Каждый здесь был сам по себе, и даже небольшие компании завсегдатаев не собирались диктовать, по крайней мере в открытой форме, кому бы то ни было свою волю.
В этом клубе Николай впервые почувствовал, что означает выражение «люди второго сорта», Они, туристы из России (большой разницы между Россией и Белоруссией итальянцы не видели), были здесь людьми именно второго сорта.
Был еще, правда, и третий сорт, у которого, в отличие от наших туристов, даже и денег пристойных не было — албанцы. Но деньги, тем не менее, не помогали русским занять ступенечку повыше в местной системе координат.
Как итальянцы безошибочно отличали чужака от своего? Сложно сказать. Скорее всего, по манере одеваться, по скованности в поведении.
В чем это выражалось? Буквально во всем. Во время танца (а Колю здорово завела музыка, спецэффекты и выпитое спиртное, и, не удержавшись в какой-то момент, он вдруг оказался на площадке среди танцующих) он улыбнулся высокой стройной девушке-итальянке в облегающих ярко-голубых джинсах и такой же ярко-голубой блузке, которая красиво танцевала рядом с ним в полном одиночестве, потрясая великолепной копной длинных золотистых волос. Реакция последовала незамедлительно — итальянка сразу же остановилась, смерила его просто-таки уничтожающим взглядом и гордо отошла к бару, оскорбленная до глубины души вниманием какого-то там русского.
Сначала Коля решил, что девушка просто приняла его улыбку за своего рода приставания, но когда через несколько минут он улыбнулся еще одной итальянке, та «ответила» не более доброжелательно.
Озадаченный, Николай отошел к бару и заметил у стойки одну из девушек, ехавших вместе с ними в автобусе. Она сидела на высоком табурете, обернувшись к залу, и медленно тянула через соломинку коктейль, окидывая помещение грустным и скучающим взглядом.
— Добрый вечер, — подошел к ней Самойленко, приветливо улыбаясь. — Чего одна скучаешь? Пошли к нам за столик, там нас целая компания…
— Отвали.
— Что? — ему показалось, что он не расслышал ее за грохотом музыки.
— Вали отсюда, коз-зел!
Она так зыркнула на него глазищами, что Коля тут же понял, что и здесь он был явно лишним.
Самый смех заключался в том, что уже через секунду эта «недотрога» о чем-то мило ворковала с албанцем, из чего Коля сделал справедливый и точный вывод: презреннее албанцев в Италии только русские проститутки.
Отчего-то ему стало совсем грустно — грохот музыки стал раздражать, красота итальянок злить, отличное итальянское вино кислить — и вскоре, попрощавшись со своими соседями по «апартаментам», он ушел домой…
— Коля, можно к тебе? — его разбудил жаркий шепот над самым ухом.
— Кто это? — спросонья он вздрогнул и включил лампу на прикроватной тумбочке. — Рита?!
— Да, можно к тебе?
Наверное, она только-только вернулась из клуба, потому что не успела еще переодеться в спортивный костюм, в котором обычно ходила здесь, «дома».
— А сколько времени?
— Три часа ночи.
— Вы только из клуба?
— Да.
— А где Армен?
— Понимаешь, я именно поэтому к тебе и пришла… — почему-то замялась Рита, потупив взор. — Дело в том, что там… Короче, Армен в нашей комнате. Понимаешь?
— Не очень.
— Ну, чего ты не понимаешь? — у нее в голосе появилось чуть заметное раздражение. — Маленький ты, что ли? Как тебе популярнее-то объяснить?
— Он… с Жанной?
— Нет, с водителем нашим, — съязвила Рита, — расстаться не могут. — Ясно.
— Молодец, дошло наконец.
— И что делать?
— Вот я у тебя и пришла спросить — что мы с тобой делать-то будем?
— Не знаю.
Коля в растерянности сел на кровати.
Женщина сидела рядом с ним, глядя на него с улыбкой и, как ему показалось, даже с каким-то сожалением. По крайней мере, в глазах ее было что-то необычное — томное, загадочное, невысказанное.
— И ничего придумать не можешь?
Она спросила это обыденным, равнодушным тоном, но смотрела при этом на него так, что Коля вдруг почувствовал себя крайне неловко.
— Не знаю.
— Тогда я знаю.
— Что?
— Выключай свет. Я ложусь с тобой.
— Со мной? В одну постель?
Наверное, в голосе его прозвучал столь суеверный ужас, что Рита рассмеялась:
— Чего испугался? Думаешь, съем? Или ты никогда с женщиной в одной постели не лежал?
— Я женат, — зачем-то ляпнул Николай, чувствуя, что растерялся окончательно и начинает краснеть. Ситуация действительно была нелепой.
— Не бойся, я тебя у жены не забираю и жениться на себе заставлять не буду, — вдруг жестко сказала Рита и приказала:
— Выключай свет! Что мне, всю ночь здесь сидеть?
Он, сам не зная почему, послушался.
Через несколько минут, пошуршав одеждой, Рита тихо устроилась рядом.
Теперь в темноте слышалось только ее ровное тихое дыхание, но, странное дело, это дыхание не давало ему покоя куда сильнее храпа Армена.
— Спишь? — спросила она.
— Нет.
— Я тоже…
— Ты же устала.
— А ты?
— Наверное.
— Коля, — она вдруг заворочалась, и он с ужасом понял, что Рита подвигается к нему поближе, — ты знаешь, я бы хотела тебе сказать…
— Что?
Ее дыхание вдруг обожгло его плечо, и Коля чуть не вздрогнул от неожиданности.
— Обними меня, а?
Она вымолвила это, но рука ее уже легла на его грудь, поглаживая и лаская ее.
— Рита…
— Что?
— Не надо.
— Не надо? Что — не надо?
Она подвинулась еще чуть ближе к нему, и Николай почувствовал, что она дотрагивается до его бедра своим совершенно обнаженным холмиком, поросшим шелковыми щекочущими волосиками.
Его бросило в жар.
— Не надо? — снова переспросила она, и он ощутил, как ее рука поползла по его груди, опускаясь все ниже и ниже, туда, где помимо его воли природа брала свое, заставляя его плоть расти.
— Рита! — чуть ли не вскричал он, резко отодвигаясь. — Не надо нам этого делать.
— Почему?
— Почему? У меня есть жена, я ее люблю…
— Но я же говорила тебе уже, что не собираюсь ее отнимать у тебя…
— Я знаю. Но я не могу.
— Врешь, — она все-таки добралась до его плавок, слегка пожав то, что там пряталось. Точнее, сейчас это «что-то» уже не пряталось в плавках, а рвалось наружу изо всех своих могучих сил.
— Рита, перестань. Я прошу тебя. Не надо.
Коля уже не просто уговаривал ее — он буквально взмолился, испугавшись, что еще мгновение, и он не сможет выдержать этой пытки.
В отчаянии он вскочил с кровати, готовый выбежать из комнаты, спрятаться от этой женщины где угодно — ночевать на улице в конце концов.
Но в этот момент в темноте с кровати раздались какие-то странные звуки.
Николай прислушался, пытаясь понять, плачет она или смеется.
Он подошел к постели и включил свет.
Рита лежала, зарывшись головой в подушку, захлебываясь в сдавленных рыданиях, и голая спина ее вздрагивала, жалкая в своей беззащитности.
Подчиняясь странному чувству, он опустился рядом с Ритой на постель и провел по ее спине своей широкой теплой ладонью — провел так, как гладят не обнаженную женщину, а обиженного ребенка, успокаивая и жалея его.
— Рит, ну что ты? Перестань.
Она вдруг подняла заплаканное лицо от подушки и посмотрела на него злобно, с ненавистью, скривив рот в жуткой гримасе.
— Жалеешь?
— Дура.
Он ответил так спокойно, что это подействовало на Риту сильнее любого крика. Она расплакалась еще пуще, безутешнее, и Коле ничего не оставалось делать, как сидеть рядом с ней, поглаживая ее, стараясь успокоить.
— Хочешь воды?
— Нет.
— А все-таки выпей, будет легче.
— Принеси тогда вина с кухни, — Ответила она сквозь рыдания.
Когда он вернулся со стаканом холодного: вина, Рита уже успокоилась. Она лежала теперь на спине, укрытая одеялом до самого подбородка, и даже попыталась ему улыбнуться, но красные воспаленные глаза выдавали ее.
Она залпом выпила протянутое ей вино и в тот момент, когда Николай хотел забрать пустой стакан обратно, вдруг схватила его за руку:
— Коля, прости меня.
— Ну что ты в самом деле… — он даже смутился — на мужчин все же сильно действует женская слабость.
— Прости. Я дура.
— Да нет, ты просто устала.
— Я устала, но не от того, от чего ты думаешь. Я устала жить одна. Я ведь наврала тогда, в автобусе. Это я одинока, а Жанка замужем. Мне смертельно надоело жить одной, как сычу, в своей квартире, перебиваясь случайными ласками случайного ухажера. Ты меня хоть понимаешь?
— Я сам был слишком долго одинок. Так что, мне кажется, я тебя понимаю.
— Это так страшно… Ради чего я все делаю? Ради чего живу? Ради чего зарабатываю и коплю деньги? Ведь у меня даже детей нет… А у тебя есть?
— Скоро будет.
— Жена у тебя беременная?
— Да.
Она тяжело вздохнула.
— Хороший ты парень, Николай, очень хороший. Повезло ей с тобой здорово. Она это хоть понимает?
— У всех у нас есть недостатки.
— Конечно… Ладно, прости.
— Рита, это ты меня прости.
— А тебя-то за что?
— Ты — хорошая женщина. Я это чувствую. Ты… Ты не расстраивайся. Ты еще обязательно встретишь…
— Своего?
— Пусть своего. Я хотел сказать — ты обязательно найдешь смысл жизни. Понимаешь?
— Ладно, хорош рассуждать, — она со вздохом повернулась к нему спиной. — Выключай свет и давай спать. Завтра день тяжелый…
Судя по ее ровному дыханию, уснула она быстро, а Николай еще долго ворочался на своей половине кровати, не в силах побороть бессонницу.
Мысли о Наташке, безотчетная тревога за ее здоровье, мечты о скором рождении дочери нахлынули на него, отогнав сон, заставляя его чуть ли не выть от своего одиночества в этой далекой прекрасной Италии.
Ему уже не был интересен его репортаж.
Его больше не занимали механизмы зарабатывания денег рыночными спекулянтами.
Ему было теперь наплевать на качество закупаемого в Италии товара.