[12], достигавшие колен, и в высокие сандалии из рыбьей кожи, напоминавшей шагреневую.
Старик, очевидно, был кем-то вроде врача, потому что по очереди осмотрел нас, возлагая каждому руку на голову и закрывая глаза, точно составляя таким путем впечатление о физическом состоянии пациента. Очевидно, обследование ни в какой степени его не удовлетворило, потому что он недовольно покачал головой и сказал несколько сердитых слов Манду. Тот сейчас же снова отрядил одного из помощников, который принес поднос с кушаньями и кувшин вина и поставил перед нами. Мы были слишком измучены, чтобы спрашивать, что там такое, и сочли за лучшее немедленно приступить к еде.
После этого нас провели в другую комнату, где были приготовлены три постели, и я немедленно свалился на первую попавшуюся. Смутно помню, что подошел Билл Сканлен и присел на край моей постели.
– Слышите, Хедлей, – сказал он. – Этот глоток водки спас мне жизнь. Где мы, собственно, находимся?
– Знаю столько же, сколько и вы.
– Что же, – сказал он, отходя. – Здесь не так плохо. И винишко у них не вредное…
Больше я не слышал ничего, погрузившись в глубочайший сон.
Придя в себя, я сперва никак не мог себе представить, где я нахожусь.
События прошлого дня казались далеким кошмаром, и я никак не мог примириться с мыслью, что мне придется принимать их как факты. Я с удивлением оглядывал большую комнату – без окон, со стенами, выкрашенными в спокойные цвета, красноватую мебель, две других постели, с одной из которых доносился глубочайший храп, который я еще на «Стратфорде» привык слышать от Маракота. Все это было слишком странно для действительности и, лишь потрогав одеяло, сотканное из сухих волокон неизвестного мне морского растения, я убедился, что необычайный «сон» длится и по сию пору. Я все еще никак не мог освоиться с этой мыслью, когда раздался взрыв хохота, и Билл Сканлен соскочил с постели.
– Доброе утро, Хедлей! – воскликнул он.
– Вы сегодня в хорошем настроении, – ответил я несколько неприязненно. – Я не вижу особых причин для восторгов.
– Я тоже, как и вы, повесил было нос, когда проснулся, – ответил он, – потом мне пришла забавная штука в голову, и я расхохотался.
– А что за штука? Я бы тоже хотел посмеяться.
– Ладно, Хедлей! Я подумал, как чертовски забавно было бы нам всем вчера прицепиться к этому самому лоту. Вот смеху было бы, когда старик Хови выудил бы нас в добром здравии. «Что за рыбины в банках?» – подумал бы он. Вот штука была бы!
Наш дружный хохот разбудил доктора Маракота, который сел на постели с тем же выражением удивления на лице, что было и у меня за минуту до того. Я позабыл о своих заботах, слушая сперва его удивленные восклицания, потом выражение необузданной радости при виде столь обширного поля для новых исследований, потом горькие жалобы, что он не сможет поделиться своими замечательными наблюдениями с земными коллегами. Наконец, излив свои жалобы, доктор перешел к более злободневным темам.
– Сейчас девять часов, – сказал он, посмотрев на часы.
Мы сверили часы: девять. Только вот вопрос – дня или вечера?
– Надо нам завести календарь, – предложил Маракот. – Мы совершили спуск третьего октября. Сюда мы попали к вечеру того же дня. Вопрос: сколько времени мы проспали?
– Что касается меня, то не меньше месяца, – ответил Билл Сканлен. – Ни разу я еще не спал так крепко с тех пор, как Микки Скотт шмякнул меня в шестом раунде[13], когда мы с ним боксировали на фабрике.
Мы вымылись и оделись. Все, что требовалось для этого, мы нашли без труда. Но дверь была заперта, и было очевидно, что мы находимся в плену. Несмотря на видимое отсутствие вентиляции, воздух был удивительно чист, и мы вскоре обнаружили, что он вливается в комнату через небольшие отверстия в стенах. Отопление было, очевидно, центральное; температура была приятная, комнатная.
Вдруг я заметил на стене кнопку и машинально нажал ее. Это был звонок или что-то в этом роде, потому что дверь тотчас же распахнулась и на пороге появился маленький смуглый человечек в желтой тунике. Он вопросительно смотрел на нас темными ласковыми глазами.
– Мы голодны, – сказал Маракот. – Дайте нам, пожалуйста, поесть.
Человечек покачал головой и улыбнулся. Ясно было, что он не понимал нас.
Сканлен попробовал счастья, изъяснив ему наши желания на крепком американском жаргоне, на что слуга ответил той же любезной, но непонимающей улыбкой. Когда же я открыл рот и выразительно пожевал палец, наш страж усиленно закивал и быстро исчез.
Через десять минут дверь снова распахнулась, и двое в желтых одеждах вкатили столик на колесах. Будь мы в Балтимор-Отеле, нам бы не сервировали лучшего завтрака. Здесь был кофе, горячее молоко, пирожки, нежная камбала и… мед. С полчаса мы были слишком заняты, чтобы поднимать дискуссию на тему, что именно мы едим и откуда это все появилось. Когда блюда опустели, снова появились желтые слуги, выкатили столик и тщательно заперли за собой дверь.
– Честное слово, я исщипал себя до синяков, – заявил Билл. – Спим мы или нет, позвольте вас спросить? Слышите, док, вы нас сюда притащили, и ваша святая обязанность объяснить нам – у кого мы, собственно, в гостях и за какие такие подвиги нас так знаменито угощают.
Доктор покачал головой.
– Для меня это тоже сон, – сказал он, – но какой изумительный сон! Какие замечательные вещи можно было бы рассказать там, наверху, сумей мы добраться туда.
– Ясно одно, – заметил я, – что в легендах об Атлантиде[14] было много истины, и часть погибшего народа спаслась каким-то нам пока неизвестным образом.
– Даже если они и спаслись, – ответил Билл Сканлен, почесывая в затылке, – то черт меня побери, коли я понимаю, как они получают свежий воздух, воду и все такое! Может быть, когда придет этот почтенный дядя с седой бородой, он сможет нас просветить на сей счет?
– Как же он это сделает, раз у нас нет общего языка?
– Пока подведем итоги собственным наблюдениям, – предложил Маракот. – Одно обстоятельство для меня совершенно ясно – я понял это, когда ел мед за завтраком. Мед был явно синтетический[15], какой мы только-только учимся делать на земле. Но раз есть синтетический мед, почему не быть синтетическому кофе и пшенице? Молекулы[16] элементов подобны кирпичам и разбросаны повсюду вокруг нас. Надо только знать, как переместить или вынуть некоторые кирпичи, – а иногда всего один кирпич, – чтобы получить новое вещество. Сахар превращается в крахмал, а эфир в алкоголь – простой перестановкой кирпичей. От чего же зависит эта перестановка? От теплоты, от электрических влияний, от других причин, которых мы совершенно не знаем. Некоторые вещества изменяются сами собой. Уран становится радием, радий превращается в свинец безо всякого вмешательства с нашей стороны.
– Значит, вы полагаете, что у них очень развита химия?
– Совершенно уверен. Очевидно, они отлично умеют справляться с этими «кирпичами» элементов. Кислород и водород добываются непосредственно из морской воды. Углерод и уголь имеются в изобилии в составе водорослей, а кальций и фосфор в отложениях на дне. С умом и знанием чего только нельзя сделать!
Доктор еще продолжал свою лекцию по химии, когда дверь открылась и вошел Манд, дружески приветствуя нас. С ним вместе пришел старик, который осматривал нас накануне вечером. Очевидно, это был ученый филолог, потому что он обратился к нам на разных языках по очереди, но ни одного из них мы не понимали. Тогда он пожал плечами и заговорил с Мандом, который дал знак двум желтым слугам. Они внесли странный небольшой экран на двух подставках. Экран был похож на обыкновенный кинематографический, покрытый светлым металлом, блестевшим и переливавшимся в лучах света. Экран приставили к одной из стен. Старик отмерил несколько шагов и провел черту на полу. Став на нее, он обернулся к Маракоту и прикоснулся ко лбу, указывая на экран.
– Новое дело, – усмехнулся Билл. – Туманными картинками развлекать нас хочет!
Маракот покачал головой, показывая, что мы не понимаем, чего от нас ожидают. С минуту старик думал, потом, очевидно, приняв какое-то решение, провел рукой по лицу и, повернувшись к экрану, уставился на него, сосредоточив все внимание. Вскоре на экране появилось изображение группы людей. Это были мы – но не совсем мы! Сканлен имел вид опереточного китайца, Маракот выглядел как труп, но, очевидно, такими мы казались старику.
– Это отражение его мыслей! – воскликнул я.
– Правильно, – подтвердил Маракот. – Это удивительнейшее изобретение, которое мы еще еле-еле нащупываем на земле.
– Вот уж никогда не думал, что увижу себя в кино в виде такого конопатого мордоворота, – оскорбленно заметил Сканлен. – Передай мы все эти штуки редактору «Леджера», он бы нас обеспечил на всю жизнь!
– В том-то и дело, – возразил я. – Мы бы заставили весь мир разинуть рот от удивления, кабы могли выбраться отсюда. Но старик?
– Старина хочет, чтобы проделали такую же штуку.
Маракот занял назначенное место и, сосредоточившись, прекрасно воспроизвел картину. Мы увидели изображение Манда, потом «Стратфорд» – в тот момент, когда покидали его.
И Манд, и старик-ученый радостно закивали головами при виде парохода, а Манд начал делать плавные жесты от нас к экрану.
– Просит рассказать им все! – воскликнул я. – Они хотят знать по картинкам, кто мы такие и как сюда попали.
Маракот кивнул Манду, показывая, что мы поняли, и начал было «рисовать» картинки нашего путешествия, когда Манд прикоснулся к его руке и прервал рассказ. По его знаку слуги унесли экран, и атланты знаками пригласили нас следовать за ними.