— Папа, мама, вы же меня отпустите? — сквозь слезы спросила Мэгги. — Я ничего так не хочу, как учиться в Оксфорде! Я буду очень-очень стараться!
— Да, дорогая. Отпустим. Я побегу на почту — постараюсь успеть до закрытия отправить телеграмму о том, что ты согласна. А потом зайду на станцию и возьму билеты, — успокоил дочь мистер Робертс.
— Папа, спасибо! — взвизгнула Мэгги и повисла у него на шее. — А когда я поеду?
— Успокойся, не на ночь глядя, конечно. Но нужно поспешить, поскольку занятия уже начались. Сегодня вторник, завтра среда и твой день рожденья… Где же мои очки? Ах да, вот они, в кармане жилета… Несмотря на праздник и выходной — завтра ты пойдешь в школу и уволишься. Думаю, мисс Гиллис, узнав эту новость, даст тебе расчет очень быстро. Потом пойдешь в столовую — если заменить тебя будет некем, то отработаешь завтра последний день. Постараюсь взять билет на четверг — чтобы у нас была пятница для оформления всех бумаг и выходные на поиск подходящего жилья для тебя, — мистер Робертс говорил, наскоро обуваясь и всовывая руки в рукава пальто.
Уже открыв двери, он взял из рук Маргарет зонтик и вдруг поцеловал ее в макушку:
— Мэгги, дорогая, извини! Я, кажется, даже не поздравил тебя! Ты это заслужила — как никто другой!
И уже отвернувшись, пробормотал себе под нос:
— Подумать только, моя маленькая Мэгги — студентка Оксфорда! Теперь я просто обязан стать мэром на следующих выборах!
1. Где и кем работала Маргарет перед тем, как стала студенткой Оксфорда?
2. Какой предмет, отсутствовавший в школьной программе, но необходимый для поступления, Маргарет освоила самостоятельно?
3. Как ты думаешь, почему Маргарет так заинтриговала поездка знакомого офицера и почему она происходила в обстановке секретности?
Подсказка: если сомневаешься в своем ответе, погугли фразу «открытие второго фронта».
Мечты и планы: день, когда были угаданы тайные мысли студентки-химика (26 июня 1946 года)
«Как он посмел! Как он мог! Нужно было отшутиться, а я… Нет, нельзя, нельзя быть такой откровенной с мужчинами!»
Тысячи мыслей роились в голове Мэгги. Она подошла к небольшому зеркалу, висевшему в коридоре оксфордской квартиры, которую она снимала с двумя другими студентками и где, как ей показалось, никого не было. В зеркале мисс Робертс, студентка химического факультета, обнаружила миловидную кудрявую двадцатилетную девушку в сине-белом платье. «Таких девушек сотни, если не тысячи в Англии… Они учатся, работают, танцуют, встречаются с молодыми людьми и рассматривают витрины магазинов. Им это интересно, они выглядят вполне счастливыми и довольными. Почему же я, похожая на них, хочу совсем другого? Или со мной что-то не так?» — думала Мэгги, все пристальнее рассматривая свое отражение.
Она поставила перед собой деревянный ящик — тот, в котором мама отправляла ей пирожные для недавнего благотворительного вечера, поднялась на него…
— А теперь со своим докладом выступит мисс Робертс, член парламента от консервативной партии! — торжественно произнесла Мэгги измененным «мужским» голосом.
Слегка придерживая слишком пышную, как для английского парламента юбку, она взгромоздилась на ящик из-под пирожных и начала свою речь.
— Леди и джентльмены! Мой сегодняшний доклад будет посвящен беспристрастной оценке результатов так называемой борьбы с безработицей, которую ведет наше правительство, состоящее, как вы знаете, преимущественно, из лейбористов. Изучив статистические данные за последний год, я обнаружила, что несмотря на сокращение числа безработных, многие работают не по специальности. Особенно это касается трудоустройства бывших солдат и офицеров, которые вынуждены браться за поденную неквалифицированную работу. В то же время, растет число тех, кто даже не предпринимает усилий для поиска даже такой работы, поскольку продовольственный паек гарантирован им государством. А правительство публикует радостные отчеты, с которыми вас ознакомил предыдущий докладчик…
«Впрочем, нет, не пойдет. Это скучно. И миссис Гейтхаус меня раскритиковала бы. Я говорю слишком книжно — так нельзя. Нужно рассказать историю… Но как это сделать? Какая история или случай заставит всех этих напыщенных лордов слушать меня?» — подумала Мэгги. И вдруг ее осенило.
— Вчера я выступала на митинге. После выступления ко мне подошел пожилой мужчина, похожий… да, похожий на моего отца. Я хорошо запомнила, что сказал мне этот человек: «Я всегда жил по средствам и во многом себя ограничивал. Именно поэтому я смог к старости скопить немного денег. И теперь мне, именно мне государство не собирается помогать. А ведь если бы я потратил все свои сбережения — правительство бы мне помогло!» В этих словах, господа — вся несправедливая суть того социального государства, которое изо всех сил создают лейбористы. Они говорят, что они отстаивают право на достойную жизнь «маленького человека», и поэтому дают ему пособия. Но ведь деньги на эту социальную помощь они берут не так у богатых, как у этого самого старика, который всю жизнь работал и платил налоги! Почему тот, кто транжирил, жил не по средствам, привык ожидать подачек, должен иметь тот же уровень жизни, что и ответственный гражданин, способный позаботиться о себе и своей семье? Лейбористы хотят, чтобы все жили одинаково. Но они не договаривают фразу до конца. Им нужно честно сказать: «Мы хотит, чтобы все жили одинаково бедно!» А мы, консерваторы, хотим, чтобы те люди, которые усердно трудятся, могли себе позволить жить хорошо. Остальные же должны быть обеспечены минимальными благами, которые позволят им не опуститься до преступлений, совершаемых от бедности. Но в то же время, этот минимум должен стимулировать, чтобы люди захотели пойти на работу и как-то улучшить свое положение. Получение социальной помощи не должно быть выгоднее, чем труд. Возможно, с точки зрения социального государства это неправильно. Но с точки зрения честного человека — это всего лишь справедливо! — разгорячившись от убежденности в собственной правоте, Мэгги топнула ногой.
Фанерный ящичек, на котором она стояла, хрустнул, и девушка оказалась на полу. «Слава Богу, хоть чулки целы… Да, миссис Гейтхаус одобрила бы начало, но раскритиковала слишком темпераментный конец. Нужно сдерживать себя», — подумала девушка.
Отворилась одна дверь, и на пороге в ночной рубашке предстала заспанная Роуз, одна из соседок Мэгги.
— Что за шум? У нас же завтра экзамен, нужно выспаться… Ой, а почему ты сидишь на полу? Ты не ушиблась? — участливо спросила она.
— А это наша Мэгги выступала в парламенте и под ней рухнула трибуна, — насмешливо сказала вторая соседка Дороти, открывая дверь своей комнаты.
Поняв, что ее подслушивали, Мэгги вспыхнула до корней волос. Чтобы никто этого не заметил, она стала собирать обломки злосчастного ящика. А Дороти продолжила отпускать свои шпильки.
— Я уверена, Мэгги, что тебе лучше быть не каким-то там рядовым членом парламента, а целым лордом, то есть, леди-канцлером!
— Это почему же? — спросила Мэгги, изо всех сил изображая равнодушие.
— А падение будет не таким громким! Ведь лорд-канцлер уже много веков восседает на мешке с шерстью! — так и покатилась со смеху Дороти.
Роуз взяла Мэгги за руку.
— Идем ко мне в комнату. Не обращай на нее внимания.
— У нас же экзамен у мисс Ходжкин! Нас ждет структура пенициллина и грамицидин Б…
— Мэгги, ты достаточно знаешь об этом. И мисс Ходжкин тоже знает, что ты знаешь. Недаром она ведет твой с Герхардом Шмидтом исследовательский проект. Мой, например, она вести не стала, для нее моя работа слишком примитивна.
— Но и тебе сдавать экзамен!
— Да выкручусь как-нибудь, не впервый раз! Пойдем, расскажешь, как прошла твоя вечеринка. Познакомилась ли ты с каким-то интересным молодым человеком? О, я вижу, ты снова покраснела! Мне так хочется узнать все подробности! — Роуз потащила соседку за рукав в свою комнату и плотно закрыла двери прямо перед носом Дороти.
Маргарет осторожно вошла и в темноте нащупала стул. Она была серьезна, а Роуз чуть не взвизгивала от девичьего любопытства.
— Роузи… Это не совсем то, о чем ты подумала… Наверное, тебе сложно будет понять, да и тебе это неинтересно… Мы стояли кружком — я, Дэвид, Кит, Энтони, в общем, все из нашей АКПОУ. Я даже не танцевала — ты же знаешь, в отличии от большинства девушек я туда вступила вовсе не для того, чтобы найти себе пару. В общем, рядом с нашей группой был еще один молодой человек, которого мне не успели представить, но который прислушивался к нашей беседе. Я говорила о том, что с поражением на выборах 1945 года нельзя смиряться, что лейборизм — это путь к катастрофе. Что нужно использовать этот временный отход от власти для осмысления ситуации, чтобы обновить ряды партии к будущим выборам, которые мы обязаны выиграть… И этот молодой человек…
— А кто он, Мэгги? Он тебе понравился? — перебила Роуз.
— Не в том дело, понравился ли. Скорее да, чем нет, он мне показался неглупым и даже проницательным. Ты поймешь почему… Мне потом сказали, что это Уильям Риз-Могг, и что он пишет для «Таймс», ты могла читать его статьи… В общем, он спрашивает, как я предлагаю обновлять партию. Я и ответила искренне, что к следующим выборам мы должны подойти с новым набором смыслов и лозунгов, понятных избирателю, и с новыми лицами в руководстве. Что нужно выдвигать молодых людей и девушек, в том числе, из среднего класса, а не только этих старых лордов, время которых безнадежно ушло. И Уильям говорит, обращаясь ко мне: «Наверняка вы хотите стать членом парламента!». А я возьми да и ответь: «Да, это именно то, чего мне больше всего хочется!» Представляешь?
— И что же в этом ужасного? — непонимающе спросила подругу Роуз.
— А то! Я точно знаю, что я была бы гораздо полезнее в качестве депутата или министра, чем в качестве преподавателя или химика, на которого я учусь. И я знаю, чем бы я занималась в парламенте или правительстве. Но при этом я совершенно не понимаю, как туда попасть! — отчаянно воскликнула Мэгги.