— Ух ты… Военная тайна! Эй, ребята, я умею хранить тайны! Только скажите, в чём она заключается.
— Теперь об этом будет знать весь лес, — Маракуда укоризненно посмотрел на Мартина.
— А я молчал, — змея покачала головой.
— Я тоже, — Онка утвердительно стукнул хвостом по бревну.
— И я, — Маракуда развел руками.
Все взоры обратились к Томми.
— Эй, я чуть не утонул! И вообще я ничего не знаю про летающую тыкву.
Маракуда захлопнул коробку, спасая Томми от нападок друзей.
— Ой, ой! — Боб аж свистнул от удивления. — Ладно, ребята, не суть, кто проговорился. Половина тайны ушла, осталось слить вторую — и мы квиты. Я же предупредил Акуту об охоте и спас тысячу жизней.
— А ведь не отвяжется, — Маракуда повесил сумку на плечо и спрыгнув с бревна зашагал по тропинке вдоль берега. Все потянулись за ним, а Боб поплыл параллельно их ходу.
— Отвяжется, если подняться выше в горы.
— Я за вами и по горам поползу.
— С каких это пор пираньи по горам стали лазить?
— С тех самых пор, как утренний дождь выгнал реки из берегов. Меня, полусонного, бушующий поток забросил не куда-нибудь, а в эту глухомань. И здесь я встретил вас. Как мило! — Боб прослезился, наполняя и без того переполненный ручей. — А вы не хотите сказать мне тайну.
— Чего он сказал?
— Ругается, наверное.
— Ладно, Боб, мы тебе говорим, но это секрет.
— Нет проблем, буду нем как рыба.
— Мартин нашел летающую тыкву, на которой люди с кожей белого лотоса и волосами на лице скользят по небу.
— С волосами? Вы ничего не путаете, ребята? Может, с чешуёй?
— Ты еще скажи, с жабрами и плавниками, — Маракуда сбавил шаг, поджидая, пока подтянутся остальные. — Боб, не путай людей с рыбами.
— А, ну да, я совсем забыл, что вы отличаетесь от нас не только ногами. Ну и что дальше? А то меня сейчас разорвет от любопытства!
— Это нам и нужно, — хохотнул Онка.
— Я обиделся, — Боб скривил рот, попытался замолчать, но не смог. — Может, мне не хватает общения, так сказать, психологического тренинга? Нет бы прийти, сесть на бережок и спросить: «Ты не хочешь поговорить об этом, Боб?» А я отвечу: «Да нет, Маракуда, мне это совсем не интересно». А ты: «Да нет, Боб, послушай, это же суперновость!»
Маракуда остановился и повернулся к Бобу.
— Так ты будешь слушать или решил плыть за нами и бурчать?
— Я весь во внимании!
— На этой тыкве люди летают по небу, и мы думаем, что это охотники за сокровищами, которые ищут Священное Озеро.
— Ищут сокровища? Вот это новость! Откуда ты знаешь?
— Помнишь, ты говорил, что Молчаливый Гарри видел костры на реке?
— Помню.
— Так вот, костры не на реке, костры на плотах.
— Класс! Наконец-то есть стоящее дело. Я соберу армию, а то парни застоялись в этих болотах и им нужна хорошая встряска. После блестящей победы они дадут мне новое имя — Непобедимый Боб.
— Смотри только, чтобы не стал Жареным.
— Пардон, это не входит в мои планы. И вообще, я тут подумал: может, стоит отложить атаку до лучших времен? Пока не подойдут резервы.
— Ну что, мы квиты и можем идти? — мальчик махнул рукой, прощаясь с назойливой пираньей.
— Валите, а я пока речь приготовлю. С громким названием «Обращение ко всем жителям затонов, перекатов и отмелей в связи с надвигающейся опасностью». — Боб развернулся, нырнул и помчался вниз по течению. Туда, где Поко-вау (Золотой ручей) впадает в Акута-вау (Каймановую реку).
Торт для толстяка
Маву бесцеремонно вытряхнули из мешка на палубу «Гончего пса».
Не ожидая такого поворота в своей судьбе, братец Маракуды попытался залезть под стол, за которым сидел Гонсалес, чем вызвал гомерический смех всех, кто в тот момент находился возле командора: профессора Рошеля, монаха Люка и одноглазого Сильвера. Смеялись даже Хуан и Ортега, которые принесли мешок с Мавой. Смеялся даже сидевший в клетке старый попугай, подражая людям: «Хе, хе, хе».
— Вытащите его оттуда, — закатившись в очередном приступе смеха, проговорил Гонсалес, заглядывая под стол.
Сильвер схватил мальчишку за ногу и потащил из-под стола. Мава хныкал, как девчонка, цепляясь руками за всё, что попадало ему под руку: за ножку стола, за кольцо, которое вело в трюм, и даже за ногу профессора.
Не ожидая, что его схватят, Рошель от страха дернул ногой и громко выругался.
— Карамба! Дикарь меня хотел укусить! — вскричал француз, добавив очередной приступ смеха.
Вдобавок ко всему Ортега рассказал, как они с Хуаном чуть не умерли в шалаше от ядовитых газов, пущенных толстяком, чем вызвали еще одну порцию дикого хохота у всех, кто был на палубе.
Маву подняли и поставили перед Гонсалесом.
От страха вся кожа мальчика покрылась мелкими мурашками. Первый раз в жизни он видел белых людей. Изо рта они пускали дым, у них росли волосы на лице, они носили брюки, рубашки, сапоги и шляпы. Но больше всего Маву пугало то, на чём они плыли — непонятное строение с деревянными колесами, которые молотили по воде, перемешивая реку.
Внутри плавучего дома всё ревело и грохотало так, словно сам великий Макунайма орудовал возле печи, превращая людей в животных, а непокорных в камни: он был великий шутник, и из его хижины всегда валил черный дым, а над дымоходом летали искры. Мава никогда не слышал, чтобы у Макунаймы был плавающий дом, и поэтому он с ужасом взирал на проносящиеся мимо берега. «Дом, который смог добраться до их деревни», — от таких мыслей стало страшно. Толстяк задрожал так, что зубы стали выбивали ритмичную дробь: «Тука-тука, тука-тука», — как стучали барабаны в то самое утро, когда старый Юкка устроил им смотр. За домом плыли два деревянных корыта, на которых стояло что-то еще более страшное и угрожающее, похожее на гигантскую терку для маниока.
Бородатые, давно не мытые лица скалились и тыкали в него пальцами.
— А он пухленький!
— Хорошо пойдет с рисовой кашей!
— Интересно, сколько фунтов мяса в этом поросенке?
— Шашлык будет что надо, с перчиком и солью!
Мава то бледнел, то краснел, ничего не понимая, но чувствовал, что говорят про него — и что-то не очень хорошее. Видя, что ничего плохого не происходит: ему не вспарывают живот и не сажают на кол, — он подавил свой страх и пожал плечами.
— Я ничего не понимаю! Что они там говорят? — пролопотал он, обращаясь больше к попугаю, чем к людям Гонсалеса.
— Они хотят тебя съесть, — сказал метис на языке карибов. Посмотрел на мальчика и зевнул, показывая полное равнодушие к данной теме. — Но ты не бойся, лично я тебя есть не буду.
Хуан и Ортего были единственными, кто знал язык индейцев, проживающих в верховьях Риу-Бранку. Мава остолбенел и чуть было не спросил: «Это почему?»
— Ладно, повеселились — и хватит. — К мальчику подошел Гонсалес и ткнул в него пальцем. — Переводи, — не глядя на метиса, бросил в его сторону, командор. — Ты знаешь, кто я?
— Он спрашивает: ты знаешь, кто он?
Мава смекнул, что лучше со всем соглашаться, и кивнул.
— Ты Макунайма, который имеет большой плавающий дом.
— Что он сказал?
— Он сказал, что ты бог! И у тебя есть большой плавающий дом.
Гонсалес улыбнулся. Ему начинал нравиться этот мальчик, похожий на сдобную подрумяненную булочку.
— Спроси, хочет ли он прислуживать богу.
— Бог спрашивает, хочешь ли ты служить ему.
Вместо ответа Мава повалился на колени и пополз к Гонсалесу, выкрикивая одно и то же:
— Макунайма сделал меня своим слугой! Макунайма сделал меня своим слугой! — Толстяк добрался до руки командора и припал к ней.
— Ну, полно тебе, пупсик! — Гонсалес отдернул руку. Ему льстило, что индейский мальчик признал в нём бога, но этого было мало. Ему нужно было озеро, наполненное сокровищами, а не титул. Командор уселся в кресло, а Маве разрешил сесть на палубе возле своих ног.
Монах принес тарелку с печеньем и поставил на стол. Гонсалес взял кругляшок и протянул толстяку.
— Скажи, пончик, у вас есть кто-нибудь в деревне, кто может говорить с лесом?
— Как это? — мальчик взял печенье, очень похожее на солнечный диск.
— Ну, значит, понимать, что говорят деревья, что говорят животные.
— У нас все могут, даже я, — проговорил Мава, с наслаждением опуская в рот печенье и чувствуя, как «солнце» тает во рту.
— Ты?!
— Каждый индеец с детства может читать следы, предсказывать, будет ли сегодня дождь, знает все съедобные травы и растения.
— Я не о том, бестолочь!
Мава потянулся за печеньем, но получил по рукам.
Лакомство было таким сладким! К тому же сыну вождя тоже захотелось побыть немного богом и съесть еще несколько «солнечных дисков». Что же еще сказать своему новому хозяину?
— У меня есть брат, он знает не только повадки зверей — он может с ними говорить.
— А кто твой брат?
— Маракуда.
— Он похож на тебя?
— У него более светлая кожа и глаза цвета неба.
Гонсалес присвистнул.
— Значит, и ты из рода муисков?
— Нет, у нас разные матери.
— Жаль, очень жаль. И где же сейчас твой брат?
— Я не знаю… Я следил за ним, но вот эти, — он показал на Ортегу и Хуана, — прервали моё расследование.
— Так его что, нет в деревне? — монах Люк доел оставшееся печенье и похлопал ладонями, сбивая с рук прилипшие крошки.
— Нет.
— А что же ты нам голову морочишь? — Гонсалес в нетерпении сгреб со стола карту. — Ладно, черт с ним, с твоим братом. Ты знаешь дорогу к озеру?
— Да! — Мава поднял голову и улыбнулся. Ему был приятно от того, что он не подвел своего бога.
Гонсалес от радости хлопнул в ладоши.
— Всем шампанское, а для нашего нового друга пусть корабельный кок[84] испечет торт.
Через час «Гончий пёс» с двумя баржами на прицепе сменил направление и, медленно перебирая деревянными колёсами, вошел в Каймановую реку.