Проха не успел ответить. С той стороны поваленного ствола послышалось шевеление, и, к ужасу обоих, на ноги встал, потягиваясь, Фатьяныч.
— Вот ведь неугомонные, и поспать не дадут как следует: бу-бу-бу да бу-бу-бу. К себе пойду, пожалуй.
Он неторопливой походкой проследовал к пещере и скрылся в ней. Как он оказался рядом, как подкрался, ни Проха, ни Тимофей не могли понять.
— С нами крестная сила. — Проха быстро перекрестился. — Лукавый ему помогат.
— Думаешь, всё слыхал? — спросил Тимофей.
— А то!
— Чего ж шум не поднял, меня не поймал?
— Что у Фатьяныча на уме, того не понять мне, — сокрушённо вымолвил Проха. — А вернее всего, не хочет он всех полошить и случай удобный упустить. Ведь тогда не до татар мужичкам будет. А от смертушки твоей ему пользы сейчас нет, ещё пригодишься, может, ему до утра-то.
Тимофей помолчал и произнёс задумчиво:
— Не дурак ты, Проха, как я погляжу. Правильно баешь. А я полагаю, что, как сговорились мы, так и сделаем.
— Боязно мне, — пожаловался тот. — Убьёт он меня, как пить дать.
— Решай, а то без тебя уйду на Москву.
Проха повздыхал, ворочаясь с боку на бок, затем сел и вымолвил:
— Чему быть, того не миновать. Согласный я. Но уж и ты поостерегись тамо, оборачивайся чаще. Со спины-то ты, боюсь, уязвимей теперь. А мы связаны ужо: тебя не станет — и мне не жить.
Говорить больше было не о чем, и Тимофей, обдумывая то, что им предстоит, не заметил, как уснул. Ему показалось, что он заснул лишь на минуту, когда Проха растолкал его:
— Вставай, Трифоныч, пора.
Было ещё совсем темно. У костра топтались разбойники, зевая и протирая заспанные глаза. Фатьяныч подошёл к огню:
— Трапезничать не станем, отложим до возвращения. Зато уж потом такой пир зададим, какому и князь Московский позавидует! Веселей, други! Ну, айда, что ли?
На Проху он даже не взглянул. Тимофей обернулся и кивнул ему, указывая глазами на коня, стоящего неподалёку. Проха помахал рукой вслед.
Шли друг за другом в полной темноте, и Тимофей не мог взять в толк, как можно не сбиться с тропы и идти в правильном направлении в тёмном густом лесу, и подумал с грустью, что навряд ли Проха проведёт здесь коня. Не потому ли подслушавший их Фатьяныч не обеспокоился, что посчитал их затею глупой и неосуществимой?
Впереди шагал мужичок-разведчик. Тимофей догадывался, что тот не является постоянным членом разбойной ватаги, он скорее из местных жителей, и что он лишь приносит предводителю сведения о возможных жертвах очередного разбойного нападения, имея с того свою выгодную долю. Именно он подстерёг давеча на рассвете заснувшего в седле Тимофея и сбегал за разбойниками. У него и оружия не было при себе никакого. Прочие были вооружены ножами и саблями. Фатьяныч прихватил свой верный лук и колчан с двумя дюжинами стрел. Когда Тимофей попросил вернуть ему отобранный меч, тот погрозил пальцем и сказал со смешком:
— Соскучился без меча? Верну, верну его тебе, только не теперь. Когда придём на место, тогда и верну.
И действительно, один из мужиков нёс с собой Тимофеев меч.
Шли быстро, чуть не бегом. Тимофею стало жарко, он снял с головы шапку и вытер ладонью лоб.
— Смотри, сотник, шапку не потеряй, — засмеялся предводитель, идущий вслед за ним. Тимофей выругался про себя.
Внезапно лес стал редеть, повеяло свежестью. Минуло, наверное, около часа, как они покинули своё глухое убежище. Все вдруг разом остановились по знаку следовавшего впереди мужичка.
Из-за деревьев проглядывался небольшой луг. Вдали мерцал огонёк костра, едва высвечивающий из темноты очертания круглого шатра. Больше ничего не было видно.
Тимофею показалось, что всё, что происходит сейчас, с ним уже было когда-то: и луг, и высокая трава под ногами, и безлунная ночь. Наверное, где-то поблизости должен быть табун лошадей, как тогда, под Волоком. Он поёжился, вспоминая лицо убитого Потанькой татарина с гнилыми зубами, и даже показалось, что ощущает мерзкий запах, идущий от него.
Выйдя из леса, они пошли медленно и осторожно. Разбойники, лишившись лесного прикрытия и оказавшись на открытом пространстве, чувствовали себя неуютно и поминутно оглядывались по сторонам, ожидая нападения.
Прошли ещё немного, остановились, и Фатьяныч приказал всем лечь в траву. Лежали, напряжённо прислушиваясь. До Тимофея донёсся слабый и жалобный звук, будто где-то не переставая мяучит кошка, затем он понял, что это плачет ребёнок, и вспомнил о пленных, которых, по словам мужичка-разведчика, гнали с собой татары.
— Держи свой меч, сотник, — сказал Фатьяныч. — Мы с тобой к костерку подберёмся, а вы, — он обернулся к остальным, — шатёр обходите без шума.
Один из разбойников протянул Тимофею меч в кожаных ножнах. Тронув ладонью рукоять грозного оружия, он почувствовал себя уверенней. Мелькнула мысль: если ударить Фатьяныча и побежать, станут ли другие преследовать его. Однако он вспомнил Проху, идущего, может быть, следом и ждущего от него сигнала, и отказался от рискованной затеи.
Вновь послышался плач ребёнка. Тимофей и Фатьяныч поползли в сторону костра. Вскоре они различили силуэты двух татарских воинов, сидевших у огня. Мужичок-разведчик говорил, что всего татар человек пять-шесть. Это успокаивало, но тем не менее всё нужно было сделать быстро и без шума.
Всего несколько лошадей паслось неподалёку, и это подтверждало то, что основная татарская конница ещё не вернулась.
— Я в правого стрельну, когда ты ближе подползёшь, — шепнул Фатьяныч. — А ты другому орать не слишком давай, чтоб остальные не спохватились.
Тимофей кивнул, вынул меч из ножен и пополз вперёд. Фатьяныч лёжа достал стрелу из-за спины. «Как бы в меня во тьме не угодил», — подумал Тимофей, ощущая затылком, как тот пробует тетиву лука. До костра было шагов тридцать.
Татарин справа вдруг встал и начал прислушиваться, вглядываясь в темноту. Тимофею показалось, что тот смотрит прямо на него, и он вжался в землю как только мог. Сухая травинка уколола и упёрлась в шею, но шевельнуться он не смел, приходилось терпеть.
Сзади глухо звякнула тетива. Татарин схватился за живот и жалобно завыл, перегнувшись пополам. Второй вскочил и бросился к нему, и почти одновременно Тимофей побежал к костру. Видимо, лицо его было настолько свирепым, что второй татарин замахал на него руками, бормоча с вытаращенными глазами:
— Шайтан! Шайтан!..
Тимофей зарубил его с одного удара. Первый татарин, скрючившись и держась обеими руками за стрелу, застрявшую в кишках, ещё стоял на ногах и беспрерывно выл. Тимофей, опустив окровавленный меч, с недоумением глядел на него и не знал, что сделать, чтобы прекратить этот невыносимый предсмертный вой.
— Ты что, сотник, сгубить нас решил?! — зашипел на Тимофея подскочивший Фатьяныч. Он выхватил нож и, забежав сзади, перерезал раненому горло. Тот забулькал кровью, упал в траву и затих.
Из шатра послышались тревожные крики. Выскочивший оттуда татарин был тут же зарублен одним из разбойников. Другие валили деревянные подпорки шатра, прыгали на него и тыкали саблями и ножами в копошащиеся под тканью тела. Фатьяныч побежал туда.
Тимофей, придя в себя от пережитого только что убийства, унял дрожь в руках и пошёл к реке, откуда, как показалось ему, доносился плач ребёнка. Не дойдя до воды, он наткнулся на яму, накрытую тремя берёзовыми стволами. Там вроде кто-то был, но рассмотреть во тьме ничего было нельзя. Он сбегал к костру, выхватил из него пылающую головню и вернулся назад к яме. Снизу на него глядели десятки испуганных глаз. Вновь заплакало дитя, державшая его женщина в испуге заткнула ребёнку рот.
— Эй, православные, сколь тут вас? — спросил Тимофей. В ответ послышались, радостные и ещё робкие возгласы. Пленные оживились, узнав в человеке наверху русского, а не татарина.
Яма была неглубока, но самостоятельно выбраться, отодвинув поваленные деревья, люди не могли. Они были измучены и избиты. Под ногами хлюпала вода по щиколотку, и ни отдохнуть хоть немного, ни заснуть было невозможно.
— Потерпите малость, — ободрил их Тимофей.
Он отбросил головню и обеими руками сдвинул в сторону одну берёзу. Сразу же к нему потянулись руки.
— Кто посильнее, давай сюда, — велел Тимофей.
Он вытащил наверх довольно плотного мужика.
Вместе они отодвинули ещё две берёзы и принялись вытаскивать из ямы пленников. Все они были ещё достаточно молоды, чтобы выдержать дальний переход и не умереть по дороге в Орду. Именно таких татары брали в плен, людей постарше они убивали на месте за ненадобностью.
— Спасибушки, родной, — плакала женщина с ребёнком на руках. Другие кланялись своему избавителю в пояс.
— Пока темно, к лесу идите, схоронитесь тамо, — сказал Тимофей. — Не ровен час басурманы воротятся. А лихие люди, что татар перебили, не защита вам. Слишком далеко не заходите в лес, однако, заплутаете. Лесом и добирайтесь до дому сами.
— Да мы знам, мы знам, — закивали селяне. Некоторые уже ковыляли на затёкших ногах через луг в сторону леса.
— Руса в какой стороне? — спросил Тимофей.
— В той вон, — указал ему мужик, которого он вытащил первым. — Ты только не ходил бы туда, родимый, москвичи в Русе, новгородцев не щадят.
Тимофей кивнул.
Вскоре никого не осталось возле ямы. Тимофей попытался поточнее определить место, откуда он с разбойниками вышел сюда из леса, и быстро зашагал в ту сторону в обход шатра. Через минуту спохватился, что оставил у костра меч, но, подумав, не захотел возвращаться за ним. Пройдя шагов тридцать, он остановился и прислушался. В ночной тишине слышно было, как переговариваются разбойники и со звяканьем набивают мешки татарским добром. Других звуков он не услышал.
Он свистнул негромко, надеясь услышать ответный Прохин свист. Но никто ему не отвечал. Тимофей прошёл ещё немного к лесу и снова посвистел. Вновь никакого не было отклика. Или был?.. Почудилось, что кто-то вроде свистнул в ответ, но только совсем с другой стороны, нежели он ожидал услышать. Затем уже не свист, а нарастающий гул услышал он, который невозможно было спутать ни с каким другим. Из-за береговой излучины с улюлюканьем выехал большой отряд татарских конников, рассыпаясь по лугу. Во