Марго, или Люблю-ненавижу — страница 7 из 41

Окно вдруг бесшумно отворилось, и луч солнца выхватил из чердачного полумрака лицо Геннадия:

– Скорее давай! Да что ж ты смотришь-то на меня, как на покойника?! Руку давай, не стой! Так и знал, что Ванька окно закроет, вот же барахло человек, небось уже к канадской границе подгребает с перепугу. Ну, что ты стоишь, Марго? Руку, я сказал.

Когда-то давно

Черно-белые клавиши. Теплые смуглые пальцы, всегда опускающиеся на них с какой-то глубокой мыслью. Черно-белая одежда. Однажды он сказал мне, что с юности решил одеваться в этой гамме – так проще подбирать гардероб, каждая вещь будет сочетаться с другой. Тогда меня удивило такое пристальное внимание молодого мужчины к своему внешнему виду. Но он во всем такой – безупречный. Это – Алекс.

Каждый раз, как Шерлок Холмс, я, выходя из лифта, напряженно вслушиваюсь в шорохи, в запах сигарет – его табак ни с чем нельзя спутать, но даже я иногда обманываюсь. Либо он обманывает меня.

Рассказывать все «по порядку» – это все равно что пить «Мохито», не смешивая ингредиенты. Отдельно ром, отдельно сахар. Откусить лед, пожевать мяту. И потом удивиться – а что тут такого? Довольно странно – но и все…

У каждой женщины в жизни должен быть такой мужчина. Самое странное, что его никак, просто никак нельзя считать идеальным – за долгие годы разнообразных отношений у меня было много поводов ненавидеть его и даже бояться. Бояться до такой степени, чтобы в ужасе отдергивать руку от протянутого пальто… Мало что в жизни остается неизменным, по крайней мере – у меня. Алекс – один из таких перманентных персонажей, уверена, что им и остался бы… если бы…

Если бы мог.

Как описать целостное ощущение от человека? Как передать на бумаге дрожь своей руки, вытирающей капли пота с его лица? Его неповторимый жест, стряхивание капель дождя с черного зонта-трости… Он – единственный из всех моих мужчин, кого я никогда не могла пожалеть, в ком ни разу не увидела маленького мальчика, с кем никогда не пыталась соревноваться в чем-то или даже просто спорить. Когда мы только поженились – я даже боялась встать как-то неправильно, чтобы случайно не нарушить эстетский минимализм его холодного дома. Со временем я начала повышать на него голос, а он не напирал, только растворялся в моих руках, как песок, который нельзя ухватить. Из мужа он очень быстро превратился в ангела-хранителя, в мой ночной кошмар, в слезы в уголочке, каждый раз, когда меня кто-то сильно обижал: «Почему ты не рядом, почему не со мной, зачем оставил меня…»

Москва, начало двухтысячных

Через час мы с Геннадием сидели в моей «двушке». Он улыбался как ни в чем не бывало:

– Да я ведь за тобой пошел. Куда мне было деваться? С другой стороны крыша плоская, и путь короче в три раза – что ж тебя понесло-то на покатую? Небось Игнатьич отправил?

Я кивнула, и Геннадий удовлетворенно хохотнул:

– Так и знал, вот же гнида. Да, недосчитаются меня бойцы, но что ж теперь. Пусть арестовывают. Я ж ничего не подписывал, никаких бумаг, что предупрежден, и все такое.

Дома его ждали жена и маленькая дочка…

– Гена… объясни мне, что происходит. Я не понимаю, но ты-то должен знать! – Я затягивалась уже второй сигаретой, хотя вообще-то не курила.

– И знаю. И объяснить могу. Ты ведь в курсе, как происходит стандартный рейдерский захват? Есть люди, собирающие компромат на олигархов. Просто так – помнишь, как у Ильфа и Петрова Коробейников собирал ордера на мебель? – Геннадий отхлебнул чаю, поморщился. – Горячо. Так вот. Риск есть, конечно, потому что а ну как этот олигарх никому дорожку не перейдет и все труды зря? Или перейдет – но горе-Коробейников об этом не узнает? Но ты ж понимаешь, что такие вот Коробейниковы там, где надо, хорошо известны, а олигархи рано или поздно непременно оступаются. Вот и на босса нашелся такой специалист. Выясняем, конечно, кто и что, но пока тихо и глухо. Понятно только, что приглянулась кому-то наша площадка, кусок набережной – место сладкое. Все сделано, укреплено, чтоб не осыпалось, строй – не хочу. Нашему-то три раза предлагали продать, а он ни в какую – мол, имиджевый проект, репутация. А сегодня и в офисе не было его – уехал. А был бы на месте – не вошел бы в офис никто.

– М-да… – протянула я растерянно. – И что теперь будет, а?

– Ничего, – пожал плечами Геннадий. – Слушай, а давай-ка мне бумаги. Там папка голубая, я ее заберу.

Я послушно вышла в коридор, где так и валялась моя набитая вынесенными из офиса документами сумка, вынула голубую пластиковую папку.

– А что там? – протягивая ее Геннадию, спросила я, без всякого, впрочем, интереса.

– Так… договора кое-какие, переписка с клиентами.

– А-а…

Мы просидели еще около часа, и Геннадий уехал домой, а я улеглась в ванну и прорыдала там, не выдержав нервного напряжения, до самого вечера. Утром я решительно поругалась с Ромой, плюнула на все, заплатила бешеные деньги за быстрое оформление визы и через два дня улетела в Испанию.

Когда-то давно

Я не очень хорошо чувствую себя по утрам – ранние подъемы никогда не давались мне легко. Вот и сегодня я еле заставила себя подняться и пойти в душ – меня ждала портниха, мне шили платье для большого приема у одного весьма известного в Англии человека. Ради такого случая можно потерпеть, сказала я себе и безжалостно повернула холодный кран.

Примерка прошла отлично, платье получалось действительно стильным и дорогим. Настроение взлетело вверх, я почти вприпрыжку направилась к припаркованной машине, но тут меня вдруг окликнула молоденькая продавщица цветов из лавочки напротив:

– Послушайте, мисс! Это не мое дело, конечно, но я видела, как полчаса назад какой-то парень в бейсболке и спортивном костюме сунул что-то под вашу машину.

– То есть как – сунул? – бестолково переспросила я, и девушка рукой изобразила, как незнакомец прячет что-то под днище.

Внутри все похолодело – я уехала на машине Алекса… Лихорадочно роясь в сумке, я пыталась найти мобильник, но тот, как назло, завалился между косметичкой, кошельком и еще какими-то мелочами, которые я так и не могла отвыкнуть таскать с собой. Издав стон, я опустилась на тротуар и вывернула содержимое сумки прямо на бордюр. Проигнорировав удивленный взгляд цветочницы, я нашла-таки телефон и позвонила Алексу.

– Ты можешь приехать сюда немедленно? – заговорила я по-русски, чтобы не возиться с подбором слов и выражений.

– В чем дело?

– Алекс, я тебя умоляю – приезжай, я не могу по телефону, кругом люди!

– Хорошо, жди меня.

Он подъехал минут через двадцать, я уже успела тихонько сойти с ума от ужаса. Но вот он легко выпрыгнул из моей машины, подошел и хмыкнул:

– Ты так соскучилась, Марго, что придумала повод?

– Алекс, под днищем машины что-то есть, – прошептала я, прижавшись к нему и дрожа.

К моему удивлению и ужасу, эта информация не заставила Алекса даже бровью повести, такое ощущение, будто он ждал чего-то подобного. Отстранив меня, он опустился на колени и заглянул под машину. Потом встал, закурил и велел мне:

– В машину, Марго. Мы уезжаем.

– То есть?

– Я сказал – в машину.

На плохо слушавшихся ногах я дошла до машины, забралась на заднее сиденье и затихла, боясь даже дышать. Алекс о чем-то переговорил с цветочницей, что-то сунул ей в руку и неторопливо пошел к водительской двери.

– Испугалась? – спросил он, когда мы отъехали примерно за два квартала.

– Очень… что это было?

– Тебе не надо знать.

– Алекс… я уже знаю – так, может, ты объяснишь?

Он только усмехнулся и отрицательно покачал головой.

Возле дома он высадил меня и сразу уехал, не сказав, как обычно, куда. Я уже почти привыкла к подобным отлучкам, но сегодня мне стало нестерпимо обидно – я пережила такой стресс, мог бы побыть со мной.

Полежав в ванне и выпив немного мартини, я расслабилась и перебралась в комнату, включив зачем-то телевизор. Шел выпуск новостей, и вдруг я увидела нашу машину и полицейское оцепление вокруг. Я недостаточно хорошо понимала беглую английскую речь, однако смысл уловила – под машиной обнаружили бомбу, которой хватило бы, чтобы разнести весь квартал. Если бы я открыла дверь и села за руль… меня уже не было бы. В испуге я выключила телевизор и зарыдала. Всего пара секунд, пара секунд отделяли меня от смерти – если бы в тот момент в цветочной лавке оказался покупатель, то продавщица не обратила бы внимания на меня… И еще одно проскользнуло в словах репортера – что автомобиль зарегистрирован на некую фирму, владельцев которой уже неоднократно подозревали в связях с террористическими группировками. Это удивило и испугало меня еще сильнее, хотя казалось бы – куда уж…

Я проплакала до вечера, никогда в жизни мне не было так страшно, как сегодня. Алекса не было… И я вдруг решилась на жуткую вещь, о которой впоследствии очень жалела. Я прошла в ванную и открыла тайник под кафельной плиткой в самом углу. О существовании этого тайника я узнала совершенно случайно – зашла в ванную, когда Алекс принимал душ, вернувшись из очередной отлучки, и застала его у открытой дыры в стене. Он тогда закричал на меня, велел стучаться, и я не придала значения этому инциденту. Но сейчас мне стало любопытно – а что же именно было там, в стене?

Лучше мне было этого не знать…

Барселона, начало двухтысячных

Впервые я увидела Барселону в дождь. Первая встреча всегда запоминается, правда же? Вот вы помните, каким впервые увидели своего будущего возлюбленного? Сравнение это отнюдь не пустое, ведь город тоже может быть предметом пылкой страсти и длительной привязанности. Пожалуй, я бы сказала, что любить город гораздо проще, чем мужчину, – разочарования и ссоры случаются реже, обиды забываются быстрее, роман не приедается, новизна никогда не угасает, особенно когда город – такой, какой я увидела Барсу ранним мартовским утром.

В ту первую поездку я так и не застала в Испании яркого солнца, привычного местным жителям. Зато я чувствовала его мягкое прикосновение через постепенно просыхающие облака – они были подсвечены желтым откуда-то изнутри. Под дождь я больше не попадала – все мои вылазки и про