– Я знаю, но как тогда он это сделал?
– Кристиан. Он отдал свою жизненную силу Александру, – тихо шепчет Анна. – Трудность в том, что Кристиан тоже уже оживил мёртвого и у него, как и у Александра, оставалась лишь половина.
Я всё ещё не понимаю, но по позвоночнику уже ползёт неприятное предчувствие.
– Он отдал почти всё, что у него было.
– Почти? – Дыхание сбивается, когда я пытаюсь понять её слова, что кажутся мне какой-то до ужаса сложной загадкой.
– Кристиан оставил для себя… ровно год жизни. – Голос Анны становится печальнее и тише, но, прочистив горло, она продолжает: – Он всё продумал. Даже то, что Александр может попытаться вернуть ему его жизнь. Но такая передача возможна лишь в одну сторону, это может сделать только старший в пользу младшего. Кристиан поставил на него метку Морока, но с ними, как я уже и сказала, она работает по-другому, потому что Александр тоже Морок и, самое главное, он живой.
– Вот же действительно идиот! – зло выплёвываю я. – Где Кристиан?
Анна заканчивает причёску и какое-то время молчит, роясь в косметике на туалетном столике. В тишине она даёт мне время всё осознать самой.
– Прошло два года… – выдыхаю я, понимая её заминку. Сердце молчит, но я давлю кулаком на грудь, пытаясь унять боль. Я понимаю, что больше не увижу своего друга.
– Да, – нехотя кивает она. – Он умер полгода назад. Кристиан… умер спокойно, Агата. Весь год он смеялся над нашими кислыми лицами. Делал всё, что вздумается, тратил деньги, пил, веселился и доставал каждого из нас, зная, что мы не станем на него орать из-за принесённой им жертвы.
– Вы действительно не орали на него?
– Богиня, конечно, нет! Первое, что сделал Северин, выслушав, что натворил Кристиан, это ударил его прямо в челюсть. Александр бить его не стал, но припомнил каждое ругательство, что выучил за свою жизнь. – Сестра тихо смеётся, а я выжимаю улыбку, стараясь это представить. – На тренировках мне временами казалось, что они пытаются убить его от обиды, раз уж он всё равно умирает.
Анна перестаёт улыбаться, вновь становясь серьёзной.
– Но это не меняет того, как мы все по нему скучаем. В итоге Александр, соединив свою половину и половину наставника, стал почти полным… но лишь почти. Сердце легко восстанавливается, если Морок на пике своей силы, но здесь всё равно были трудности. Однако Александр справился. Твоё тело восстановилось.
– Но? – предполагаю я, замечая отсутствие радости на лице сестры.
– Но ты не просыпалась. Тело твоё было здоровым, нить с Александром крепка, но ты так и оставалась мёртвой. А мы просто продолжали ждать, надеясь, что когда-нибудь ты вернёшься к нам. И теперь… – она выдыхает с таким облегчением, что в груди снова начинает колоть от неприятной боли. – Теперь ты встала.
– Но я опять привязана к Александру? – хватаю сестру за руку, когда она заканчивает подводить мне глаза чёрной сурьмой и пытается нанести краску на губы. – Я же вновь вытяну из него всё!
– Нет, сейчас в нём достаточно силы, чтобы держать тебя живой и жить самому. Он не может тебя воскресить, но ты будешь жить так же долго, как и он. Твоё дыхание остановится, только когда его сердце перестанет биться, – ласково улыбается Анна. – Всё закончилось, Агата. И он, и ты… вы оба будете жить. Хотя бы так. Вместе.
«А мы… мы будем вместе ещё много лет, связанные единой жизнью. И умрём так, как пишут в твоих сказках. Вместе. В один день…» Я вспоминаю, как Александр сказал это Даниилу, чтобы позлить его. И как удивительно прав оказался.
Как угораздило меня попасть в сказку?
Получить принца и обещанную смерть в один день?
Но я буду с ним. До конца его дней я буду с ним.
Я не знаю, что чувствовать по этому поводу. Слишком много информации за один час, и вся она путается в голове, когда в груди смешиваются обида и облегчение, счастье и горе. Они сплетаются вместе, оставляя меня в смятении.
Сестра видит моё побледневшее лицо и гладит щеки, стирая слёзы, которые я даже не заметила.
– Ты не представляешь, каким облегчением стало то, что ты проснулась. Эта история – лишь начало. И есть ещё так много того, что я должна тебе показать. Но главное, что смерть Кристиана не была напрасной, как и твоя. Ты даже не представляешь, как много сделала.
Я закусываю губу, сдерживая слёзы.
– Забудь пока обо всём грустном. Пришло время тебе встретиться с остальными друзьями. Ты, может, и спала, но мы-то долго ждали.
Сестра сжимает мою руку, а я изображаю на лице улыбку. и продолжаю это делать, пока она не становится настоящей.
Северин оказался прав. Среди всех вечеров года какова была вероятность проснуться в лучший из них?
Коляда. Праздник, что начинается с первой звездой. Праздник, когда улицы наполнены людьми в масках животных, чертей, смерти и других кошмаров. Те, у кого нет масок, низко надвигают на глаза меховые шапки с ворсом, перекидывают длинные волосы вперёд или разукрашивают лица сажей, белилами и другой краской. На фоне ряженых Морок не выделяется, выглядит как один среди своих и далеко не самый пугающий.
Эта ночь веселит и пугает одновременно, покой нарушен, а обычные правила поведения забыты в угоду праздничному шуму и удивительным представлениям.
Праздник, в честь которого жгут костры. Ночной воздух полон криков, шуток, песен и веселья, а музыканты неистовствуют, играя энергичные мелодии на струнных инструментах под барабанный бой. Все женщины распускают волосы, какие-то девушки притворяются парнями, большинство выворачивает верхнюю одежду, вытаскивая мех наружу. Люди в жутких масках делятся едой, сопровождая её пожеланиями здоровья, долголетия и удачного брака. И весь праздник пропитан запахом свежего хлеба и угощений, топлёного сахара, застывшего в леденцы причудливой формы, и сладкой медовухи.
Сестра ведёт меня по полутёмным коридорам к выходу из дворца, и чем ближе мы к площади, тем чётче я слышу сердцебиение праздника. И сама непроизвольно ускоряю шаг в предвкушении.
Коляда, коляда!
Отворяй ворота!
Ты подай пирога,
Хлеба кусочек,
Сметаны горшочек!
Не подашь пирогов —
Напускаем клопов,
Тараканов усатых
И зверей полосатых!
Коляда, коляда!
Отворяй ворота![1]
Коляда – любимый праздник всех Мар, любой город или деревня приветствовали нас в эту ночь горячее, чем в любую другую. Ряженье с масками в образы нечистых сил стирает грань между мирами, а нечисть словно проникает в наш мир, чтобы повеселиться и нарушить обыденную жизнь.
Идеальный день для мёртвой Мары вновь вернуться домой.
Основные костры и праздничная ярмарка расположились на площади перед дворцом. Здесь расчистили выпавший снег, но снегопад продолжается, придавая празднику ещё больше магии. Я не могу сдержать восхищённого вздоха, наблюдая за толпами людей, что играют и веселятся в ночи, окружённые лишь светом от огня костров и специально установленных факелов.
– Поэтому и дворец пуст. Мы всех отпустили на праздник, – объясняет сестра, наклоняясь к моему уху. – Я хотела, чтобы ты увидела всё сама, прежде чем рассказать тебе.
Она смеётся, глядя на моё изумлённое лицо, и мне есть чему удивляться. На площади толпы людей и все в различных масках нечисти, на ком-то меха или одежда вывернута наизнанку. Но среди толпы то тут, то там я вижу многочисленные всполохи алых плащей среди серой, чёрной и белой одежды.
– Кто это? – выдыхаю я.
– Это не настоящие Мары, но люди вновь видят в нас героев сказок, и этот праздник снова наш. Так они показывают свою любовь, не забывая о нас.
Я вижу, что алое носят только женщины, но все разных возрастов. Они пляшут и бегают, а их распущенные косы развеваются разными оттенками: от тёмных до светлых, попадаются даже седые. Они веселятся, напоминая, что Мары всё ещё среди нас. Я стараюсь не плакать, наблюдая за этим завораживающим зрелищем, и в итоге смеюсь, не в силах сдержаться.
– Но Морока никто не может изобразить. Они все – настоящие! – сестра с гордостью указывает на троих мужчин в чёрных теневых плащах с масками на лицах. Они кажутся самыми высокими и сильными среди всей гуляющей толпы, а среди этих троих есть Александр.
– Подожди! Все настоящие?!
Анна смеётся из-за моей запоздалой реакции.
– Да! Двое пришли к нам сами два месяца назад, когда услышали, что правда открылась, что Мары и Мороки пытаются вернуться к тем отношениям, что у нас должны быть изначально. Особенно когда разнеслась весть, что Мары вновь живы.
Сестра улыбается так широко, показывая пальцем куда-то вперёд, что я не сразу отрываю от неё взгляд. Медленно поворачиваюсь к площади, замечая детей в алых плащах. Пять девочек с чёрными волосами, что крутятся вокруг Мороков среди других малышей. Один из мужчин позволяет двум девочкам ухватиться за его руки и начинает стремительно кружиться, поднимая детей в воздух, а девочки подгибают ноги и смеются так громко, что я слышу их даже отсюда. У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, о чём она говорит.
Новые Мары.
Всем девочкам на вид по двенадцать лет.
Я хватаю ртом воздух, пытаясь осознать, что произошло и почему сейчас.
– Я осталась единственной Марой. После того как ты убила Елену и Даниила, постепенно я начала их чувствовать, – объясняет Анна. – Я была последней и никогда не знала, как ощущается этот сестринский Зов новой Мары. Поэтому вначале игнорировала тягу, не зная, что это такое и почему я чувствую себя так странно. Но спустя полгода встретила первую девочку и всё поняла. Проблема была в отмщении. Может, богиня действительно была так зла на людей за наше убийство? Может, специально не стала забирать нас к себе и не выбирала новых Мар, чтобы однажды Морок поднял тебя, помогая завершить начатое, умертвив если не самого Юлия, то его род?
Она пожимает плечами, как и я, неуверенная, как ответить на эти вопросы.