату в земле. Она хочет сжечь тело.
– Ты понимаешь, почему она так решила?
Я поднимаю глаза и встречаю внимательный взгляд дяди. Он анализирует каждое моё движение, пытаясь понять, что именно я чувствую, но я сохраняю спокойное выражение лица. Этому я научился.
Знаю, что нужен брату в здравом рассудке, поэтому не могу показать остальным ту пропасть, в которую рухнул. Мне кажется, что я здоров, но слишком часто меня бросает в холодный пот. Я стараюсь не думать о том, что сделаю, когда Анна придёт за Агатой. Действительно ли я смогу её отдать?
– Понимаю. Она мне не доверяет, – ровно отвечаю я. – Боится, что я сорвусь и не отпущу Агату, но против огня я ничего не смогу сделать. Наша связь исчезнет.
Кристиан кивает, напряжённо сжимая губы.
Стараюсь дышать медленно, концентрируясь на своих ощущениях и потоках воздуха. Уже месяцы мне кажется, что я тону. Один вдох получается сделать нормально, второй тоже, а потом будто меня накрывает волна, и я давлюсь воздухом.
Я видел, что Агату мучили приступы паники.
Чувствовала ли она что-то похожее?
Что может быть естественнее, чем дыхание? И что я в действительности могу, если само моё тело отказывается сделать вдох?
– Я раскрыл тебе не всю правду тогда. Даниил действительно всё рассказал Агате, но после она пришла ко мне, и я подтвердил её догадки, – неожиданно признаётся Кристиан.
Я вновь выныриваю из своих мыслей, цепляюсь за слова дяди, как за верёвку. Кристиан замечает мой стеклянный взгляд, но я встряхиваю головой и как можно непринуждённее опираюсь поясницей на спинку кресла, складываю руки на груди и наблюдаю, как он пытается смотреть куда угодно, но только не на меня. Специально молчу, жду, пока он посмотрит мне в глаза. Кристиан держится пару минут и потом всё-таки поднимает на меня виноватый взгляд.
– Я догадался ещё в самом начале, – отвечаю я и едва заметно улыбаюсь, когда дядя слишком громко выдыхает с облегчением. – Я говорил тебе, что лжец из тебя никудышный, по тебе сразу видно, когда ты врёшь.
– Чепуха!
Вдох.
– Ты даже десятилетнего меня ни разу не смог обмануть, – насмешливо парирую я. – Твои попытки шелестеть кустами в тёмном лесу, чтобы проверить мою реакцию, были смехотворны.
Выдох.
– Просто ты был слишком недоверчивым для десятилетнего юнца. Это порядком раздражало, кстати, – фыркает Кристиан.
– Ты рассказал Агате, кто ты?
– Рассказал. Но чувствую, что я сделал недостаточно для своей сестры, – вновь тихо признаётся дядя, бросая затравленный взгляд на девушку на кровати.
– Не ты. Это я совершил ошибку. Мне стоило с самого начала выкрасть её тело и бежать в Серат.
Дядя аккуратно поправляет руку Агаты, что лежит на покрывале. Мы молчим какое-то время. Кристиан, возможно, прощается с Марой. Я сглатываю, сразу отгоняя эти мысли.
– Знаешь, мой собственный наставник, Андрей, был тем ещё засранцем и гонял меня по холоду без рубашки в самой середине зимы, – вдруг меняет тему дядя, складывая руки на груди.
– Опять ты жалуешься? – наигранно устало выдыхаю я, закатывая глаза.
Во время обучения на любое моё нытьё Кристиан был готов выдать целую кучу заготовленных историй о том, что его тренировки были тяжелее, а его наставник с ним «так не носился, как он со мной». Я, кажется, слышал каждую историю по несколько десятков раз, а эту чаще всех.
– Богиня, кажется, нужно было нанять для тебя учителя по этикету и манерам, а то свои ты все растерял, махая мечом, – притворно ворчит дядя.
– Растерял не быстрее, чем ты золото за годы праздной жизни.
Кристиан глухо смеётся.
– Всего каких-то четыре года выпивки, игр и женщин, и ты мне это уже больше десяти лет припоминаешь, – с досадой качает он головой, отсмеявшись.
Я осуждающе приподнимаю бровь, но на губах сама собой появляется улыбка. Следующий выдох получается слишком резким, рваным, но улыбку мне удаётся удержать.
Вдох.
Просто нужно сконцентрироваться.
Я могу перестать чувствовать всё это. Я знаю, что могу.
Выдох.
– Ну так вот… Андрей… – продолжает дядя.
– Нет, ты это серьёзно?
– Он также обладал огромными знаниями о Мороках и нашей силе, скорее всего, знал больше остальных, – спокойно продолжает Кристиан, игнорируя моё кислое выражение лица. – Или просто память ему досталась хорошая. Хотя я почти уверен, что Андрей просто был не в меру любопытным и совал свой нос куда только мог, чтобы проверить разные теории. К счастью, всем он поделился со мной, поэтому я всё записал вот сюда.
Кристиан вытаскивает из-за пазухи небольшую книгу в чёрной кожаной обложке. Он не даёт её мне в руки, а кладёт рядом с собой на кровать.
– Её я написал для тебя, здесь всё, что я знаю о наших возможностях. Она поможет тебе, когда родится мальчик – новый Морок, которому ты сам станешь наставником.
– Ты мне ещё не всё рассказал?
– Почти всё, но переживаю, что память у тебя, малец, короткая. – Кристиан растягивает губы в снисходительной улыбке, я её копирую, хотя он прекрасно знает, что память у меня хорошая.
– И почему никто раньше не додумался написать подробную книгу с нашими возможностями? Передавать всё из уст в уста так непрактично.
Он продолжает бубнить себе под нос и трёт щетину на подбородке и щеках. Я слушаю вполуха, догадываясь, что он просто пытается меня отвлечь посторонними разговорами.
– Согласись, что эта война нам всё подпортила. Раньше Мороки собирались вместе хоть иногда, чтобы поделиться знаниями. Каждый знал то, что знают другие. А потом Мар не стало, и Мороки тоже разбрелись кто куда.
Он всё не унимается, а я рассеянно киваю, сажусь на стул и подпираю лицо рукой, упираясь локтем в подлокотник.
– Все твои отметины прошли?
Я несколько раз моргаю от того, как легко он перескакивает с одной темы на другую.
– Да, вообще все последствия прошли, – киваю я.
– Покажи, – настаивает дядя.
– Говорю же. Всё прош…
– Показывай, говорю. Или у тебя глаза на затылке выросли? – хмурится он.
С тяжёлым выдохом я встаю, стягиваю рубашку через голову и поворачиваюсь к Кристиану. Он тоже встаёт и начинает внимательно разглядывать мою спину. Делает это так долго и пристально, что моя кожа покрывается мурашками.
– Закончил? – недовольно бормоча, пытаюсь обернуться, но он не даёт.
– В каком месяце ты родился? – ненавязчиво спрашивает дядя, вновь меняя тему.
– Не удивлён, что ты не помнишь, но в первый месяц зимы.
Кристиан бросает задумчивый взгляд на тёплый летний пейзаж за окном.
– Немного рановато, конечно, но это мой тебе подарок, мальчик.
Меня сбивает с толку его внезапно серьёзный тон, но я ничего не успеваю спросить, потому что Кристиан кладет ладонь на мою левую лопатку, а я начинаю кричать от жуткой боли, словно его рука раскалена каким-то ледяным огнём.
– Прости, Аарон. Андрей предупреждал, что ставить метку Морока на живого – болезненное дело, но другого выхода нет.
Это последние слова, что мне удаётся разобрать. Я падаю на колени, не в силах удержаться на ногах, продолжаю кричать, пока голос не хрипнет, но Кристиан не отнимает руки.
24
Я открываю глаза и на мгновение мне кажется, что всё произошедшее мне приснилось. Вся война, возможная смерть Александра и мой кинжал в руках Даниила. Может, это был один длинный кошмар, потому что мой взгляд упирается в знакомый балдахин. А когда я приподнимаюсь на локтях, чтобы взглянуть в окно, то небо темнеет на закате, алые лучи блестят на стекле и плотной стеной валит пушистый снег.
Я одна в своей комнате, здесь прибрано. Книги аккуратной стопкой высятся на краю стола, стул плотно задвинут, мягкие кресла стоят на своих местах, плотные занавески на всех трёх окнах раздвинуты, а на небольшом столике есть даже ваза с цветами. Всё на каком-то удивительно идеальном месте, до такой степени, что этот порядок кажется мне неправильным. Я никогда не отличалась умением наводить кристальную чистоту, хотя была дисциплинированна. Но здесь появляется чувство, что я проснулась в комнате, где никто не живёт.
Поднимаю прядь своих волос, убеждаясь, что они всё ещё невзрачного серого оттенка, ощупываю живот, но не нахожу никакой раны, вся моя кожа здоровая. Я всё не могу понять, что со мной не так, пока не замечаю непривычную тишину.
Моё сердце не бьётся.
Всё моё тело сковывает страхом, что Александру каким-то образом удалось меня вернуть. А значит, я вновь вытягиваю из него жизнь.
Хочу вскочить с кровати, оглядывая свою белую ночную сорочку, но едва я пытаюсь встать на ноги, как колени подгибаются, а я падаю на пол. Я лежу, уверенная, что сейчас кто-то ворвётся в комнату, чтобы узнать, что здесь происходит, но во дворце поразительно тихо. Кожа покрывается холодным потом, я начинаю сомневаться в реальности происходящего.
Может, так на самом деле выглядит Тень?
Персональный ад, где ты оказываешься в желанном месте, но абсолютно один?