От этих мыслей немного отлегло от сердца, и Рубас решил на следующей же неделе встретиться с одним толковым хлопцем.
Необходим транспорт, грузовик, без него вагон не возьмешь, а этот человек может все. Ну, придется отдать половину, да что поделаешь, в их деле это не так уж много.
Рубас начал прикидывать, кого еще из надежных людей можно взять в долю, и не сразу заметил, что поток пассажиров около выхода из вокзала увеличился — значит, пришел стрыйский поезд, сейчас появится Федор.
Рубас не без сожаления покинул удобную скамью за киоском — должен на всякий случай подстраховать Федора, проследить, не идет ли кто за ним, и в случае опасности как-то ухитриться забрать у него чемоданчик с рацией. Ведь все может быть...
Федор вышел на привокзальную площадь. Огляделся, но Рубаса не увидел, однако искать не стал и направился к трамвайной остановке.
Рубас вздохнул с облегчением: если бы Федор снял фуражку и вытер платочком лоб — другое дело, тогда следовало незаметно забрать у него чемодан. Этот сигнал означал опасность и требовал немедленного вмешательства Рубаса.
Но Федор не снял фуражку, уверенно шагает к остановке.
Откуда появился комендантский патруль, Рубас так и не заметил. Да и разве удивишь кого-то патрулем на привокзальной площади? Все время дежурят, и к военным с красными повязками тут уже привыкли.
У Федора были надежные документы, их не раз уже проверяли. Рубасу это было известно, потому появление патруля вовсе не взволновало его. Он сделал небольшой крюк и направился к месту остановки заднего вагона «шестерки», зная, что именно сюда по предварительной договоренности сядет и Федор. Рубасу надлежало подстраховать его и тут — должен занять место на задней площадке, приглядеться, не «уцепился» ли кто-либо за лейтенанта, и в случае чего постараться отвести от него опасность.
Рубас уже подходил к остановке, когда услышал выстрелы. Оглянулся и увидел, как Федор расстреливает патрульных, как метнулся к заводской ограде и упал, скошенный автоматной очередью.
Вдруг Рубасу захотелось и самому удрать — бежать все быстрее и быстрее, подальше от опасности. Но он лишь спрятался за какую-то толстую тетку с плетеными корзинами, будто она и в самом деле могла защитить его.
Люди метнулись к убитому, но прибежали какие-то офицеры, оттеснили толпу, а Рубас все старался держаться за корзинами. Наконец подошел трамвай и он, не колеблясь, протиснулся в него и сел в самом углу, невольно прячась за спины пассажиров.
До Богдановки трамвай тянулся чуть ли не полчаса. Большинство пассажиров уже вышло, и Рубас постепенно успокоился. Вышел преждевременно — за остановку до конечной. Он делал так всегда, по привычке проверяя, не следит ли кто-нибудь за ним.
И сразу заметил парня, выскочившего с передней площадки. Почему-то глаз Рубаса зацепился за него, хотя внешне тот был ничем не приметен — одет в гражданское, измятые хлопчатобумажные брюки, суконная куртка и засаленная кепка.
Парень действовал не очень уверенно: огляделся и стал о чем-то расспрашивать встретившуюся тетку, а Рубас, лишь скользнув по нему взглядом, зашагал не оглядываясь к магазину, что в двух кварталах от остановки. Он выдержал характер и не обернулся ни разу, хотя спиной чувствовал: парень «вцепился» в него. Подумал: наверно, и проверка документов у Федора была не случайной, значит, конец им всем, начиная с него, Дмитрия Рубаса, и кончая самоуверенным Гаркушей. Но сразу одернул себя, кажется, в него «вцепился» лишь один «хвост», а с одним он справится, и не все еще потеряно...
Рубас вошел в магазин, где утром продавали хлеб по карточкам. Сейчас полки были пусты. Он подошел к витрине и увидел: парень в кепочке остановился за полквартала отсюда — сделал вид, что рассматривает что-то за низким забором одной из усадеб, даже перегнулся через него, демонстрируя свою полную незаинтересованность Рубасом и магазином.
Рубас выждал еще минуту, спросил у продавца, не привезут ли вечером продукты, и вышел, хлопнув дверью. Заворачивая за угол, краем глаза заметил, что парень двинулся вслед за ним.
Теперь Рубас шел быстро, как деловой человек, знающий цену времени. Шагал, помахивая правой рукой и немного пригнувшись, как собака, боящаяся потерять след.
За следующим поворотом пересек улицу возле знакомой калитки: за забором стоял дом с мансардой, а за ним — это Рубас знал точно — через дыру в заборе можно было проникнуть на соседний участок, а оттуда в глухой переулок. Парень в кепочке должен был хоть на какое-то время задержаться перед калиткой, а этого Рубасу хватило бы, чтоб оторваться от него.
Он толкнул калитку небрежно, будто ежедневно ходил тут, и уверенно направился к дому, зная, что хозяин его удрал с гитлеровцами, теперь здесь живет несколько семей.
Но откуда знать такие детали парню в кепке? Это известно ему, Дмитрию Рубасу, сумевшему предвидеть и такой случай: заранее выбрал усадьбу, которая сегодня должна выручить его из беды.
Рубас вошел в дом, из коридора сразу метнулся к дверям, ведущим в сад с противоположной стороны. Поднял доску в заборе и пролез на соседний участок, прошмыгнул к калитке, не заботясь о том, заметит ли его кто-либо, — к счастью, никого в саду не было, и он выскочил в немощеный переулок, зажатый с двух сторон глухими деревянными заборами. Юркнул за угол, выглянул оттуда осторожно и, убедившись, что никто его не преследует, зашагал вдоль улицы, облегченно вздохнув: по крайней мере пока что ему ничто не угрожало.
Рубас подошел к усадьбе за зеленым забором с противоположной от трамвайной остановки стороны. Теперь он точно знал, что избавился от «хвоста», и вошел во двор с чувством исполненного долга.
Гаркуша, услышав, что хлопнула калитка, выглянул в окно. Федор должен возвратиться с минуты на минуту, и Гаркуша ждал с нетерпением. Но, увидев за кустами смородины человека в форменной железнодорожной фуражке, невольно отпрянул — лишь на секунду или даже меньше, потому что тут же узнал Рубаса, но все же вытянул из кармана пистолет, с которым никогда не расставался, и снял его с предохранителя.
Выскользнул в коридор — Рубас уже прошел мимо, подставив спину, когда Гаркуша положил ему руку на плечо. Тот дернулся испуганно, а узнав шефа, вздохнул и снял фуражку. Спросил:
— Вы один?
— Зачем пришел? — вместо ответа строго прикрикнул Гаркуша.
— Деда, спрашиваю, нет?
— Один я.
— Так бы и сказали... — Рубас наклонился к Гаркуше и прошептал: — Федор убит...
Гаркуша отступил на шаг — он сразу понял, что неожиданное появление Рубаса не предвещает ничего хорошего, но чтоб такое...
— Ты что мелешь? — не поверил он.
— Говорю, Федор убит, подстрелил патрульных возле вокзала, и сам видел, как его...
— А рация? — ужаснулся Гаркуша.
— И рация у них осталась.
— Ну ты и даешь! — воскликнул Гаркуша, вроде во всех несчастьях был виноват Рубас. — А ты?.. — Он вдруг тревожно стрельнул глазом. — А ты как?..
— У меня порядок, шеф, но не совсем.
Гаркуша отступил еще на шаг, потянувшись к пистолету. Рубас заметил это движение и поспешил успокоить его.
— Не волнуйтесь, сюда никого не привел.
— Так всем кажется. И Федор говорил...
— Удирать нам надо, шеф.
Гаркуша подтолкнул Рубаса к своей комнате. Указал на стул подле стола, сам стал около окна, чтоб видеть калитку. Приказал:
— Рассказывай!
Рубас коротко изложил все, что произошло на привокзальной площади, объяснил, как удалось избавиться от «хвоста».
— Должен был предупредить вас, — продолжал он. — Ведь ждали бы Федора, а кто знает, может, энкавэдисты уже идут по следу... Меня точно выследили. Надо исчезнуть. — Смотрел на Гаркушу преданно, и догадаться было невозможно, что и Федор, и сам шеф, и все их дела ему глубоко безразличны; пришел, мол, за деньгами, знал, что у Гаркуши есть деньги, и немалые. Захотел свою долю получить, а дальше его уже ничто не интересовало: с деньгами можно укрыться от опасности в надежном месте, а там видно будет — пока не утрачены старые связи, попытается найти какую-то лазейку на станции...
Гаркуша стоял, не сводя глаз с калитки, и чувствовал холодок в спине. Хотя и не испугался, он вообще почти никогда не пугался, был уверен в себе, в своей силе, уме и ловкости, знал, что нет безвыходных ситуаций. Да, жизнь не баловала его спокойствием, успел привыкнуть к опасности и не сдаваться до конца.
Думал: Федор, судя по всему, влип случайно, и с этой стороны ему вряд ли что-то угрожает. Грыжовской не известны его координаты, она поддерживала связь через Сороку, а Сорока переменил квартиру. Тут — порядок, хотя, конечно, относительный, Сорока мог и «засветиться». Но совсем уж плохо, что провалился Рубас. От Рубаса нитка тянется к Иванциву — значит, на железнодорожной агентуре надо ставить точку. Да и зачем ему сейчас агентура, если нет рации? Не до поросят свинье, когда ее опаливают...
Но разве опаливают?..
Гаркуша сказал спокойно:
— Это хорошо, что ты вовремя увидел «хвост», возвращаться домой тебе нельзя. Должен испариться.
— Должен, — согласился Рубас. — С вашей помощью.
— Я тебе что, квартирьер?
— Обойдемся, — нахально усмехнулся Рубас. — Но что сделаешь без денег?
— Дам.
— Сколько?
— Хватит. Выйди в коридор.
Рубас вышел не очень охотно. Гаркуша прикрыл дверь и достал из тайника за шкафом несколько пачек денег. Две засунул в карманы брюк, две оставил на столе, остальные спрятал в чемоданчик. Позвав Рубаса, указал на деньги.
— Твои.
Тот схватил жадно, увидев, что в пачках большие купюры, довольно засопел.
— Что от меня требуется? — спросил он.
— Сидеть тихо.
— Как вас найти?
— Никак.
— Но ведь...
— Забудь. Обо всем забудь, — посоветовал Гаркуша вполне серьезно. — Когда устроишься, напиши на главпочтамт до востребования. Иванову Виталию Петровичу, запомни. Сообщишь, как и где тебя найти.
— Напишу, — пообещал Рубас твердо, так же твердо зная, что немедленно забудет о своем обещании.