Он с треском захлопнул машинку.
— Я упакую вещи позже. Ради Бога, пойдем вниз и выпьем и поедим чего-нибудь.
Никто из них не хотел больше шампанского. Они пили мартини, и Ноэль заказал ужин.
Некоторое время они сидели, не разговаривая, в дальнем темном углу просторной столовой, наблюдая за хорошо одетыми парами, танцующими под спокойную музыку.
— Расскажи мне что-нибудь, — сказал Ноэль. — Сегодня вечером у тебя свидание с доктором Шапиро?
Она молчала так долго, что он повернулся и посмотрел на нее, кивая:
— Я понимаю. Значит, он не миф. Я почти надеялся, что он может оказаться мифом. Мрачная шутка или женская шпилька, или еще что-нибудь.
— Моррис не миф.
— Ты не могла бы рассказать мне о нем? Я клянусь тебе, это не имеет ничего общего с моим бизнесом.
Марджори помедлила. История с Имоджин набросила на нее какую-то пелену. Ноэль казался менее угрожающим, а его обаяние поблекло; их прошлый роман был скорее тривиальным, чем трагичным. Она дала ему сухой отчет о Моррисе Шапиро.
Ноэль сказал, уставившись в свой мартини, вращая ножку бокала в длинных загорелых пальцах:
— Похож на настоящего парня. Рядом с ним я немного несерьезный, без сомнения, не имеющий особой серьезности.
— Ну, вы так же непохожи, как день и ночь, я бы сказала.
— Ты говоришь так, будто могла бы влюбиться в него, но еще этого не сделала.
— Ты переходишь на личное.
— В чем разница? Сколько проживет любой из нас? Удивительно, Мардж, как незначительны все наши маленькие опасные маневры. Давай с тобой заключим договор. Давай всегда говорить друг другу правду, если наши пути пересекутся один раз за десять лет. Будет чего ждать.
— Я не очень давно знаю Морриса. Одно я могу сказать уверенно — он помог мне покончить с нашей… неразберихой быстрее, чем я предполагала. Я больше нисколько на тебя не сержусь.
Мартини успокаивало ей нервы.
— Если это не обидит тебя, то в данный момент ты кажешься мне приятелем школьных лет — стремительным и красивым, но все в полном порядке, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Действительно, я понимаю. Отрезанные когти и вырванные клыки.
— Если ты хочешь так все представить…
— Дорогая, я вынужден доложить, что толстые коротконогие сеньориты в Мексике не дали мне многого. Но я ни о чем не жалею, мы с тобой сделали единственную разумную вещь. Сентиментальное раскаяние — это довольно приятное состояние. Не хотела бы потанцевать?
Некоторое время они молча танцевали среди других пар, потом она сказала:
— Я забыла, как хорошо ты танцуешь.
— Этому помогает ощущение, что ты держишь в своих руках цветок, а не девушку.
Она почувствовала, как краска залила шею и щеки, и взглянула на свои часы:
— Тебе не кажется, что нам лучше поужинать?
— Я бы охотнее закончил танец и пропустил блюдо или весь проклятый ужин, если это для тебя не имеет большого значения.
— Делай, как тебе хочется, Ноэль. Это твоя маленькая вечеринка.
Он держал ее за руку, возвращаясь к столику, когда музыка закончилась.
— Знаешь, ты все еще Марджори в моих глазах. Я успокоился. Мне приятно знать, что прошлой весной я не был в каком-то странном положении обычного вора с Вест-Энд-авеню.
— У тебя неудачно сложились дела, Ноэль. «Обычный вор с Вест-Энд-авеню».
— Но это как раз то, чем ты не являешься. Ты дриада, которая замаскировалась по какой-то зловещей причине. Возможно, для того, чтобы уничтожить меня.
Официант подал утку и рис, красное вино. Она снова взглянула на часы.
— Что случилось со временем? Уже больше восьми. Я не могу есть. Твой самолет в девять, а ты еще не упаковал вещи. Ты должен бежать сейчас же.
— Я могу проглотить несколько кусков.
Он взял не спеша нож и вилку.
— Ноэль, у тебя будет несварение желудка, и ты не успеешь на свой самолет.
Он усмехнулся.
— Ну, без сомнения, время признаваться. Мой самолет улетает в полночь.
После минутного удивления она не знала, смеяться ей или сердиться.
— Ты негодяй, есть ли хоть одна косточка правды в твоем теле? Ты вообще-то летишь самолетом? Ты летишь в Голливуд?
— Я лечу в Голливуд, это правда. И в полночь, Мардж, прекрати хмурить свои милые бровки. Приближается возраст, когда тебе придется думать о морщинах на лице. Дьявол бьет в колокола, ты выглядела таким испуганным кроликом, когда я в первый раз влез в такси с тобой, что я подумал, может, тебя это успокоит, если я скажу, будто уезжаю из города в девять. Это была не ложь. Это было смягчение правды на три часа. Разве так не лучше? Мы можем воспользоваться нашим временем.
Он выпил вина.
— Попробуй свое бургундское. Оно превосходное.
Марджори сказала:
— Ровно без двадцати минуть девять я поднимаюсь и ухожу из-за стола. Запомни.
Пока они ели, он рассказывал ей о ресторанах в Мехико; о роскошных отелях в примитивной горной стране, где подавали марочные вина и изысканную еду. Он вызывал у нее смех и трепет рассказами о безумном мультимиллионере из Оклахомы, с которым Ноэль и его приятель-скульптор носились по округе в черном «кадиллаке» и целую неделю жили как принцы.
Музыканты снова заняли свои места и начали играть «Старое лицо луны». Марджори и Ноэль переглянулись; Марджори показала на свои часы.
— Слишком поздно. Без двадцати трех девять.
Ноэль сказал:
— Женщина, ты практически написала эту песню. Твой дух водил моей рукой.
— Я не вижу своего гонорара! — засмеялась она.
Эта песня приводила Марджори в дрожь многие месяцы. Сейчас, танцуя под нее с Ноэлем, она ощущала только приятно разливающееся томление. Она закрыла глаза. Музыка перешла в «Поцелуи дождя».
— Это становится стандартной аранжировкой, — сказал он. — Попурри Эрмана.
Через минуту Марджори пробормотала:
— Слава Богу, они не знают вальс «Южного ветра».
— Мардж, это было бы совсем забавно, правда? Еще и «Южный ветер»?
— Забавно, Ноэль.
— Ты знаешь, всегда должен быть вступительный взнос. Кроме тех случаев, когда платишь при выходе, как делают на мексиканских автобусах. Мне кажется, мы дешево отделались.
— Я не жалуюсь.
— Мардж, я надеюсь, ты будешь самой счастливой женщиной в Нью-Йорке, или в пригороде, или где там еще. Я не забуду тебя. У меня нет сожалений, за исключением того, что я создан чересчур извращенным для тебя. А это старая история.
Чтобы не расплакаться, она проговорила:
— Я должна идти.
Было без семи минут девять, когда он поцеловал ее в щеку и посадил в такси.
— Развлекайся в Голливуде, — успела сказать она перед тем, как такси тронулось.
Неясно соображая, она поехала домой и переоделась. Потом она не смогла поймать такси; ей пришлось идти пешком на Бродвей. Потом такси поцарапало крыло о грузовик на полпути в больницу, и еще десять минут пролетели, пока водители спорили и обменивались номерами прав. Было без пяти десять, когда она подъехала к больнице. Она встретила Морриса Шапиро в фойе; он выходил в пальто и серой шляпе, которая всегда казалась слишком круглой и слишком большой. Он шел, ссутулив плечи.
— Моррис!
Он взглянул на нее.
— О, привет.
— Боже, ты уходил отсюда без меня?
— Я подумал, что-то случилось и ты не придешь. Было все хорошо, но…
— Моррис, я звонила два часа назад. Разве ты не получил моего сообщения?
— Какого сообщения? Нет. Никакого сообщения я не получал. Какая разница? Я собирался в кино. Хочешь пойти? Или занята чем-то?
— Я клянусь Богом, что звонила, Моррис. Эта новая идиотка на коммутаторе… я задушу ее… я оставила сообщение…
Моррис говорил очень мало в такси. Он любезно отвечал на вопросы о вечере и отмахивался от ее извинений. Они пошли в ослепительный ресторан, отделанный в гавайском стиле, недалеко от «Уолдорфа». После того как они станцевали пару медленных танцев и сидели и курили за столиком, Моррис спросил:
— Марджори, ты случайно была не с Ноэлем?
Ошеломленная, она кивнула.
Он устало улыбнулся.
— Расскажи о твоих экстрасенсорных способностях. Я думал об этом когда-то. Это совершенно правильно.
Потом она объяснила: неожиданная встреча, просчет во времени, несчастный случай с такси. Он продолжал кивать.
— Моррис, мне было приятно встретить его. Я никогда этого не планировала, ты знаешь. Я бы повесила трубку, если бы он позвонил. Но мне было приятно. Я в первый раз поняла, что действительно излечилась.
— Это хорошо. Хотя ты и устала, ведь так? Ты выглядишь усталой.
— Так, немного. Но мне забавно.
— Да, и мне тоже. Мы еще выпьем и потанцуем перед тем, как уйти.
Она старалась придать больше страсти своему танцу. Но он действительно был слабым танцором. Как на грех, оркестр начал играть одни румбы, в которых Моррис был особенно неуклюж.
Итак, доктор Шапиро проводил Марджори домой рано в тот вечер.
Марджори перестала работать в больнице спустя пару недель, скопив около сотни долларов. Доктор Шапиро не приглашал ее обедать и не звонил с того вечера; и несмотря на то, что ее это немного унижало, она довольно спокойно к этому отнеслась. Он был серьезен, случайно встречаясь с ней в коридорах больницы. Когда она уходила из приемного отделения в последний раз, он сердечно сказал «до свидания».
9. Ставится "Принцесса Джонс"
Помолвки и свадьбы ее друзей по колледжу, кузин и знакомых по храму все продолжались и продолжались. Привлекательные девушки почти все были замужем, а теперь выходили менее привлекательные. У нескольких знакомых были дети. Несколько подруг имели двоих детей, а Розалинда Бойхэм была беременна третьим. Розалинда казалась совсем отдалившейся во всех отношениях, когда Марджори случайно встречала ее, грузную, идущую вперевалочку, где-нибудь в магазине или на улице. У Розалинды при этих встречах на лице появлялась улыбочка непонятного изумления, которая сильно раздражала Марджори. С какого же времени, думала она, красивая девушка чуть старше двадцати одного года становится ничтожным уродцем? Розалинда, которой исполнилось двадцать три года, выглядела уродливо со своим огромным животом, большим задом, обвисшей грудью и деловым, довольным видом сорокалетней женщины, когда жонглировала пакетами и свертками.