— Это она, — сказала Гофмейстерина.
— Это я, — сказала Принцесса.
— И я-а, — сказал ослик-самозванец.
Мэр ослика за Принцессу не принял, он его в лицо знал, потому что иногда брал его у Яни-горшечника.
— Не буду приглашать вас в мэрию, там душно, — сказал мэр. — Посидим лучше в беседке.
Он провел гостей куда-то вправо, за цветочный горшок, за большую оцинкованную бочку для дождевой воды, за воткнутые в землю жерди, в беседку, увитую виноградом. Солнце светило сквозь золотые виноградины, но запиналось о листья, давая кружевную тень.
— Боюсь показаться невежливой, но смею выразить недоумение, — сказала Гофмейстерина. — У вас такая маленькая мэрия…
— У нас на острове вообще дома маленькие, — пояснил мэр, разливая по кубкам вино из оплетенной бутыли. — А зачем нам большие дома, мы живем на улице. Ешьте этот хлеб, дорогие гости, его только что вынул из печи Тео-булочник. Вот помидоры, вот оливки, вот сыр. Для настоящего обеда еще рано, но слегка перекусить перед разговором и полезно, и приятно.
Принцесса потрогала висевшую над ней виноградную гроздь и сказала с удивлением:
— Как искусно сделано! Прямо как настоящая!
Мэр улыбнулся, срезал кисть и протянул девочке:
— Попробуй, дорогая Принцесса, это ранний сорт, он уже созрел. Солнце наполнило его светом и сладостью. И пусть ваше пребывание на острове будет сладким, как этот виноград!
И отпил глоток вина из глиняного кубка. Гофмейстерина с замиранием сердца сделала то же самое — а вдруг вино отравлено? Но обычаи аборигенов надо поддерживать. Принцесса лизнула вино и принялась за виноград. Таки со знанием дела разбавил вино ключевой водой из кувшина — себе и Принцессе.
Ослику вина не налили.
— Все-таки, братец, я не понимаю, зачем тебе это было надо, — пожал плечами Аид.
— Что именно? — не понял Посейдон.
— Да верховая езда. Зачем ты научил людей ездить на лошадях?
— Я? — поразился Посейдон. — Кто тебе сказал такую глупость?
— Так люди и сказали: «Слава великому Посейдону, подружившему нас с морем, научившему ездить на лошадях, верхом и на колесницах, самому человечному из богов, отцу народов…» — ну и так дальше. Во всех гимнах воспевают, какой ты молодец насчет лошадей… хи-хи… изображая тебя в виде жеребца… хи-хи-хи.
— Это мерзкая карикатура! Журналистам только дай волю… И вообще я в жизни ни на одну из этих зверюг не садился! Ну, колесницы еще туда-сюда. Запряжешь на вечерней зорьке тройку гиппокампов в большую тридакну, хлестнешь бичом — эх, выноси, залетные! И дорогой длинною, да ночкой лунною… А верхом— ни за что. Как представлю, что подо мной шевелится что-то большое, теплое, шерстистое, полное навоза… бр-р! И вообще, лошади — не акулы, в море почему-то тонут.
— А кто же научил людей ездить верхом?
— Да я-то думал, что ты, братец Аид. От тебя всякой пакости ждать можно.
— Я? Ну и где логика? Я подземный бог, при чем тут лошади? Вот если бы я людей научил кататься верхом на метро, тогда да, тогда можно.
— Я думаю, сами лошади и виноваты. Спал какой-нибудь первый человек беззащитно и доверчиво в тени кустиков. А коварная лошадь заползла ему между ног и как побежит! С тех пор люди ездят на лошадях. А также — верблюдах, осликах и велосипедах.
Глава 6Засекреченный остров
— Вот так мы и оказались на вашем острове, — закончила рассказ Гофмейстерина. — Этот храбрый юноша перевез нас через море, и теперь мы должны срочно позвонить домой, в Крецию. Там уже поднята на ноги вся служба безопасности, там подозревают похищение… боже мой! Срочно сообщите во дворец — и за нами вышлют вертолет.
— На острове нет аэродрома, — заметил мэр. — И позвонить отсюда в Крецию невозможно. Мне очень жаль, прекрасная госпожа.
— Да? Какая слабая связь на вашем острове… А в Италию? Во Францию? Куда-нибудь?
Мэр погрустнел.
— Все очень сложно, — сказал он. — Но я объясню. Конечно, я немедленно сообщу родителям девочки, что их ребенок жив и здоров. Только выслушайте меня. Нет… лучше посмотрите.
Он вышел из беседки и поманил за собой Гофмейстерину. Принцесса тоже вышла — интересно же, что мэр покажет.
Он раздвинул высокие заросли олеандра — и гости неожиданно оказались на обрыве. Вокруг причудливыми уступами белели домики с синими, лиловыми, голубыми крышами, заросшие цветами. Кое-где бело-синие ступени домиков пронизывала темно-зеленая вертикаль кипарисов. Вниз обрывалась темная круча, внизу шумело море. На горизонте причудливыми драконами белели острова. Белое, синее, черное… и слепящее солнце, делавшее белое совсем белым, синее — совсем синим, а черное — адской бездной.
— Этого острова нет, — сказал мэр. — Три с половиной тысячи лет назад вулкан погубил его. Аид покарал наших предков невесть за что, а Посейдон не заступился. Погибли сады и священные рощи, золотые дворцы и увитые виноградом домики… Все, что вы видите, включая вон те острова вдали, было одним круглым островом. А остались ошметки, потому что середина провалилась в морскую бездну. Мудрые жрецы предсказали катастрофу и уговорили людей сесть на корабли и уплыть в неизвестную даль. Никто не погиб. Но остров стоял пустой и безжизненный много веков.
Потом пришли люди. Одни говорят, это были чужие племена, которых гнали с материка сильные соседи. Другие — что это были потомки тех, кто уплыл на кораблях. Из поколения в поколение передавали они легенды о самом прекрасном в мире острове. «Этого острова теперь нет, — говорили они. — Но мы вернемся и на остатках прежнего создадим новую красоту».
И они вернулись. Искусные мастера построили бело-голубые дома, посадили цветы и деревья, развели стада и засеяли поля на пологой кромке острова. И полюбили свою новую прекрасную родину. А чтобы пираты и бандиты всех народов не польстились на такую красоту, условились скрывать остров от мира.
Под страхом высылки с острова было приказано: путешествуя в иных странах, не рассказывать об острове, а если чужой корабль пристал к берегу — убедить его, что это мираж. Хоть логикой, хоть гипнозом, хоть волшебством, хоть дубиной… но последнее бывало редко. И на старинных картах наш остров так и обозначен: «Остров, Который Был и Нету».
— А разведывательные космические спутники типа Ки-Хоул? — спросила Гофмейстерина. — А самолеты? С них же все видно!
— Видно, — кивнул мэр. — Но это мираж. Если три тысячи лет вам говорят, что это мираж, то самолеты и спутники могут хоть повеситься — им никто не поверит. Конечно, у нас бывают гости.
Например, археологи — у нас много древних селений, мы разрешаем некоторым археологам вести раскопки на островах, сохранившихся после извержения, и в кальдере тоже. Кальдера — это огромная пропасть на месте взрыва. Иногда приезжают геологи — им интересно, как ведет себя вулкан, не собирается ли устроить еще одну пакость.
— Он что, не потух? — перепугалась Гофмейстерина.
— Нет, конечно, он живехонек. Тот остров, на котором вы высадились, и есть кратер. Вы, быть может, почувствовали, какая там горячая земля. Вулкан тихо варит что-то в своей подземной кастрюльке.
— Вы просто поэт, — тихо заметила Гофмейстерина. — Но ведь это же опасно.
— Это менее опасно, чем наркотики, преступность, загрязненный воздух и отравленная вода в других странах, — сказал мэр. — Мы живем в раю. А то, что этот рай в любую минуту может превратиться в ад, лишь добавляет остроту жизни. Но вы не поняли, прекрасная моя гостья. Мы храним тайну острова три тысячи лет. И мы не нарушим ее ради маленькой Принцессы и очаровательной Гофмейстерины.
— Мы должны навсегда остаться на острове? — со странным выражением лица спросила Принцесса.
— Нас посадят в тюрьму? — спросила Гофмейстерина.
— О Боже! — мэр аж пошатнулся. — Да как вы могли такое сказать? Как у вас язык повернулся? Конечно, вы поедете домой. Но позвонить в Крецию немедленно мы не можем. По звонку легко определить наше местонахождение, сюда нагрянут полиция и войска… нет. И отвезти вас на материк мы сможем только через три дня. Эти дни вам придется прожить у нас, а там придет большой корабль и отвезет. Вы только пообещаете никому никогда не рассказывать об острове. Дадите честное слово.
— И что, эти археологи и другие гости острова тоже дают честное слово не рассказывать об острове? — поразилась Гофмейстерина. — И держат его? Не может быть.
— За три тысячи лет ни один из наших гостей не проболтался, — сказал мэр. — Честных людей в мире гораздо больше, чем вам кажется, госпожа.
— Через три дня, — протянула Принцесса. — Это здорово. А я буду ездить на ослике, ладно? И есть виноград с микробами, и купаться… Вот только мама… Ей вредно волноваться, она же кормит молоком маленького. У нее молоко от огорчения пропадет. А братик еще не умеет кашу есть. У меня есть настоящий брат, его зовут Станислав-Август. Надо как-то маме сообщить, что я жива-здорова.
— Сделаем так, — сказал мэр. — Я по своим тайным каналам пошлю письмо. Что-то вроде «Я жива, приеду через четыре дня, не ищите меня». Искать, конечно, будут, но не найдут.
— А я? — печально спросила Гофмейстерина. — Я ведь по должности обязана позвонить, сообщить… даже сбежать. Правда, мне не хочется раскрыть тайну острова, но меня просто уволят, если я не найду выход. Может, вы меня временно посадите в тюрьму? Тогда я честно скажу, что не выполнила свой долг, потому что была в заключении.
Мэр посмотрел на Гофмейстерину и кивнул.
— Отличный выход. Только у нас на острове нет тюрьмы.
— А можно ее в загоне для скота запереть, — предложил Таки. — Там сейчас почти пусто, только козел Ованес сидит. Он бешеный, его в стадо не пускают. Пусть они вдвоем посидят. И Ованесу повеселее будет, и вам, госпожа, не скучно.
— Я не хочу сидеть в тюрьме с бешеным козлом! — возмутилась Гофмейстерина. — Это неприлично!
— Сделаем так, — сказал мэр. — У меня очень большой дом — четыре комнаты, а живу я один. Мы сделаем вид, что это тюрьма. Я вас жестоко запру в лучшей комнате для гостей. Или в четырех комнатах, если хотите. А сам вообще могу в саду ночевать. Днем я буду вас выпускать на прогулки — за хорошее поведение. Гуляйте по всему острову, но все равно считается, что вы в тюрьме. А на ночь опять запру.