Индейцы были из фратрии[64] «людей гор» рода Кугуаров, и шли они в гости к «людям реки» из рода Кайманов.
Обычно фратрия состояла из нескольких родов, а несколько фратрий составляли племя. Правила, установленные богами в те дни, когда родился мир, запрещали проводить обряд знакомства юношей и девушек в пределах одной фратрии. Поэтому в гости и приглашали чаще всего соседей из других кланов или даже племен.
Впереди шел высокий, красивый и сильный воин по имени Каракара (Сокол) — вождь рода Кугуаров и отец Пват (Обезьянки). Следом за ним — несколько взрослых воинов с копьями и духовыми ружьями. За воинами, ступая след в след, шли те, кто достиг брачного возраста: юноши с луками и девушки с корзинами, полными сочных плодов. Замыкали колонну дети.
Последней шла Пват — симпатичная девочка лет тринадцати в набедренной повязке из мягких листьев пальмы туру. Длинные, черные, как воронье крыло, волосы ласкали её спину, касаясь поясницы. На голове они были схвачены плетеным обручем, а спереди подрезаны в виде косой челки, которая чуть прикрывала лоб. В ушах покачивались тяжелые серебряные сережки, а на шее, ловя свет далеких звезд, мерцали бусы из белого песка, который торговцы называли жемчугом. Перламутровые горошины добывали ловцы в верховьях Мапуэры[65], что впадала в Тромбетас, а та уже непосредственно в Парана-Тинг, что значит Королева Рек[66], несущую свои воды к еще большей воде, за которой, наверное, кончался мир.
Маракуда разговаривает с мамой
Вечерние сумерки ушли, уступив место темному небу, разрисованному бесчисленным количеством звезд. Где-то застрекотал заблудившийся кузнечик — и ему тут же светлячки указали путь, высветив почти невидимую человеческому глазу дорожку. Тихо булькнула в болотной жиже капибара — лохматая водосвинка, похожая на крупного бобра, только без хвоста. Зацепившись за листья перепончатыми крыльями, прошуршала летающая лисица[67], отправляясь на ночную охоту.
В центре деревни горел костер. Пахло жареными лепешками, тушеной фасолью и дымом, который стелился по земле, расползаясь между домами.
Маракуда сидел возле мамы, положив руки и голову ей на колени. Ему хотелось тепла и ласки, и он прижался к матери, чувствуя исходящую от неё любовь. Ваугашин, обняв его, гладила по голове. Вместе они смотрели на прыгающие лепестки пламени и слушали песни танцующих воинов, которые с копьями ходили вокруг огня, выкрикивая ритуальные заклинания.
Маракуда поднял голову и посмотрел на Ваугашин.
— Ты что-то хочешь сказать? — Она нежно провела рукой по его волосам.
— Все смеются надо мной, а Мава говорит, что из меня никогда не вырастет настоящий воин.
— Не верь ему, он просто завидует тебе.
— А сегодня он сломал мой лук и разбросал стрелы, потому что я спрятал его рыболовные крючки.
— Ты сам виноват. А насчет сломанного лука я скажу отцу, чтобы он поговорил с ним.
— Не надо. Я сам.
— Вот видишь, ты уже можешь постоять за себя. А лук отец тебе сделает новый, еще лучше, из пятнистого змеиного дерева. Ну, пойдем, посмотрим на «танец акута».
— Не пойду. Завтра они будут убивать кайманов.
— Так устроена наша жизнь.
— А скажи, мам, Мава — он мне брат или нет?
— Да! Только он твой единокровный брат.
— Это как?
— Когда-то у твоего отца была жена, ее звали Ганеси (Сладкий Тростник). И от неё родился мальчик, которого назвали…а.
— Лягушка! — Маракуда опередил маму.
— Не говори так, он всё же твой брат. Ганеси умерла, когда Маве было всего полтора года.
— А от чего?
— От болезни, которую занесли к нам миссионеры. Я помню этого старика в черной шляпе. Он плавал на лодке от деревни к деревне и читал нам непонятные тексты из толстой книги. А потом люди стали умирать. Он говорил нам, что это грипп и что привезет лекарства, но он уплыл и больше не вернулся.
— Почему?
— Не знаю. Это было так давно. Он всё время чихал и кашлял, а джунгли не любят больных и слабых.
— А потом?
— А потом ко мне пришел твой отец и сказал: «Ваугашин, будь моей женой», — и я согласилась. Так появился на свет ты, мой маленький воин.
— Мам, а вот если Мава — мой брат, почему он такой злой и всё время смеется надо мной?
— Да нет, он не злой, он добрый. Просто он не понимает, почему ты не хочешь ходить на охоту и убивать животных.
— Как же я буду их убивать? Они мои друзья, и я люблю их.
— Я знаю. И они любят тебя. Пройдет время — и люди поймут, что ты не другой, а такой же, как все. Только, в отличие от них, ты понимаешь язык зверей и шепот деревьев. И люди начнут уважать тебя. Ты станешь великим воином, о котором будут рассказывать легенды, потому что у тебя доброе и смелое сердце.
— Мама, расскажи, а почему тебя так назвали — Ручей-у-Дома?
— Когда я родилась, недалеко от деревни забил родник и образовался ручей. На этом ручье мы и познакомились с твоим отцом, тогда он еще был неуклюжим и смешным. Помню, в детстве он свалился со скалы и за это получил имя Каутемок (Падающий Орел).
— Хм, смешно.
— А теперь он прославленный воин и вождь нашего племени. Всё приходит со временем — и опыт, и мужество, и благородство.
Маракуда разговаривает с отцом
К дому неслышно, как и положено прирожденному охотнику, подошел Каутемок — отец Маракуды. Тело цвета обожжённой меди в свете костра казалось еще более стройным и мускулистым. Пятнистая накидка из кожи ягуара прикрывала плечи, а на голове красовалась диадема из красных и желтых перьев птицы арары[68].
Каутемок постоял, прислушиваясь к разговору, и, не выдержав, вышел из темноты, говоря при этом:
— Верно. Верно говорит мать. Всё придет со временем. Только для этого надо учиться пускать стрелы и метать копья. Поэтому ты завтра пойдешь вместе со всеми на охоту.
— Я не пойду! — обижено буркнул Маракуда.
— Что значит «не пойду»?
— Отстань от ребенка.
— Не влезай, женщина. Как он собирается кормить свою семью? — строго спросил отец.
Маракуда насупился и стал смотреть вдаль, тщательно перебирая в голове, чем можно будет их прокормить. Кого «их» мальчик плохо себе представлял…
— Я буду сажать кукурузу, — он тут же представил себе богатый урожай желтых, сочных початков, толстую, похожую на братца жену, пожирающую выращенную кукурузу и таких же толстых детей, — ой, передернулся Маракуда отгоняя видение.
— Кстати, очень полезный продукт, — поддержала сына Ваугашин, — можно еще выращивать кабачки и тыквы.
— Зла на вас не хватает! — Вождь поднялся по лесенке и скрылся в хижине. Из дома донеслось его бухтение по поводу выбора Маракуды. — Кукурузу он будет сажать! Кабачки выращивать! А мясо? В нём вся сила и ловкость. Да с одной кукурузы ноги протянете. Ваугашин, где моя ритуальная маска? Опять, что ли, уборку делала, ничего не могу найти.
— На стене, — спокойно ответила женщина, как будто ничего не произошло.
Из хижины вышел Каутемок с маской крокодила в руках. От горящего в центре деревни костра донеслись дружные крики и учащенный ритм барабанов.
— Сейчас начнется главный танец охоты, — не глядя на Маракуду, бросил отец, направляясь к мужскому дому, возле которого толпились охотники.
Ваугашин встала, оправляя набедренную повязку из свободно свисающих древесных волокон.
— Я пойду, надо помочь женщинам приготовить ритуальный ужин. Приходи к костру.
— Попозже.
Ваугашин ушла, оставив Маракуду в одиночестве.
Паучок Томми и дивная история про летающую тыкву
Крестник Акуты смотрел на поднимающийся выше крыш костер, возле которого кружили охотники. Группа воинов в разноцветных перьях с копьями в руках ходила, пританцовывая, по кругу, изображая сцену охоты на кайманов. С отрывом в полтора метра впереди танцоров шел воин в маске крокодила. Отец изображал хищника, а остальные — преследующих его охотников. Мужчины двигались боком, притопывая правой ногой, будто говоря: «Вот мы за тобой идем, вот мы тебя догоняем, не уйдешь от нас, не спасешься…»
— Хай! — крикнул Каутемок, развернулся и пошёл навстречу охотникам.
— Хай! Хай! — клич возбужденных людей потряс ночной лес. Все, кто шёл за вождем, развернулись и пошли в обратную сторону, притопывая левой ногой. Где-то среди воинов с копьем в руке танцевал Мава.
Маракуда встал и зашел в хижину.
— Все ушли на охоту? — на паутинке с потолка спустился паучок — мохнатое страшилище с выпученными глазами.
— Еще нет. Только собираются.
В целях конспирации паучок еще раз осмотрел дом на предмет подглядывающих и подслушивающих соплеменников Маракуды и, перебирая мохнатыми лапками, пополз вниз. Спустился на пол, пробежал немного и прыгнул на поставленную ладонь мальчика.
Томми — так звали паучка — был размером с указательный палец. Черно-бурые волоски на спине и медно-красные на ногах придавали ему необычайно забавный и вполне безобидный вид, и если бы не восемь лап и мощная челюсть.
— Тебя не было весь день.
— Сначала пускал стрелу в разукрашенные кабачки, потом искал стрелу, которая улетела в джунгли. Потом полол огород. А потом мы с Мартином катались по реке. Представляешь, мы с ним видели воздушную тыкву! Она летела по небу.
— Первый раз слышу о такой птице.
— Это не птица. Я не знаю как, но на них летают люди.
— Надо же! Расскажи, какая она?
— Кто?
— Летающая тыква.
— Когда началась гроза, — Маракуда улегся в гамаке, а Томми посадил напротив себя на сетку — так, чтобы тот мог видеть и слышать мальчика, — мы забрались в дупло старого засохшего дерева инга, больше похожего на скелет, потому что с него кто-то давным-давно содрал кору, чтобы сделать себе лодку. Так вот, сидим мы с ним в дупле и ждем, когда закончится буря. Ветер не воет, а ревёт, в небе всё время сверкает, прямо жуть какая-то. И вот очередная вспышка. Гляжу, а в небе летит что-то похожее на тыкву, опутанную лианами, а к ней корзина привязана.