– Я не понял… а где вещи твои?
– Какие вещи? – не сразу поняла я.
– Ну, чемодан твой где?
– Чемодан? – тупо переспросила я, глядя на Алекса с недоумением.
Он сморщился, пошел в спальню, выдернул с верхней полки шкафа мой розовый чемодан и начал сбрасывать в него все, что попадалось ему под руку.
– Что ты делаешь?
– Непонятно? Собираю твои вещи. У нас самолет через пять часов, поторопилась бы.
Я завизжала и кинулась к нему, повисла на шее, и он, не удержавшись, повалился вместе со мной на кровать. Я, не помня себя и не вполне понимая, что делаю, целовала его в щеки и ревела.
– Марго, ты забываешься, – его голос отрезвил моментально, я села на кровати и прикрыла рукой рот:
– Прости…
– Все, собирайся.
Он встал и ушел в кухню, а я вытерла слезы и попыталась сосредоточиться на чемодане. В душе вместе с благодарностью всколыхнулась обида – что ему стоило ответить на мой поцелуй? Неужели он забыл все, что было? Неужели все прошло и никогда уже не воскреснет? Тогда почему я помню каждую нашу минуту, каждый миг, проведенный вместе? Я перебираю их, как жемчужные бусины, нанизываю на нитку, любуюсь, достаю из ящичка памяти в тот момент, когда мне плохо. А он? Он… да…
– Марго, поторопись, – донеслось из кухни.
Я вздохнула, вытерла слезы, снова побежавшие было по щекам, и взяла себя в руки. В конце концов, разве я имею право что-то требовать от него? Нет… Я не дождалась, вышла замуж за Рому – а когда через год после свадьбы Алекс снова возник в моей жизни, ясно сказала ему, что он может считать себя свободным после всего, что мне пришлось пережить.
– А мне? – спросил он тогда, требовательно глядя мне в глаза. – Что пришлось пережить мне – сейчас? Вот сейчас – когда я вижу, за чем ты замужем? Марго, как ты могла?
И я с несвойственной мне категоричностью заявила, что не обязана была ждать его всю жизнь – мы не в голливудской мелодраме. Он развернулся и ушел, однако с тех пор все в наших жизнях пошло наперекосяк – и у него, и у меня. Всякий раз, когда у меня что-то случалось, Алекс бросал свои дела и летел мне на помощь. Он обращался со мной как с чужим человеком – но при этом ни разу не отказал, как будто искупал вину за все, что сделал. Насколько я знаю, его личная жизнь не особо сложилась, он так и не смог найти женщину, которая устроила бы его полностью. Его любовницы всегда были молодыми, яркими, известными – но жениться он не торопился. Я не льстила себе, не думала, что причиной этому – я, нет. Но где-то совсем глубоко и только наедине с собой я признавалась, что мне это приятно. Эгоизм чистой воды…
В самолете я спала – всегда так делала, когда приходилось много летать по рабочим вопросам. Глаза открыла только во время посадки, глянула в иллюминатор – и не узнала место. Это точно не аэропорт Хитроу – уж его-то я узнала бы моментально. Переведя взгляд на Алекса, я открыла рот, чтобы задать вопрос, но он меня опередил:
– Это Цюрих, Марго.
– Что??
– А что? Я не говорил разве? – улыбнулся он, расстегивая ремень. – Я теперь тут живу, в пригороде.
– И что же – Мэри ты привез сюда?
– Мэри? Нет, Мэри в Лондоне.
Я уставилась на него, чувствуя, что сейчас разревусь. Как это – Мэри в Лондоне? А почему тогда я здесь, в Цюрихе?!
– Потом, Марго, все потом. – Алекс почти силой поднял меня на ноги и повел к выходу.
В машине по дороге я молчала, прикусив губу, чтобы не начать орать и оскорблять его, держалась из последних сил. Меня уже ничто не радовало – ни отъезд из Москвы, ни прерванное наконец одиночество. Я стремилась к Мэри – а ее здесь не было…
Про «пригород» Алекс приврал – дом, у которого мы остановились, располагался на окраине самого Цюриха, на тихой узкой улочке. В другое время я принялась бы рассматривать двор, изгородь, сам дом – но сейчас мне было совершенно все равно, как это выглядит. У меня осталась обида ребенка, которому пообещали красивый большой леденец, но в последний момент рука, протягивавшая его, спряталась за спину. Алекс вышел из машины, помог выбраться мне и подтолкнул в сторону невысокого крылечка:
– Что встала? Иди, там должно быть открыто.
Я замерла, не в силах сдвинуться с места. Не хотела я никуда идти, ничего открывать – зачем? Алекс достал чемодан и свою сумку, мимоходом подтолкнул меня в спину еще раз и легко взбежал на крыльцо. Я понуро побрела следом. Он толкнул дверь, которая в самом деле оказалась не заперта, вошел в просторную прихожую и, опустив вещи на пол, громко спросил:
– А почему никто не встречает?
Где-то в глубине дома раздался цокот каблучков – и в большой арке за свисающими до полу тонкими занавесками показался женский силуэт. Когда же занавески разлетелись в стороны, я увидела Мэри в коротких шортах и майке… Не в силах поверить, я обернулась – сзади, скрестив на груди руки, улыбался Алекс…
Когда первый шок прошел, я, уже сидя в кресле перед огромным камином и держа Мэри за руку, спросила:
– Ты… знала?
– Знала – что, Марго? – улыбнулась она.
– Что он меня заберет.
– Конечно, нет – можно подумать, ты сама не знаешь, что он никогда не посвящает никого в свои планы. Он позвонил мне вчера вечером, я уже спать собиралась, сказал, чтобы я открыла дверь в одиннадцать утра. И все.
Я уже плохо слышала ее слова – я рассматривала мою девочку. Надо же – всего за несколько дней из задерганной, нервной, болезненно реагирующей на каждое слово истерички она превратилась в довольное жизнью существо. Определенно смена места жительства пошла ей на пользу.
– Мэри… тебе хорошо – тут?
Она задумалась буквально на пару секунд, прижала мою руку к щеке и улыбнулась:
– Мне везде хорошо, Марго. А здесь просто спокойно.
– И только? – Меня иной раз злило равнодушие Мэри к происходящему, к окружающему. Я-то всегда с радостью впитывала в себя все новое, с удовольствием открывала для себя города и страны, какие-то маленькие городки и деревушки, новый для меня уклад жизни. Мэри же только равнодушно пожимала плечами.
– А что еще? Мне нужно привести в порядок нервы, успокоиться, прийти в себя – а здесь все такое умиротворяющее, что я иной раз хочу напиться вдрызг и орать посреди улицы.
– В этом ты преуспела, – сообщил Алекс, входя к нам с бутылкой вина и тремя бокалами. – Соседи всерьез обеспокоены нравами моей новой девушки.
– Не льсти себе, – фыркнула Мэри, и Алекс, к моему удивлению, не крикнул, не велел ей следить за словами, а лишь протянул нам пустые бокалы.
Мэри взяла свой за тонкую длинную ножку, повертела в пальцах, потом перевела взгляд на бутылку – я уже увидела, что это «Слеза Христова», «Lakrima Christi», вино из чуть подвяленного винограда. Я даже помнила цвет и теплый аромат, исходивший от напитка. Давно… это было так давно. Мэри, крайне редко употреблявшая напитки вроде этого легкого вина, к моему удивлению, не возразила, послушно подставила бокал под янтарную струю. Мне кажется, только я знала о ее пагубной привычке носить в сумке маленькую фляжку коньяка – не то чтобы она пила, нет, но присутствие этой самой фляжки вселяло в Мэри уверенность в собственном моральном равновесии.
– Ну что, девочки, придется какое-то время жить втроем, – Алекс сел в кресло, закинул ногу на ногу и улыбнулся нам обеим сразу, но улыбки вышли все равно разные – или это мне так показалось?
«Моя» была теплой – так смотрят на любимого, хоть и проблемного и избалованного ребенка, а улыбка для Мэри… о, и пусть эти двое не говорят мне о своем равнодушии – ни за что не поверю. Но, возможно, мне просто хотелось, чтобы так было.
Мы выпили, потом еще… В голове зашумело, я стала какой-то вялой и словно набитой ватой – захотелось стечь на пол и лежать, глядя на огонь в камине. Я долгое время не могла видеть открытый огонь – очень долгое время. Но сегодня почему-то вид горящего камина не пугал, а, напротив, дарил покой и ощущение полноты жизни. Вот сидят мои любимые люди – и больше никто не нужен.
– Мэри… проводи меня в спальню, я хочу по-дремать… – пробормотала я, обращаясь почему-то именно к подруге, хотя логичнее было бы попросить Алекса – вряд ли худая невысокая Мэри справится с моим обмякшим от вина телом.
Но именно Мэри увела меня наверх, в простор-ную спальню с огромной кроватью, помогла раздеться и лечь, задвинула плотные шторы и забралась с ногами на постель.
– Марго, что происходит? Ты так странно смотришь на меня.
– Я хочу тебе счастья, моя девочка, – пробормотала я плохо слушающимся языком.
– Да? Спасибо, – усмехнулась она, поправляя волосы. – Только, дорогая, будь так добра – не напрягай ситуацию, хорошо? Она напряжется сама – если будет нужно.
– Ты о чем?
– А вот о чем – прекрати сводить меня со своим Алексом! – зашипела вдруг она, сразу напомнив мне злую рыжую кошку, ощетинившую загривок. – Даже то, что я живу в его доме, не обязывает меня иметь с ним какие-то другие отношения, ясно тебе, Марго?
– Мэри…
– Все! Отдыхай, ты плохо переносишь перелеты.
Она спрыгнула с кровати, сунула ноги в шлепанцы на высоких каблуках и удалилась, не забыв плотно закрыть за собой дверь.
Меня почему-то захлестнула обида – я старалась дать ей счастье, старалась устроить ее жизнь – а она…
Хотя…
Если вдуматься, Мэри права – разве можно осчастливить насильно? Разве я могу управлять ею или Алексом?
Конечно, нет…
Потекли дни, недели… Блаженное ничегонеделание – мы с Мэри валялись в кроватях до полудня, встречались внизу у камина – Мэри с чашкой кофе и сигаретой, я – с чаем и пирожным. Мы болтали, читали стихи, иногда Мэри вспоминала какие-то танцевальные истории – и никогда, просто ни разу больше мы не коснулись темы Алекса. Он не особенно обременял нас своим присутствием – по традиции пропадал где-то и возвращался поздно, а иногда и вообще не возвращался. Мы не придавали этому значения, тем более что у нас обеих начала образовываться в Цюрихе своя личная жизнь.