– Его дочь! Его сообщница! Бедняжка, вероятно, и не знала, что творит, так как действовала по наущению отца.
Растерянный, дрожащий, с мокрыми от пота волосами, съежившийся в кресле, Людовик едва ли слышал последние слова, с которых Валуа уже начинал выстраивать защиту Миртиль.
Сотни мыслей роились в голове короля. Слова колдуньи из Тампля, рассказ Ланселота Бигорна смешивались в его мозгу, образуя странную амальгаму из мрачных мыслей, на которые ложилась тень черных крыльев суеверия.
Пока Валуа прикидывал, как объяснить, почему Миртиль уже нет в Тампле, почему он увез ее и теперь держит в заточении в своем доме, король припомнил лицо той колдуньи, которую он видел в темницах Тампля и которая, как теперь оказалось, была дочерью Мариньи.
– Святые небеса! – бормотал он себе под нос. – Но как у Мариньи, которому сейчас около сорока пяти, может быть дочь примерно такого же возраста?
Внезапно он хлопнул себя по лбу и прошептал:
– Понял!..
И тогда произошла сцена сколь комичная, столь и зловещая.
Было в этом некое мрачное кви про кво[9]: король думает о Мабель, у Валуа перед глазами стоит Миртиль, тогда как оба в этот момент разговора представляют себе ту единственную колдунью, что изготовила эту дьявольскую фигурку.
– Валуа! – воскликнул вдруг король с победоносным видом. – А ты заходил еще хоть раз к этой колдунье с тех пор, как арестовал ее в Ла-Куртий-о-Роз и поместил в Тампль? Ты спускался в ее камеру?
– Сир… – пробормотал Валуа, который, дойдя до критического момента своего обвинения, ломал голову в поисках естественного объяснения превращения Миртиль в Мабель.
– Ты ведь еще не раз ее видел, не так ли? – настойчиво допытывался король. – Скажи-ка мне, а она молодая? Иначе и быть не может, раз уж она – дочь Мариньи. Должно быть, ей лет этак двадцать-двадцать пять?
– Самое большее – семнадцать! – глухо пробормотал Валуа, в котором беспокойство росло с каждой секундой.
– Семнадцать лет! – вскричал король. – И именно на столько она и выглядела, когда ты ее видел?
– Безусловно, сир! – удивленно промолвил Валуа. – Это молодость во всем ее ярком цветении, – добавил он со страстным содроганием, – красота во всем, что есть в ней грациозного и приятного.
В ответном взгляде короля явственно читалось сожаление.
– Стало быть, – сказал он, – тебе она показалась не только молодой, но еще и красивой? Так вот, Валуа, слушай! Вот что доказывает, что мы имеем дело с настоящей колдуньей: передо мной она приняла лицо отвратительной старухи!
Потрясение Валуа было столь глубоко, что пару секунд он не мог понять, а не ведет ли с ним король некую ужасную игру?
– Сир, – пролепетал он, – я не понимаю…
– А вот я понимаю! – воскликнул Людовик, просияв. – Бигорн всё мне рассказал: эта девушка, Валуа, не только колдунья, но еще и фея.
– Бигорн!.. Фея!.. – прошептал изумленный Валуа, проводя рукой по взмокшему от пота лбу.
– Ну да, – подтвердил Людовик Сварливый, – фея, то есть одно из тех существ, которые способны принимать любые формы, вероятно, чтобы ускользать от мести христиан. Впрочем, – добавил он, резко вскакивая на ноги, – мы взглянем на нее вместе. Но что это с тобой, Валуа? Давай, пойдем, посмотрим, а заодно и проверим, кто из нас был прав!
– Так она здесь? – пробормотал испуганный Валуа.
– Я приказал Транкавелю доставить ее во дворец. Ее должны были привезти еще ночью.
Король направился к своей спальне. Граф двинулся следом, пошатываясь и спрашивая себя, к какой катастрофе он идет.
В прихожей король на секунду задержался. Там, перед дверью, с обнаженными шпагами дежурили Транкавель и двенадцать стражников.
– Как там колдунья? – спросил король.
– Ожидает воли короля! – промолвил капитан стражи. – Но, сир, в соответствии с вашим указанием, я также привез сюда мэтра Каплюша и вашего казначея. Они здесь с трех утра.
Король перевел взор в угол прихожей и действительно заметил своего казначея, который скромно стоял у стены, держа в руках три мешка с экю.
Казначей поклонился, с учтивой улыбкой присел в реверансе и продемонстрировал мешки.
– Хорошо! – сказал король. – Можете возвращаться обратно…
– С мешками, сир?
– Да, с мешками, в которых я больше не нуждаюсь, и, в память об этом случае, один из них оставьте себе.
– Стало быть, я могу пойти поспать? – спросил казначей с новым глубоким поклоном.
– Проваливай к черту! – буркнул Людовик Сварливый.
Валуа в это время не сводил глаз с противоположного угла комнаты, где крепко спал на банкетке Каплюш. Заплечных дел мастер держал в судорожно сжатой руке три совершенно новые и тщательно промасленные веревки с уже завязанными узлами.
– Для кого эти веревки? – пробормотал чуть дыша испуганный Валуа.
– Вашего палача тоже отослать, сир? – вопросил Юг де Транкавель.
Король повернулся к Каплюшу, на мгновение задумался, а затем сказал:
– Нет, этого оставьте. Возможно, он и его веревки мне еще понадобятся. А пока – пусть дрыхнет!
Все, кто присутствовал при этой сцене, побледнели; каждый, начиная с Транкавеля и заканчивая последним из стражников, спрашивал себя, кому предназначаются эти три веревки.
«Три веревки! – мрачно размышлял Валуа. – Первая – для колдуньи, вторая – для Мариньи, третья – для меня!..»
Не побледнел лишь мэтр Каплюш, который так и продолжал спать, с веревками в руках.
– Ты отвел колдунью в мою спальню? – спросил король.
– Нет, сир, – отвечал Транкавель. – Я счел, что будет лучше, если она посидит в кабинете, где нет ни дверей, ни окон, через которые она могла бы сбежать.
– И правильно сделал, мой дорогой Транкавель.
И король, все так же сопровождаемый Валуа, у которого уже не гнулись ноги, вошел в свою спальню. Там, под командованием офицера, находились еще шестеро стражников.
Все шестеро стояли, выстроившись в ряд, у двери кабинета, в который поместили Мабель.
Король жестом разогнал их по сторонам и открыл дверь.
– Мне конец! – прошептал Валуа.
В этот момент раздался громкий крик – кричал едва успевший войти в кабинет король. Все бросились ему на помощь, но вынуждены были констатировать, что кабинет пуст!..
– Да здесь же никого нет! – дрожащим голосом простонал король.
– Никого нет! – выдохнул Валуа с тем радостным хрипом, который издает смертник, чудом спасшийся в последнюю минуту.
И тогда, пока слух об этом невероятном происшествии распространялся по Лувру с быстротой молнии, пока одни кричали о чуде, а другие бежали, чтобы бить в набат (так как в те времена по поводу и без оного били в набат), пока со всех сторон стекались люди, дабы убедиться, что колдунью действительно забрал какой-то дьявол, король повторял Валуа:
– Я же говорил тебе, что эта девушка не только колдунья, но еще и фея!
Так как наши читатели не верят ни в фей, ни в дьявола, который похищает людей из герметично закрытого кабинета, у двери которого несут вахту шестеро караульных и офицер, мы вынуждены провести их за кулисы и показать люк – словом, объяснить чудо.
Для этого нам нужно проникнуть к королеве примерно в тот момент, когда Ланселот Бигорн, Гийом Бурраск и Рике Одрио (последние двое – вырядившиеся в медведей, а первый – в шкуре обезьяны) предстали перед швейцарцем, дежурившим у дверей короля.
Пока трое друзей вели с Людовиком X разговор, при котором мы присутствовали, Маргарита Бургундская, несмотря на поздний час, расхаживала взад и вперед по своей спальне.
В белом, с гармоничными складками шерстяном платье, с распущенными волосами, бледным лицом, неспешной и безмолвной походкой, она и сама вполне могла бы сойти за одну из тех фей, о которых мы говорили. Она то бросалась в тяжелое, украшенное резьбой, огромное кресло – настоящую кафедру, которую наша ограниченная цивилизация вряд ли бы оценила (кресло Маргариты, кстати, было завалено многочисленными шелковыми подушками, которые смягчали все то, что было жесткого в этих старинных предметах интерьера), то резко вскакивала и что-то вдыхала из курильницы, наполненной успокоительными смесями, которые, однако, лишь еще больше ее возбуждали.
Затем она била серебряным молоточком в нечто вроде небольшого металлического гонга, издававшего дребезжащий звук. На этот призыв прибегала девчушка с лукавыми глазами – легкая, гибкая, словно угорь. Эта служанка была в курсе всех тайн своей госпожи и пользовалась безграничным ее доверием. То был женский вариант Страгильдо – разве что менее злобный. То была Мабель – за вычетом нескольких десятков лет. При королеве эта девчушка выполняла совершенно особые функции, и вскоре мы увидим, какие именно.
– Когда же, наконец, рассветет, Жуана, – проворчала королева, – и закончится эта бесконечная ночь?
– Увы, госпожа, – промолвила девушка, покачав своей темной головкой, – небо никак еще не желает открыть свое личико. Ночи кажутся бесконечными тем, кто бодрствует, когда нужно спать. Заря еще далека за темным горизонтом.
Королева тяжело вздохнула.
– Почему бы и вам, госпожа, не вздремнуть немного? – продолжала Жуана.
– Ты меня утомляешь, – сказала королева, – проваливай.
Служанка, проворная и воздушная, присела в быстром реверансе и направилась к двери.
– Останься! – крикнула королева.
Субретка исполнила новый реверанс и возвратилась.
– По-прежнему никаких новостей от Мабель? – поинтересовалась Маргарита.
– Никаких, госпожа! Но к чему так волноваться? Она вернется, даже не сомневайтесь…
– Ни на что вы все не годитесь!.. – пробурчала королева.
– Ох, госпожа! Попробуйте отыскать кого-нибудь, кто прячется в этом огромном Париже, который, как я слышала, является самым крупным городом в мире. Я искала, но тщетно; Страгильдо тоже искал, а вы и сами знаете, сколь сведущ он в подобных делах!
– От Мабель – никаких новостей, – прошептала королева, – а стало быть, никаких новостей и от Миртиль! Ох! Пусть только вернется, – добавила она, – и тогда увидит, каково будет мое возмездие! Эта мерзавка посмеялась надо мной! Ее приворотное зелье оказалось пустышкой: оно не принесло Буридану ни любви… ни смерти!.. Ох! Разыгранная, поруганная, осмеянная этими людьми!.. Видела бы ты, Жуана, что произошло в загоне со львами! Видела б