В своих попытках Мэлоун проявлял чудеса изобретательности. Одним из наиболее излюбленных способов была консультация у профессора по тому или иному вопросу. Журналист начинал издалека: «Что думает уважаемый профессор об обитателях моря Банда{149} или насекомых Малайского архипелага?» Затем подводил Челленджера к мысли, что его рассуждения совпадают с рассуждениями Алфреда Уоллеса{150}.
– Уоллес тоже так думает. Я говорю об известном спиритуалисте, – с невинным видом заявлял Мэлоун.
Обычно после таких слов Челленджер начинал рычать и поспешно менял тему разговора.
Иногда подобной приманкой оказывался Лодж.
– Вы, кажется, высокого мнения о нем?
– Лучший ум Британии, – отвечал Челленджер.
– Он, по-моему, выдающийся специалист в области эфира, не правда ли?
– Без сомнения.
– Как жаль, а я знаком лишь с его работами в области парапсихологии.
Челленджер в ответ сжимал челюсти. Мэлоун выдерживал паузу в несколько дней и при случае бросал реплику:
– Вы ведь встречались с Ломброзо?
– Да, во время конгресса в Милане.
– Я читаю его книгу.
– По криминологии?
– Нет. Книга называется «После смерти». Что?
– Никогда о такой не слышал.
– В ней обсуждаются вопросы, связанные с паранормальными явлениями.
– Очевидно, Ломброзо с присущей ему остротой не оставил от этих шарлатанов камня на камне.
– Наоборот, автор поддерживает их.
– Что ж, иногда даже самый светлый ум подвержен необъяснимой слабости.
Так, с безграничным терпением и хитростью, Мэлоун ронял семена здравомыслия, рассчитывая на то, что со временем предубежденность профессора ослабнет. Но видимых результатов пока не наблюдалось. Необходимо было предпринять более решительные действия. Мэлоун задумывался о непосредственной демонстрации. Но как, где и когда? В таком щекотливом вопросе нужен был совет Альджернона Мэйли.
Однажды, весенним вечером, журналист снова оказался в гостиной, в которой когда-то катался по полу, сцепившись с Сайлесом Линденом в яростной схватке. Его ожидали преподобный Чарльз Мэйсон и Смит – герой диспута в Куинс-Холле. Гости и Мэйли обсуждали вопрос, который, безусловно, покажется нашим потомкам куда более важным, чем проблемы, волнующие публику сейчас. Речь шла о том, должны ли спиритуалисты Британии принять догмат о Троице или же поддержать точку зрения унитариев, ни больше ни меньше. Смит подобно прежним лидерам движения придерживался унитаристских взглядов. В то же время Чарльз Мэйсон как верный сын англиканской церкви, поддерживал точку зрения таких авторитетов, как Лодж и Баррет среди мирян и Вилберфорс, Хойс и Чамберс среди священнослужителей. Святой отец чтил Священное Писание, хотя и признавал возможность спиритических контактов. Мэйли оказался меж двух огней и, подобно рефери, разводящему на ринге противников, подвергался опасности с обеих сторон. Мэлоун счастлив был стать свидетелем подобной дискуссии. Теперь, когда он осознал, что будущее человечества связано со спиритуализмом, каждая фаза развития этого движения представляла для него огромный интерес.
Когда журналист вошел, речь держал Мэйсон. Он рассуждал в свойственной ему искренней, не лишенной мягкого юмора манере.
– Люди еще не созрели для серьезных перемен. Кроме того, перемены не слишком нужны. Мы должны обогатить своими знаниями и навыками непосредственного общения с душами умерших прекрасные церковные литургии. Тогда на свет явится мощная сила, способная оживить любую религию. Не стоит рубить сплеча. Даже первые христиане это понимали и часто шли на уступки адептам религиозных доктрин, в окружении которых существовали.
– Что нередко оказывалось губительным для них, – возразил Смит. – Именно так истинная церковь потеряла свою первоначальную чистоту и силу.
– Тем не менее церковь сохранилась.
– Но никогда уже не была такой, какой являлась до тех пор, пока злодей Константин{151} не приложил к ней руки.
– Оставьте! – возразил Мэйли. – Вы не имеете права называть негодяем первого христианского императора.
Но Смит был прямолинеен, не склонен к компромиссам и по-бульдожьи упрям.
– Как еще назвать человека, который уничтожил половину своей семьи?
– Его личные качества не являются предметом обсуждения. Мы говорим об организации под названием христианская церковь.
– Вас не обижает моя откровенность, мистер Мэйсон?
Мэйсон радостно улыбнулся.
– Пока вы признаете истинность Нового Завета, мне все равно, что вы говорите. Даже если б вы взялись доказать, что существование Господа является мифом, я бы не стал обижаться. В ответ мне стоит лишь указать на эту книгу – в ней изложено величайшее в мире учение, которое пришло к нам из глубины веков. Я принял его всем сердцем и заявляю: верую.
– Что касается веры в истинность Нового Завета, между нами нет большой разницы, – сказал Смит. – Я не встречал учения лучше. Оно достаточно хорошо для того, чтобы в него верить. Но мы желаем избавиться от излишеств и предрассудков. Откуда они взялись, спросите вы? Излишки появились после компромисса с остальными религиями, когда наш друг Константин пытался создать единое вероучение для обширной империи, а в результате превратил Церковь в лоскутное одеяло. Он позаимствовал египетские ритуалы: ризы{152}, митры{153}, епископские посохи, тонзуры{154}, кольца пришли к нам из Египта. Церемония празднования Пасхи – языческая и берет свое начало в празднованиях прихода весны. Конфирмация{155} – наследие митраизма{156}. Обряд крещения отличается от языческого лишь тем, что вместо крови используется вода. А говоря о жертвенной трапезе…
Мэйсон закрыл руками уши.
– Я слышал эту лекцию уже много раз, – засмеялся он. – Арендуйте зал, а не навязывайте свою точку зрения в частном доме. Если же говорить серьезно, Смит, то все, что вы сказали, не относится к предмету нашего обсуждения. Даже если это правда, ей все равно не поколебать мою веру. Вера основана на серьезной доктрине, которая прошла испытание временем и доказала свою состоятельность. Множество людей, включая вашего покорного слугу, не сомневаются в истинности библейских пророчеств. Было бы неправильно и глупо отказаться от Священного Писания. Без сомнения, вы обязаны со мной согласиться.
– Нет, не обязан, – ответил Смит, выпятив упрямо челюсть. – Вы слишком озабочены чувствами прихожан, но совершенно не думаете о людях, которые не ходят в церковь. Не забывайте, что таких девять десятых. Эти люди, включая вашего покорного слугу, отказались от Церкви, потому что находят ее ритуалы неразумными и фантастичными. Как вы сможете достучаться до их сердец, если предлагаете старое, изжившее себя учение, пусть даже обернутое в новую обложку спиритуализма? Но стоит лишь встретить агностика или атеиста и обратиться к нему со словами: «Я согласен, что все, чему учит Церковь, нереально и запятнано долгой историей насилия и реакции. Зато сейчас мы предлагаем нечто абсолютно новое и непорочное. Приходите, увидите все своими глазами», – и таким способом я смогу заставить его поверить в Бога и воспринять основы религии без насилия над его принципами.
Мэйли подергивал рыжую бороду и внимательно выслушивал аргументы каждого. Он был хорошо знаком с обоими и понимал, что расхождения между ними не столь уж велики. Например, говоря о Христе, Смит имел в виду богоподобного человека, а Мэйсон – человекоподобного бога, что по сути было одно и тоже. В то же время Мэйли осознавал, что экстремистски настроенные последователи каждого настолько разобщены, что компромисс между ними невозможен.
– Не понимаю одного, – произнес Мэлоун, – почему вы не можете задать этот вопрос духам, а затем подчиниться их решению?
– Это не так просто, как вы полагаете, – ответил Мэйли. – Мы тянем за собой на тот свет земные заблуждения, а после смерти оказываемся в атмосфере, которая в той или иной мере соответствует земным представлениям о потустороннем мире. Приходит время, когда духи совершенствуются и воспринимают универсальное кредо, которым является братство всех живущих и отеческая забота Господа. Но это довольно длительный процесс. Мне приходилось выслушивать исповеди слепых фанатиков, которые приходят с самого дна.
– Я также слышал подобные откровения, – сказал Мэлоун, – в этой самой комнате. А что происходит с материалистами? Они ведь не могут не меняться.
– Думаю, что их убеждения оказывают влияние на состояние, в котором они находятся. Очевидно, они лежат без движения на протяжении долгих столетий. Причиной всему служит их вера в то, что ничего не происходит. Затем наконец они просыпаются, понимают, сколько времени потеряли, и зачастую возглавляют движение к высотам. Ведь материалисты, как правило, отличаются добрым нравом и возвышенными мотивами. К сожалению, их подводят ложные взгляды.
– Да, да, эти люди – соль земли, – горячо подтвердил священник.
– И они обеспечивают наше движение лучшими рекрутами, – заявил Смит. – Когда материалист на личном опыте убеждается, что существуют высшие силы, его переполняет такой энтузиазм, что он становится неоценимым миссионером. Человеку религиозному сложно представить, что чувствует атеист, когда абсолютный вакуум в его душе уступает место прекрасному содержимому. Когда я встречаю беднягу, который бредет на ощупь в полной темноте, то испытываю неуемное желание прийти ему на помощь.
В эту минуту в комнату вошла миссис Мэйли и предложила гостям чай. Но спор не прервался. Неотъемлемым свойством людей, которые изучают возможности сверхъестественных сил, является то, что, встретившись по любому поводу, они затевают самый горячий обмен мнениями. Ведь проблема, которая занимает их головы, по-настоящему увлекательна и многогранна. Мэлоуну с огромным трудом удалось перевести разговор на тему, которая являлась непосредственной причиной его визита. Он никогда бы не смог найти советчиков лучше, чем эти господа. Все дружно сошлись во мнении, что для обращения такого выдающегося человека как Челленджер все средства хороши.