Подсказка: подумай, как ведешь себя ты, если хочешь кому-то понравиться или показаться более серьезным, ответственным, взрослым, а также что в таких случаях делают твои друзья или одноклассники.
Политическая сила и человеческая слабость: один день из жизни нового члена парламента (29 января 1960 года)
— Представляете: в аэропорту Йоханнесбурга я пересаживаюсь в самолет, который должен лететь в Лагос виа Кано. И тут обнаруживаю, что запаковал в чемодан книгу, которую читаю. Смотрю — на кресле через проход лежит «Ивнинг Стандарт». Еще подумал: будь благословен тот, кто ее бросил здесь и спас меня от нескольких часов скуки. Разворачиваю, а там фотография Мэгги с Берти Блатчем. И подпись: что-то вроде «Берти Блатч почти до неприличия пылко поздравил нового кандидата тори от округа Финчли».
Дэнис Тэтчер сакрастически улыбнулся одними уголками губ. Альфред Робертс, слушавший зятя, закашлялся. «Да, вот она — современная политическая журналистика… В сути дела не разбираются, зато каков полет фантазии! Все эти намеки, домыслы… Представляю, каково Мэгги это читать», — думал ее отец.
— Полагаю, поездка была сорвана? — поинтересовалась Беатрис Робертс. Несмотря на слабость и нездоровье в последнее время, она великолепно умела сглаживать острые углы и заполнять паузы.
— Как только самолет приземлился, сразу взял другие билеты и через два дня был дома!
В беседу вмешалась Маргарет.
— И тут уже я расскажу, как выглядел «допрос», и как мне не хватало Дэниса. Конечно, моя речь была образцовой. Все тезисы были логичны и последовательны, все они подтверждались фактами. Проблемы Финчли рассматривались через увеличительное стекло проблем экономики Великобритании и вызовов международной политики, все это было приправлено едкой критикой социалистов, упакованной в дозированное количество шуток. Я знала речь наизусть, но не могла отделаться от навязчивой мысли, что все остальные трое кандидатов из шорт-листа были мужчинами, и все они — были с женами. Я же была сама, а место пребывания Дэниса определялось мною на тот момент как «где-то посреди Африки». А потом начались вопросы…
— Не сомневаюсь, что именно в это слабое место члены совета и били, — веско сказал Альфред Робертс дочери.
— Ну, разумеется, — вздернула бровь Мэгги.
— А скажи мне, дорогая, что тебе помогло? Что позволило собраться и справиться со всем этим?
— Ты помнишь, как я выступала в школе на конкурсе стихов и выиграла его? Я вспомнила свое ощущение — не когда я читала сами стихи, а как я, отвечая учительнице, дерзко сказала «Я это заслужила!» Иногда, когда я выступаю, то воображаю, что эхо этих слов наполняет зал и отражается от стенок гулом тысяч колоколов. В такие дни мои речи особенно успешны…
И Альфред Робертс с удовольствием для себя отметил, как Маргарет Тэтчер, ярая тори и член Парламента от округа Финчли, смутилась от своей откровенности.
— А как ты поняла, что стала кандидатом? И что ты почувствовала в тот момент? — спросила дочь Беатрис.
— О, ожидание решения было почти бесконечным! В какой-то момент я почувствовала… Равнодушие ко всему происходящему, что ли… Пусть уже кто-нибудь выйдет, назовет имя, мужское, разумеется, и я поеду домой, к детям. Даже решила: вот если ничего не прояснится до определенного часа — я развернусь и уйду. А ровно за 5 минут до назначенного времени открылись двери, появился один из членов комитета и сразу заговорил — со мной. В эту секунду я поняла: вот он, миг моего торжества. Надо было видеть эти маски напускного равнодушия у моих оппонентов! Точно как у тех моих одноклассниц, с которыми я когда-то стихи читала…
— А точные результаты — ты их помнишь? — барабаня пальцами по столу, спросил Альфред.
— Первый раунд принес мне 35 голосов против 34 у моего ближайшего соперника. Во втором раунде, когда голосовали только за нас двоих, я получила 46 голосов, а он — 43. Как видите, разрыв был невелик, но сами знаете: здесь вторых мест быть не могло. Я получила первое, но не все были этому рады, — сказала Маргарет.
— Это были просто шушуканье за спиной или тебе действительно пытались помешать? — поинтересовался отец.
— У меня не было времени и сил на расследование. Знаю, что недовольные моей кандидатурой объединились вокруг одной пожилой леди и пытались интриговать, чтобы устроить переголосование. Это выглядело довольно откровенно — необходимо было дать им понять, что эти попытки лишены смысла. Конечно, я этого сделать не могла, но тут мне и помог председатель округа Берти Блатч. Я выступила с еще одной речью, и он меня очень тепло и несколько демонстративно поздравил. Полагаю, он хотел дать сигнал недоброжелателям, что вопрос с кандидатом от Финчли решен, и решен окончательно. А дальше произошло одно из двух: или журналисты нашли недовольных, чтобы написать «интригующую» статью, или недовольные нашли журналистов, которые согласились ее состряпать. Вот, собственно, суть того заголовка, который рассмешил Дэниса еще в Африке и возмутил тебя, папа.
«Прямота! Именно эта обезоруживающая прямота, которая, по сути, есть оборотная сторона ее тонкой дипломатии и чутья — вот за что я люблю ее», — вдруг подумал Дэнис.
Маргарет продолжала свой рассказ о последующих месяцах, предшествующих самим выборам, но Дэнис почти не слушал ее. Он и так все знал: и о письме Маргарет Тэду Хиту, и о том, как она долгие месяцы подряд трижды в неделю обходила дома жителей округа, и о том, как она восстала против препятствий, чинимых некоторыми консерваторами представителям национальных меньшинств и, получив пару десятков врагов внутри партии, завоевала сердца тысяч избирателей… Поддерживая жену, он знал об этом и еще о сотне эпизодов победной избирательной кампании, как знают событиях на фронте оставшиеся в тылу. Дэнис перебирал эти воспоминания, смотря на игру огня в камине. Только когда речь зашла о главном событии — самом дне голосования на выборах в парламент — он включился в разговор.
— Да, мы вместе проголосовали на нашем домашнем участке и сразу поехали в Финчли. Мэгги настояла на том, чтобы по нескольку раз посетить каждый участок — мы это сделали. Потом поехали к Блатчам на ужин, но, как вы понимаете, все были как на иголках. Вернулись в штаб, где нам дали комнату — в ней даже телевизор был! Мы его, конечно, немедленно включили. Вообще, мне кажется, эти выборы в Англии запомнят надолго: впервые новое чудо техники играло такую важную роль в кампании, затмив и личные встречи, и радио, и газеты… Впрочем, я отвлекся, да, Мэгги!
И она «поймала мяч», заговорив вновь:
— В первом часу ночи нам сказали, что вот-вот будут результаты. Попросили выйти на трибуну. Возможно, другой кандидат от столь надежного для консерваторов округа как Финчли, был бы совершенно самоуверен или самодоволен. Но у меня после пары случаев было немного суеверное убеждение, что такое ощущение приводит к чему угодно, только не к победе. Поэтому я поднялась на трибуну и с застывшей улыбкой стала рядом с Дэнисом. Не хотела, чтобы кто-то понял, как неуверенно я себя чувствовала в этот момент. Уполномоченный по выборам стал зачитывать все цифры: «Дикинс, Эрик Петро — 13 037 голосов (аплодисменты лейбористов). Спенс, Генри Айвен — 12 701 (аплодисменты либералов)… Тэтчер, Маргарет Хильда — 29 697». Я так устала, что в тот момент почти не понимала сути этих цифр. И только когда после самого знакомого мне имени — моего собственного — аплодисменты значительно усилились, я поняла, что я выиграла. Почти сразу цифры написали — и тут я осознала, что отрыв был огромным. Значит, результаты не могут быть оспорены, а я в безопасности… и член парламента.
— Потом еще Мэгги произнесла краткую речь, — подхватил Дэнис. — Она поблагодарила избирателей, партию и помощников — формальные, в общем-то, вещи, но в исполнении Маргарет они не были банальностью. Приняли поздравления — это еще отняло часа два. Домой мы приехали уже под утро и радостно сообщили Марку и Кэрол, что они могут готовиться к чаепитию на террасе Палаты общин…
— Что-что? — встрепенулась задремавшая было Беатрис.
— Ах, мамочка, ты же об этом не знаешь! Когда год назад меня выбрали кандидатом от Финчли — я неосмотрительно сказала детям, что если они будут себя хорошо вести и не мешать, то я стану членом парламента и смогу их взять на чай в Палату общин выпить чаю. Ну, сказала и сказала, а они запомнили! И потом все эти месяцы я должна была отвечать на вопросы вроде «Ну когда же настанет этот счастливый день?», выслушивать комментарии «Я вот расскажу маме о таких-то твоих безобразиях, и тебя не возьмут пить чай в парламенте». А в редкие минуты отдыха я должна была еще и играть с ними «в чай», поочередно изображая то премьер-министра, то депутата, а пару раз даже королеву. В общем, всех, кого они видели по телевизору!
И вся семья залилась смехом — то ли от мысли о проделках шестилетних близнецов, то ли от удовольствия и гордости. Гордости, что именно она, 34-летняя молодая женщина, сидящая перед ними у камина и рассказывающая о шалостях своих детей, завтра вернется в парламентское кресло, обитое зеленой кожей. И будет вновь протестовать против идеи о правительственном контроле цен, призывать к расширению прав частных домовладельцев и сходиться с лейбористами в битве за снижение налогов.
Дэнис искал свою записную книжку, перевернув вверх дном всю машину. «Конечно, в темноте, да в незнакомом месте пытаться что-то найти — бесполезно», — подумал он. Ежась от влажного январского ночного воздуха, он засунул руку в карман пальто и, разумеется, обнаружил то, что он тщетно искал почти час. «Как бизнесмен и муж члена парламента может быть таким рассеянным?», — удивился сам себе Дэнис.
Он, стараясь не шуметь, поднялся в маленькую комнату, которую родители Маргарет отвели под гостевую спальню. Половица предательски скрипнула, и Дэнис заметил узкую полоску света, пробивавшуюся из-под двери. Маргарет писала.
— Я думал, ты уже десятый сон видишь! — сказал он жене.