— Он был хороший колдун. Много чего изобрел, но вершиной его искусства стал корень карай. Некоторые думают, что такого растения нет, но они ошибаются, потому что найти карай не так-то и просто. Много ложных и слабых корней, но тот, кто намажется соком настоящего карай, видит в темноте. С тех пор ночь для Нофуетомы сделалась светлее дня, он стал от заката до рассвета бродить по лесу и выгребать из-под пней и поваленных деревьев древесных лягушек. Охотник приносил их домой и заставлял жену жарить их. Рыбной ловлей Нофуетома теперь тоже занимался исключительно по ночам: приходил к реке и бил острогой столько рыбы, сколько хотел. В лесу он ставил силки и капканы на тапиров и длинноносых муравьедов. — Маракуда полусидя перевернулся на другой бок. В дупле было тесно, но в то же время сухо и тепло. Мальчик потер затекшее плечо и продолжил: — Не удивительно, что в лесу у него было много врагов. Отомстить Нофуетоме вызвались жабы. Они незаметно проникли в его жилище и устроились кто под бревном, кто под камнем, кто под брошенной старой корзиной. Всякий раз, когда Нофуетома уходил в лес, жабы вылезали из темных углов и окружали хозяйку дома. Медленно переступая, они приближались к несчастной женщине, совершенно терявшей способность двигаться. Жабы забирались на нее и начинали потихоньку объедать. Кожа, мясо и кровь таяли, скелет разваливался…
— Какая мерзость! — Мартин сглотнул подступивший к горлу ком и вытянул шею, чтобы лучше слышать.
— Тихо ты, — не глядя на анаконду, цыкнул ягуар.
Томми ничего не сказал, только его глаза еще больше расширились, наполняясь ужасом.
Не обращая на них никакого внимания, Маракуда продолжал свой рассказ.
— Подходя к дому, Нофуетома имел обыкновение стучать по корню дерева, росшего у тропы. Этим он желал напомнить жене, что пора подавать мужу жареных лягушек, лепешки и пиво. Он не знал, что посылает предупреждение жабам. Услышав стук, те восстанавливали женщину из останков и отнимали у нее память. Когда муж входил, она лишь жаловалась на страшную головную боль и, худея день ото дня, отказывалась принимать пищу. Однажды Нофуетома забыл ударить по корню. Отворив дверь, он увидел кучу окровавленных костей на полу, а в гамаке — дочиста обглоданный череп. Пока охотник обдумывал, как ему поступить, череп подскочил и вцепился в него. Нофуетома попробовал отбиться, но тот укусил его за руку. Каждая новая попытка избавиться от черепа влекла за собой всё более жестокое наказание. «Что, не нравится? — ухмылялся череп, видя успех дрессировки. — Привыкнешь! Это тебе за то, что позволил жабам меня сожрать!» С того дня жизнь колдуна превратилась в кошмар. Он постоянно голодал, потому что череп всё пожирал. Свои нечистоты череп извергал на тело Нофуетомы. Спина и плечо у него почернели и стали заживо гнить, густой рой мух сопровождал охотника, куда бы он ни направился. Когда колдун попробовал смыть грязь, череп больно укусил его в щеку. Нофуетома чувствовал, что долго не протянет, если не придумает какой-нибудь хитрости. Череп проявлял недюжинную прозорливость и ловкость, и все попытки избавиться от него терпели неудачи. И всё же Нофуетома не зря слыл колдуном. Однажды ночью он сумел втайне от черепа побеседовать со своими амулетами. Духи-хранители дали совет: «Обещай накормить череп рыбой, а потом попроси его слезть — мол, надо вершу проверить». Желание полакомиться рыбкой пересилило осторожность. Череп нехотя соскочил с живого насеста на поваленный ствол дерева. В то же мгновение Нофуетома прыгнул в реку и поплыл под водой, сколько позволяло дыхание. Затем вскарабкался на берег и побежал к своему дому. Захлопнув дверь, он припер ее жердью. Череп прискакал следом, остановился и вдруг закричал голосом жены…
Маракуда раскинул руки, растопырил пальцы и, сделав страшную гримасу, заорал нечеловеческим голосом:
— Отдай мою терку для маниока!
На стенах дупла, в котором они сидели, появилась страшная тень с широко раскинутыми руками и десятью пальцами, расставленными, словно когти.
— Аааааа! — три голоса слились в один, и троица слушателей шарахнулась к противоположной стене. Будь у дерева чуть тоньше кора, они точно бы вывалились из дупла, проломив ствол изнутри.
— Страшно? — Мартин заглянул в глаза Томми.
— Дааааа, — паучок никак не мог прийти в себя, и, как самый маленький, дрожал, словно лист на ветру. В горле пересохло, и ему дико захотелось пить.
Онка и Мартин, открыв рот и выпучив от страха глаза, смотрели на Маракуду. После того как он их напугал, им всё время казалось, что это череп разговаривает с ними. Мартин первым пришел в себя и хвостом сначала себе, а потом и ягуару прикрыл отвисшую челюсть.
Встреча с говорливым Бобом
Дождь прекратился, выглянуло солнце, и весело защебетали птицы. Желто-красные осы, темно-фиолетовые махаоны, прекрасные шоколадницы кружились над поляной, смакуя водичку, настоянную на сладком нектаре, которая капала на землю из переполненных цветочных бутонов.
Маракуда первым вылез из дупла.
Следом за ним, с опаской поглядывая по сторонам, выбрались ягуар, анаконда и паучок. Солнце, пробившееся сквозь кроны деревьев, улучшило их настроение, испорченное невеселой историей про череп.
Друзья устроились рядом с деревом и пообедали лепешками. Собрав крошки, Маракуда отдал их огненным муравьям, которые тут же утащили их в муравейник, чтобы угостить свою королеву. Мальчик встал, разминая затекшие ноги, и посмотрел на Мартина.
— Далеко еще?
— Вон за тем холмом, — Мартин кивнул головой, показывая на возвышающийся перед ними крутой холм, густо поросший джунглями.
— Ну что, пошли? — Маракуда посадил Томми в коробку, засунул нож за пояс и перекинул сумку через плечо.
Метров через триста тропинка, вместо того чтобы идти в гору, пошла под уклон и стала спускаться в овраг, заросший гигантскими папоротниками. Троица не спеша ползла вниз по склону. Четвертым в компании охотников за летающими тыквами был Томми, но он в расчет не брался, так как сидел в коробке. Лес полностью сомкнулся над их головами, и они с трудом продирались через сплошной клубок растений. Чавкая мочажиной, друзья подошли к поваленному дереву, которое лежало поперек ручья. Перепрыгнуть полноводное препятствие не представлялось возможным. На ту сторону был всего один путь — через мостик в виде скользкого, покрытого тиной, лысого ствола.
Ручей пенился и клокотал возле дерева, перекатывался через него, обдавая путешественников хлопьями пены и ледяными брызгами. Тридцатиметровый ротанг, которому кто-то давным-давно обрубил сучья, служил отличным мостом и надежным средством для переправы.
Онка решительно прыгнул на ствол и, крадучись, пошел по нему, не оглядываясь и не смотря по сторонам. Его усы, словно антенны, вытянулись вперед, сканируя стену стоящих перед ними джунглей. Весь его вид говорил о том, что он готов предотвратить любую опасность, которая выскочит из зарослей. Джунгли молчали, и ягуар качнул хвостом, приглашая друзей последовать его примеру. На бревно ступил Маракуда, бережно придерживая рукой коробку с Томми. Анаконда опустилась в воду и, содрогаясь от холодной воды, поплыла параллельно бревну.
— Ух! А вода-то ледяная! — Мартин высунул голову и передернулся всем телом.
— Горная. — Онка остановился на бревне. Он смотрел на пузыри, поднимающиеся из глубины ручья, не понимая, кто их пускает.
Маракуда подошел и стал рядом.
— Что там?
— Не знаю, — пожал лопатками ягуар.
— Может, болотный газ? — Мартин посмотрел на друзей.
— Откуда в горном ручье болотный газ?
— И то верно, — анаконда опустила голову в воду, стараясь разглядеть, кто там пускает пузыри.
Неожиданно из воды выскочил зубастый, абсолютно лысый череп и, подняв фонтан брызг, шлепнулся назад в ручей.
— Привет честной компании! — успел крикнуть череп, выписывая в воздухе кульбит.
Вопль ужаса прокатился по лесу.
Онка и Маракуда одновременно сорвались с дерева, придавив Мартина к илистому дну. Падение в ледяную воду было не очень приятным, а для Томми, оно могло оказаться вообще смертельным. Барахтаясь возле бревна, Маракуда вспомнит про паучка, сорвал с себя сумку и выставив руку из воды, поднял сумку головой.
Ухватившись за срубленный сук, мальчик забрался на поваленное дерево. По бревну щелкнули когти, впиваясь в почерневший от времени ствол. Онка выпрыгнув из воды, сел рядом с Маракудой. Он всё время шипел и скалился на воду. Мартин тоже забрался на дерево, посчитав, что перед угрозой нашествия черепа лучше держаться всем вместе.
Маракуда открыл коробку.
— Что это было? — прохрипел Томми. На мокрой соломенной подстилке сидел обалдевший от водных процедур съемщик жилья и кашлял. В крышке были отверстия для воздуха, через которые вода и попала в коробку чуть не утопив паучка.
— Не знаю. — Мокрая шерсть ягуара встала дыбом при виде злобного оскала.
— Я вижу его, — прошипел Мартин, вытягиваясь в сторону приближающегося к ним предмета.
— Так это же Боб! — Маракуда вытащил паучка, убедился, что с ним ничего плохого не произошло, и посадил назад.
— Я сейчас его сожру! — Онка щелкнул челюстью.
— А я его задушу, — Мартин напряг свое мускулистое тело.
— Могу вколоть дозу смертельного яда! — пискнул Томми из коробки.
Из воды высунулся Говорливый Боб.
— Не так быстро, ребята. Мы еще не поговорили, и я не узнал, куда это вы так спешите, а меня уже сожрали, задушили и отравили.
Все вздохнули с облегчением. Главное, что это был не «лысый череп», в существование которого поверил даже Маракуда.
— Извини, Боб, нам сейчас некогда.
— Вот так всегда. Тебе даже некогда поговорить с несчастным Бобом, который молчит целыми днями и умирает от скуки. Ты меня совсем не жалеешь и не приносишь речных червяков. Давай так: или ты мне всё рассказываешь, или я от вас не отстану.
— Вот привязался, как банный лист, — Онка недовольно посмотрел на пиранью.
— Тебе же сказали: отстань, это военная тайна. — Мартин свился в клубок, пытаясь согреться.