— Не знаю. Но если мы пойдем за ним, то узнаем его тайну.
— Я за ним не пойду! Отец сказал, что он колдун.
— Я тоже.
— Трусы! — Мава сошел с тропы и побрел, топча папоротник, в сторону реки. — Смотрите, вот его следы, — крикнул он в надежде увлечь за собой друзей и покрутил головой, прислушиваясь к шорохам леса. — Вайяма, Ара! — позвал он, но ответом ему была тишина. — Предатели!.. Ничего, я сам выслежу его.
Мава вышел к реке как раз в том месте, где возле вывернутой с корнем дикой папайи на берегу стояла пирога[80]. Столкнув лодку в воду, мальчик залез в неё. Пирога качнулась и выплыла на середину протоки. Когда Мава ступил на берег, он видел, как голова брата мелькнула за поворотом реки. Тот был без лодки, но стоял в воде. Точнее не стоял, а шел по ней. Хотя нет. Маракуда не шевелил ногами — стало быть, стоял. Но при этом он удалялся, значит, ехал на чём-то, чего Мава не видел. Брат словно скользил по воде. Не может человек скользить по воде! Прав был отец Ары: Маракуда — колдун, и в лес он ходит, чтобы превращаться в тапира или ягуара, и, скинув человеческую кожу, носится по джунглям, оглашая окрестности яростным воем или рыком. Маве стало страшно и одновременно жалко себя, он всхлипнул и вытер нос. Делать нечего: обозвав друзей трусами и предателями, он не мог вернуться в деревню, не узнав тайну Маракуды. Мава взял в руки весло, окунул его и слегка провел по воде.
Под днищем что-то булькнуло — и темная тень промелькнула в глубине, направляясь в затон с лилиями.
— Ненавижу пауков, змей и крокодилов! — Мава налег на весло, загребая по очереди вдоль каждого борта. — Еще не хватало, чтобы они сожрали меня. Вернусь — перебью в реке всех кайманов. И пауков тоже. — Только сейчас он понял, что поступил опрометчиво, не взяв с собой ничего из оружия. Мава налег на весло, продолжая бухтеть. — Всё равно узнаю твою тайну и выведу на чистую воду!
Послышался ехидный смех. В воде показались рыбки, которые слишком близко подплыли к лодке. Недолго думая, мальчик со всего размаха ударил веслом по воде.
— А ну пошли отсюда! — крикнул он, распугивая стаю рыбешек.
Полчаса Мава усиленно греб, стараясь догнать своего братца. До боли в глазах всматривался в берега вдоль реки, старательно вытягивая шею на поворотах.
Налетевший неожиданно дождевой шквал застал его врасплох. Капли секанули по голой спине, выбили дробь по бортам лодки, пробежав от носа до кормы, спрыгнули в реку, покрывая её пузырями. Небо стало серым и неуютным.
Ветер заскрипел в ветвях, разворачивая их в сторону одинокой пироги, в которой сидел мальчик с веслом в руках. Ветер как будто показывал всем: вот, посмотрите, это плывет Мава — тот, который не верит, что его брат может разговаривать с животными, и тут же закатился в истерическом смехе, трясясь и надрываясь от хохота. С ним хохотал весь лес, шевеля растопыренными ветвями и разбрасывая во все стороны облетающие листья.
Надо было пристать к берегу и поискать убежище.
Нет смысла следить за человеком, если ты не знаешь, где этот человек. Хотелось есть и пить. И если вторую проблему он решил за счет дождя, то первая, как назло, обострилась настолько, что заявила о себе в полный голос в виде стонущего от голода живота. Дождевые ручейки текли по лицу, по плечам, по спине. Набедренная повязка намокла, и в лодке под ногами захлюпала вода. Мава покрутил головой по сторонам. Черные от дождя, шевелящиеся на ветру джунгли окружали его со всех сторон. Он проплыл уже пять ручьев, впадающих в Каймановую реку, но Маракуды нигде не было. Над головой громыхнуло так, что Мава зажмурился. Дальше судьбу испытывать он не захотел и повернул к берегу, где в свете молнии заметил стоящий под деревом шалаш.
Он знал про него.
Это был обыкновенный рыбацкий шалаш, построенный на случай непогоды. В прошлом месяце, когда ходили проверять с отцом верши[81], то ночевали в нём. Отец оставил там немного сушеной рыбы, бобы и твердые, как камень, лепешки, а из оружия — несколько стрел и лук.
Вытащив на берег каноэ, Мава кинул весло на дно лодки и побежал, шлепая босыми ногами по мокрому песку. Его следы тут же размывал дождь, превращая в лунки с неясными очертаниями.
Белые люди — хитрые люди
Хуан и Ортега вышли к реке в тот самый момент, когда на джунгли налетел ураган, обрушив на землю тонны воды. Морщась от тяжелых капель дождя, Хуан окинул взглядом поляну в поисках убежища. Среди молодых побегов бамбука он приметил шалаш из пожухлых прошлогодних пальмовых листьев.
— Там можно укрыться, — сказал Хуан, стараясь перекричать шум дождя, и показал на заросли. Туда они и побежали, проклиная всё на свете. Ветер буквально сбивал их с ног, обдавая контрастным душем.
Метис откинул намокшие ветви, закрывающие вход, и, упав на колени, первым заполз внутрь. Следом, рыча и отплевываясь, забрался Ортега. В шалаше было тихо и тепло. Пахло пальмовым маслом и завядшими цветами, которые обильно устилали камышовую подстилку, прикрывающую землю.
Разведчики были нисколько не удивлены тому, что в шалаше нашлось несколько ломтей вяленой рыбы, горшок с сырой фасолью и окаменевшие лепешки, завернутые в змеиную шкуру. Индейцы всегда оставляют немного провизии в охотничьих шалашах.
Надо было просушить вещи, промокшие насквозь. Но это было второстепенной задачей, главное — оружие, которое должно быть сухим и готовым к бою. Поверх камышовых матов капитан постелил вариш[82]. Мешок был из-под бататов[83], пах мышами и корнеплодами. Поверх него Ортега положил винчестер, револьвер и пояс с патронами.
— И всё? — Хуан с кривой ухмылкой покосился на его вооружение.
— Почти! — капитан кинул на патронташ нож, который прятал в сапоге.
— Уважаю ножи, не то что эти пукалки. — Хуан расстегнул пояс, сбрасывая на мешок обе кобуры. — Я с ним, — он хлопнул по ножнам, из которых торчал здоровенный мачете, — не расстанусь ни при каких обстоятельствах. Даже на Страшном Суде.
Но Ортега не слушал его. Он пристально смотрел в щель в стене шалаша.
— Что там? — Хуан присел рядом.
— Кто-то бежит сюда.
— А ну дай посмотрю! — Как всякий, в чьих жилах течет хоть капля индейской крови, Хуан обладал отменным зрением и мог с трехсот шагов попасть в самую мелкую монету.
От пироги, вытащенной на берег, в их сторону, бежал индейский мальчик.
То, что это был ребенок, Хуан не сомневался, несмотря на сплошную сетку дождя. На вид лет тринадцати-четырнадцати, достаточно упитанный… Этакий пирожок с ножками. И, кажется, Хуан знал его. Тот самый толстяк, что с воплем выскочил из крайней хижины, когда метис высматривал мальчика с небесно-голубыми глазами. Мальчишка истошно орал, и пришлось срочно ретироваться из деревни.
— Просто подарок судьбы.
— Что там? — Ортега присел рядом, стараясь заглянуть напарнику за плечо.
— Он бежит сюда. — Хуан поднял мешок. Оружие со звоном рассыпалось по полу. — Стань на ту сторону. Ты знаешь, что делать. — Метис швырнул капитану мешок, а сам взял с пола веревку.
Мава попадает в плен
Гонимый голодом больше, чем дождём, Мава не обратил внимания на открытый лаз. у самого входа рухнул на колени и, быстро перебирая руками, вполз в шалаш. Его голова плавно вошла в темноту. Пахло мешковиной и гнилым картофелем. Мава хотел проползти вглубь и осмотреться, но руки сами собой подсеклись, легли вдоль туловища, и то, что он принял за шалаш, оказалось мешком. Сквозь ткань он видел две тени, похожие на гигантских пауков, которые не спеша перебирали лапами, пеленая свою жертву.
Кто был жертвой и что, собственно, произошло, Маве не надо было объяснять. Из всех событий сегодняшнего дня выходило, что его нападение на Томми, как братец называл своего дружка, не осталась без возмездия. Тот маленький гаденыш пожаловался своим родственниками, гигантским паукам-птицеедам, и они устроили засаду. О том, что они сделают с обидчиком их родичей, можно было только догадываться. По всем законами гастрономии получалось, что его сначала растворят в слюне, а потом высосут, словно кисель, или скормят своим детенышам — маленьким паучкам.
Мава взвизгнул, но тут же затих, получив удар кулаком в бок.
Незнакомый голос, на чужом языке, что тот прохрипел ему в ухо, но что Мава не понял. Он старался вести себя тихо и не злить своих похитителей. Единственное, что он сделал — пукнул от страха. Как казалось мальчику, сделал он это тихонько, но запах был невыносим. Те, кто его поймал разразились руганью и наградили толстяка отменной порцией тумаков и подзатыльников, чем привели его в неописуемый восторг.
Так могли ругаться только люди, а это значит, его не сожрут четырехглазые птицееды.
Часть 3. Тайна Священного озера
Страшная история про череп, рассказанная в дупле
«Сезон дождей не лучшее время для путешествий по джунглям», — любил шутить Маракуда, но ему нравилось это время года. Дождь полоскал не на шутку, превращая ручьи в полноводные реки, а низины — в настоящие озера.
Четверка друзей сидела в дупле и время от времени поглядывала на темный проем, за которым сверкали молнии. Онка, Мартин и Томми под всполохи молний слушали страшилку, которую им рассказывал Маракуда.
Мальчик говорил не спеша, вкладывая в каждое слово столько эмоций, сколько мог себе позволить, чтобы преждевременно не напугать слушателей.
— В устье Пуда-вау (Черная река) жил охотник по имени Нофуетома…
— Странное какое-то имя, — шевеля усами промурлыкал Онка.
— Тебе не интересно — ты и не перебивай, — прошипел Мартин, глянув на ягуара.
Маракуда будто не слышал их пререканий, лишь понизил голос, медленно нагнетая атмосферу страха.