Призванный ответить, тяжело вздохнув, укоризненно посмотрел на даму, но той — как с гуся вода.
— Лозунгов таких у нас никогда не было, а про фашизм, извольте, поговорим. Слово происходит от итальянского fascio — по-нашему куст. Кустовой способ существования, значит. В нашей политической географии это какой способ? Известно, кланово-этнический. И когда же это русские таким способом существовали? Я вот, хотя времени мало совсем, но книжки почитываю, приходится, иной раз, извиняюсь, и в туалете.
— А в туалете хорошо читается, — нестеснительно поддержал Соколов.
— Да-с, философ наш Иван Александрович Ильин подчеркивал — наоборот, не солидарные мы русские люди, не корпоративные. А вы про фашизм. И как практик могу сказать: вот люди с Кавказа, я против, лично, ничего не имею, вот у них семьи-кланы огромные — деньги соберут, здесь в Москве магазинчик откроют, без кредита всякого. Поработают там сами, не отрицаю, поначалу здорово поработают. Еще раз накопят-соберут — второй магазинчик. Глядишь, в третьем уже работают девчонки из Молдавии, с Украины, а машины у хозяев с битых жигулей на иномарки поменялись. А мне где взять на мои пирожки?
Соколов: Пирожки печете?
— Да, этими вот самыми, — мужичок поднял слегка когтистые руки, — коммерческий кредит мне не по силам, а эти вот, — он ткнул пальцем на оппонента, — денежки за границей держат под три-четыре процента. Я б с удовольствием взял под четыре валютных процента, — он ткнул туда же, — так не дают. Рынок это что? — он посмотрел на ведущего. — Я вот Кейнсов-Фридманов не читал, но знаю, рынок — это условия равных возможностей. А вы фашизм, да фашизм.
Мужичок махнул рукой и совсем огорчился.
Однако тут вступили его секунданты.
— Гелла, как ты можешь быть в двух местах сразу?!
— О, милая, это совсем нетрудно. Вот в трех-четырех сразу бывает иногда затруднительно.
— Нарколог, — представилась пушистая брюнетка с зелеными глазами. — Вашей партией был принят закон, согласно которому любой человек мог иметь с собой до десяти порций сильного наркотика. Этого вполне достаточно для мелкооптовых торговцев, которые орудуют на дискотеках, да и повсюду.
— Этот закон больше не действует.
— Знаю, но когда тот принимали, чем руководствовались?
— Мы исправляем ошибки на марше.
У ведущего Соколова перекосило физиономию.
— А куда маршируете?
Не дожидаясь ответа, он предоставил слово второму секунданту.
Мужчина в строгом темном костюме и галстуке, глаза странно разные — темный и серебристый.
— Руководитель охранной фирмы ОГПУ.
Соколов: То самое?
— Охрана Граждан и Правовые Услуги.
Соколов: Фу, отлегло.
— Не буду рассказывать как легко проводить селекцию мигрантских потоков через наши представительства в странах ближнего зарубежья.
Соколов: Действительно легко?
— Небольшой дополнительный штат и элементарное сотрудничество с местными МВД. Последний закон, позволяющий регистрировать трудовых мигрантов просто в канавах, которые они роют, это издевательство над человеком. Могу сказать, что кроме профессиональных криминальных элементов огромную часть преступлений совершают люди, доведенные до края свинским состоянием и нуждой.
— Этот закон сейчас корректируется.
— Но повторю вопрос коллеги — по каким соображением принимался тот первый?
— Я уже говорил, мы исправляем ошибки на марше.
Соколов: Да слышали. Перерыв. В конце восемнадцатого века графиня фон Вейн обвинила свою кухарку в систематической краже сахарной пудры. Та, обидевшись, вызвала ее на дуэль. Умевшая хорошо фехтовать графиня благородно предложила сразиться на сковородках, — Соколов опять принял вид человека, сообщающего важную новость: — И победила в этом бою.
Поначалу редакция передачи извлекала истории про казусные дуэли из всевозможной литературы, но скоро и казусы истощились, и сама редакция поняла, что выдумывать истории проще и гораздо удобней.
Он перестал любить Учителя, и не понимает сейчас, ради чего все это было. Разве он стал бы хуже душой, если бы зарабатывал, например, как меняла. Мог не милостыню просить, а сам помогать.
И не видит он разницы в людях за те три года, что Учитель ходит и проповедует — всё столько же тех, кто любит добро, всё столько же тех, кто к нему равнодушен.
«Энергетик» позвонил Администратору и сказал только два слова:
— Вариант подходящий.
В третьем раунде вопросы задавал сам Соколов.
Как-то не очень ему хотелось спрашивать что-то у этого туфтуна — бывшего комсомольского и райкомовского проныры — поэтому он приступил к мужичку.
— Трудно в малом бизнесе? Скажите честно, обирают со всех сторон?
— Так, без штанов оставляют.
Мужик начал грамотно излагать — что и как, а Соколов сочувственно кивал головой.
Через две минуты в аппаратную позвонили, знакомый голос генерального директора канала, задыхаясь, проговорил:
— Вы там с ума сошли?!
— Почему? — очень удивился режиссер передачи.
— У вас человек без штанов стоит!
— Какой человек? — режиссер перевел взгляд с мониторов в зал.
— Мужик этот, булочник!
Он опять посмотрел — все нормально, мужик недорого, но прилично одет, вот опять тычет на оппонента, и Соколов что-то у того переспрашивает.
Он вдруг понял — Васька Безуглов — талантливый, сукин сын, который озвучивает на телевидении почти все известные голоса. Когда они с Соколовым зашли выпить кофе, группа с Безугловым, отснявшая очередной сериал, сидела за сдвинутыми столами, и Васька хитро на них посмотрел. Болтает, значит, сейчас из кафе по мобильнику.
— Кончай, Васька, мы работаем.
— Ка-кой я тебе Васька!
Режиссер положил трубку и нажал кнопку режима «молчание».
Передача откровенно шла «в одну сторону», выслушав, безразлично, очередные декларации про «стабильность» и «шаг за шагом», Соколов хотел обратиться к симпатичному мужичку-работяге, но услышал в заключение деклараций:
— На том стояла и стоять будет наша партия!
— Ну, — улыбнулся мужик, — будет стоять или не будет, мы еще посмотрим.
— А с чем пирожки печете?
— Разные: с капустой, со сладостями.
— И мясные?
— А как же — с кот… с которыми много хлопот. Да вон, попробуйте, я прихватил несколько ящичков.
Он хлопнул в ладоши, и в зале появились молодые румяные молодцы во всем белом от колпаков до бахил.
Пошла быстрая раздача пирожков публике — каждый в оберточке, чтобы не пачкались пальцы, — румяный молодец одарил также экспертов-судей, поднес оппоненту и Соколову, оппонент демонстративно отказался, а Соколов почувствовав приятный аромат мяса и хорошего теста, взял сразу два.
Кажется, он взял потом еще два.
Передача закончилась с огромнейшим перевесом в пользу хорошего мужика, зал пустой, режиссер вышел из аппаратной.
— Робертыч, ну хватит жрать. Нам бы оставили.
— А вкусные!
«Сделал дело — гуляй смело».
Смело еще потому, что семья сейчас купается в Красном море, и на удобном таком расстоянии, ну, не может он не позволить себе эту журналисточку — интеллектуалочку с умными игривыми глазками.
Рабочие разбирают сцену и говорят между собой, что кошатиной очень воняет.
С интеллектуалочками как-то иначе совсем, как-то это переходит элегантно у них от одного к другому.
Она ждет у машины, и Соколов заспешил.
Еще ему нравилось, что она зовет его на ты и по фамилии, и с хорошим юмором девочка.
Опоздал не он, а она — ах, простительно!
Он включил зажигание…
— Соколов, что это?
— Что?
— Вонь кошачья.
Откуда в салоне его автомобиля вообще какая-то вонь? Или масло где-нибудь подтекает?
— Фу, Соколов, ты нарочно?
— Что нарочно?
— Намазался чем-то, я не знаю. От тебя кошатиной невозможно прет.
Он опять удивился такой нелепости и услышал:
— Соколов… я никуда не поеду.
Шестой
Память, всесильная память, сложила теперь всё в единое целое, и это целое вызывает ощущение легкого ужаса.
Даже не легкого, иногда.
Разбитое по фрагментам, оно и выглядело частными случаями различных уводов денег и крупных хищений, оставшихся в подавляющем большинстве в виде закрытых или безнадежно неоконченных дел.
А вместе всё, всё вместе — каким страшным носителем информации, разум сказал, он является!
Да как же они до сих пор не поняли и не добрались до него — и те, что эти, и те, что те.
«Второй контрольный» — маячит теперь в голове будто из очередного телевизионного сообщения, то есть про пулю в его голове.
Бежать!
Если это не случится сегодня, то завтра или послезавтра.
Да как оно еще не произошло?!
Министр перекрестился… потом еще несколько раз.
Бежать!
Куда?..
В Швейцарию, к Карле Дельпонте — любит немолодых мужиков старая кляча.
С деньгами вот только…
А что с деньгами, вот они деньги — у него в голове!
Пока там нет еще пули.
Сиди и строчи на компьютере.
Какой там Коржаков с его книжицей про пьяного Ельцина!
Миллионами отчетливо пахнет.
Сны
Поле летнее, северной природы — цветочки маленькие редкие, застенчиво нежные. Ноги легко ступают по сухой, мшистой немного, почве, на которой ярко-зелеными кружочками разбросан лишайник.
Тепло, хорошо.
Рядом труба, уходящая строгой линией к горизонту.
Труба выше пояса, тепловатая, приятно, на ощупь.
В трубе иногда что-то цыкает — газовый конденсат идет под напором, и иногда там возникают воздушные пузыри.
Труба, словно линия жизни — бесконечная, говорящая, что и жизнь никогда не кончится.
Хорошо так идти… идти и идти.
Ни души кругом — он и труба.
Даже в воздухе ничего не летает.
Небо… ноги остановились, чтобы рассмотреть высокие отдельными кучками облачка…
Славные.
Отчего-то взглянул назад.
Показалось, сначала, туман вдалеке широко расстелился, но не светлый, коричневатый какой-то… и будто шевелится… весь колебл