— Сколько? — ахнула Принцесса.
— Да врет, — прошептал ей на ухо Яни. — Едва-едва четыре с половиной тыщи наберется. Он всегда перед гостями кокетничает, набавляет пятьсот лет. Но при дворе Миноса он работал, это точно. Профессор у него интервью брал… знаешь, что такое интервью? Вопросы всякие глупые.
— Знаю, — сказала Принцесса. — У меня их тоже берут иногда.
— Так вот проф говорит, что все сходится. И такие подробности про двор Миноса, какие ему мой круг рассказал, ни в одной исторической книжке не вычитать. Он и извержение помнит.
— Попрошу без бестактных намеков! — вздрогнул круг.
— Он тогда очень испугался, — пояснил Яни. — Кому охота вспоминать о собственной трусости? Вот он и не любит разговоров об извержении.
— Не трусость, а разумная осторожность, — поправил круг. — В сочетании с недюжинным умом. Попрал законы физики и покатился в гору, а не с горы, как остальные круги нашей мастерской. Тем и спасся. А остальные наши где? Лежат на дне кальдеры…
И круг всхлипнул.
— Прекрати слезы, глину размочишь, — сказал мастер.
— Никаких слез, — возмутился круг. — Я суров и сдержан. Характер стойкий, нордический. Девочка, ты будешь горшок делать или нет?
Принцесса снова завела круг, пошевелила пальчиками в мокрой глине. Яни поставил ей руки на комок. Принцесса в восторге сжала глину изо всех сил. Мокрый кусок оторвался, отлетел по касательной и шмякнулся прямо Таки в нос.
— Ай! — сказал Таки. — Началось извержение вулкана.
— Не получается, — виновато сказала Принцесса, отпуская педаль. Да, то, что лежало на гончарном круге, даже самый отъявленный придворный льстец горшком бы не назвал.
— Для первого раза неплохо, — утешил мастер. — Приходи, когда обжигать буду. Я тебя с Огнем познакомлю.
— А он тоже говорящий? — спросила Принцесса.
— Нет, он молчит. Только гудит и потрескивает. Это для тебя надо. Ведь мое мастерство — дитя трех стихий: земли, воды и огня. Земля — это глина. Водой мы ее смачиваем. Огонь ее обжигает. Ты посидела за кругом, две стихии — земля и вода — тебя запомнили. Теперь не обидят, заступятся, если что. Хорошо, что ты привел ее, Таки. Это же надо — большая девочка, а земля и вода ее не знают. Ты-то у меня со стихиями знакомился, когда тебе годик исполнился. И остальные дети на острове тоже. Где же ты росла, детка, что тебя ни земле, ни воде, ни огню не представили? Разве это воспитание?
— Я вообще-то не за тем ее привел, — признался Таки. — У профа потерялась любимая ваза с дельфинами. Ты ее не видел, когда вчера в мастерскую ходил?
— Там много ваз, — мастер задумался. — С дельфинами, говоришь? У богини Геры вроде была такая. Ее потом кто-то разбил…
— Нет, эта целая, — сказал Таки.
— Может, Посейдон себе забрал, — предположил Яни. — Дельфинов он любит, и живых, и нарисованных. Спросите у эйфов, они мастера на всякие такие штучки вроде поиска того, чего никогда не было.
— Про эйфов я не подумал, — кивнул Таки. — Спасибо, Яни. Мы еще к Агате зайдем.
— Поторопитесь, — сказал Яни. — Скоро полдень. Ходить в полдень к ведьме небезопасно.
— Гера очень обижается, — сказал Посейдон. — Она собралась варить курицу на обед. А кто-то разбил ее любимый горшок с дельфинами. Ты не знаешь кто?
— Так это… того, — объяснил Аид. — Мышка бежала, хвостиком махнула… и вообще пора переходить на эмалированные кастрюли.
— Какая мышка? Где ты видел мышек на горе Олимп?
— Не видел, — сокрушенно развел руками Аид. — Наверное, у меня зрение слабеет. И в глазах туман… Но мышка, конечно, была, иначе как бы горшок разбился?
— В глазах туман… в башке у тебя туман! Ты еще скажи, комарик летел, на горшок наткнулся, повалил и разбил.
— Комарик? А что, вполне возможно! Они, знаешь, какие сильные! Одному, конечно, тяжеленько, а если навалиться всей комариной тучей… никакой горшок не устоит перед коллективом!
— Ах ты… скажем так, энтомолог! Ты зачем разбил Теркин горшок, она же теперь никому покоя не даст?!
— Да не я! Мышка! Или комарик! Вечно ты на меня наговариваешь! И горшок был так себе, и дельфины на нем какие-то неинтеллигентные!
— На себя посмотри! А мои дельфины красивые!
— Ну хорошо, красивые, только не сердись. Дельфины у тебя такие красивые, что с них все скульпторы Эллады ваяют Афродит. Особенно талии у дельфинов потрясающие. Теперь доволен? Знаешь, я должен извиниться — я наговорил на комаров напраслину.
— Наконец-то! Ты признаешься?
— Я признаюсь! Это мышка!
— Тьфу, — и Посейдон в сердцах выскочил из Диктийской пещеры.
Аид подумал и сказал сам себе:
— А ведь неплохая идея для героической поэмы в стиле того слепого поэта… Гомер, кажется, его звали?
Встала из мрака младая, с перстами пурпурными Эос.
Мышка бежала, виляла хвостом и махала.
Мышка бежала, и хвост ее в махе могучем
Метким ударом горшочек сорвал прямо на пол.
Плачь же, о Гера! Одни лишь осколки остались.
Плачь же, о Зевс, черепки омывая слезами.
И никакая курятина вас не утешит,
Ибо сварить без горшка ее вам невозможно!
Ну, ничего, посидите пока на диете.
Да, это хорошо. Это бессмертное произведение переживет века, и даже далекие северные народы, прозябающие пока в шкурах во мраке невежества, будут помнить поэму о мышке. Правда, главной героиней они почему-то сделают несваренную курятину и несжаренную яичницу. Но это объяснимо: бедные варвары голодают, курятина им кажется главнее в сюжете, чем несъедобная мышка… А, впрочем, не знаю.
И Аид взял веник и вымел из угла осколки с нарисованными дельфинами.
Глава 13Кольцо для ведьмы
— А кто такие эйфы? А почему Агату называют ведьмой? Она злая? А как ищут то, чего никогда не было?
Таки потер нос, гудевший от Принцессиного комка глины.
— К эйфам мы пока не пойдем. Они странные. И чем меньше о них говоришь, тем лучше. А Агату называют ведьмой потому, что она ведьма и есть.
— Она злая?
— Да нет, почему злая. Обычная. Профессия у нее такая. Яни — горшечник, Тео — булочник, а Агата — ведьма.
— А почему к ней в полдень нельзя? Обычно же ведьмы ночью это… самые опасные.
— Ведьмы бывают дневные и ночные, — объяснил Таки. — Ночные ведьмы хищные, а дневные — травоядные. Агата — дневная ведьма, ее сила прибывает в полдень. Когда силы много, можно нечаянно и зашибить кого-нибудь, кто подвернется рядом. Поэтому считаем, что к дневным ведьмам в полдень лучше не соваться.
— А травоядная — это как? Она пасется на лугу?
— Тьфу, ну и придумаешь же! Пасется! Ты еще скажи, что она молоко дает! Просто Агата мяса не ест. Салаты там, супчики всякие, пироги с вишнями и с яблоками. Ее сила прибывает от плодов земли, напитанных солнцем. Физику проходила в школе?
— Нет, — сказала Принцесса. — Только в будущем году начнем.
— Тогда скажем попросту. Всем волшебникам и ведьмам нужна сила, чтобы совершать превращения. В солнце много энергии. Но люди не могут есть солнечные лучи, даже волшебники. А растения могут. Поэтому дневные ведьмы едят много растений и из них получают нужную энергию.
— А ночные?
— Растения накопили энергию и сделали для себя новые вещества. А животные пришли и съели эти вещества, энергия высвободилась. Вот эту энергию и поглощают с мясом ночные хищные ведьмы. Они разрушители. Но это не значит, что они плохие. Просто сила другая.
— Понятно, — кивнула Принцесса. — Про это на физике проходят, да?
— Ага, про это. Я вообще физику люблю. Ну, пошли, а то до полудня недолго осталось.
Принцесса хорошо представляла себе дом ведьмы: темная избенка в чаще леса, паутина по углам, совы, филины, сушеные мыши и мухоморы на веревочке, черный кот… Кот и вправду был. Рыжий толстый котяра величиной с маленького бегемота распластался на стуле, стекая лапами и хвостом с сиденья. Остальное было не так, как положено ведьме. Домик, правда, маленький, но белоснежный — видно, что белили недавно. Его почти совсем скрыли цветы и листья: какие-то сползли с крыши, какие-то заплели веранду и окно, что-то обвило ставни, что-то росло рядом в многочисленных жестяных банках из-под оливкового масла. Дверной проем закрывала тюлевая занавеска. У двери в тени стоял стул с вышеописанным котом. Хозяйка сидела рядом на маленькой скамеечке и перебирала в тазике ягоды шелковицы.
— Добрый день, — сказал Таки. — Мы к тебе за советом.
— Неужели? — заулыбалась хозяйка. — А я-то обрадовалась, что ты соскучился и зашел навестить. Пойду, сказал, к Агате, принесу ей пирожное… не принес? Жалость какая.
Она была маленькая, пухленькая, румяная, в цветастом платье, цветастом переднике и цветастом платке. Цветы на платье абсолютно не сочетались с цветами на переднике. Цветы на платке были еще хуже.
— У профа вчера пропала ваза, — сказал Таки. — С дельфинами. Ты как раз тогда там была. Ничего подозрительного не видела?
— Да неужто он опять за свое? — всплеснула руками Агата. — Вот неймется безобразнику!
— Кому? — обрадовалась Принцесса. — Пастуху? Или Яни?
— Да нет, Посейдону. Помнится, в молодости он собирал коллекцию чаш и кувшинов с изображением дельфинов. Очень любит этих животных. Как увидит в доме или на базаре подходящий кувшин, так и утащит. Люди рассказывают: прямо в окно заплескивается зеленая волна, хватает кувшин за ручку и уносит в неизвестном направлении.
— Ты шутишь, тетя Агата, — не поверил Таки.
— Ну, может, и шучу. А только люди так говорили. И складывал он эти вазы да кувшины в заветную пещеру там, глубоко в кальдере. Кстати, пропавшая ваза волшебная?
— Нет, вроде не волшебная. Хотя это никогда наверняка не скажешь, ты же знаешь.
— Да-да… И с кольцом так же получилось. Я ведь тебе рассказывала эту историю?
— Проф сказал, что ты ищешь какое-то кольцо, пропавшее в стародворцовую эпоху, — вспомнил Таки. — Но я не понял: если оно пропало так давно, как же ты об этом знаешь?