– Не утруждайтесь, – вмешалась Хеда. Она будто очнулась. – Да, мое намерение изменилось. Я никогда не любила вас, доктор Родд, и замуж за вас не пойду. Я люблю мистера Энскома. Он предложил мне стать его женой, и я согласилась.
– Я так и понял, – ухмыльнулся он. – Наверняка вы рассчитываете стать однажды супругой пэра. Что ж, я постараюсь не допустить этого. Славный джентльмен, может быть, и сам не захочет взять в жены дочь убийцы.
Его слова прозвучали для всех нас как гром с небес. Мы ошарашенно переглядывались, будто на поле боя, когда отгремели выстрелы, дым рассеивается и бойцы устраивают перекличку. Энском заговорил первым.
– Не знаю, о чем вы и какие у вас доказательства, – произнес он спокойно. – Как бы то ни было, эта дама, оказавшая мне честь, ни в чем не повинна. Пусть даже все ее предки были убийцами, я все равно женюсь на ней.
Девушка взглянула на него с бесконечной благодарностью в сияющих глазах. Марнхем шагнул или, вернее, качнулся вперед. На виске у него пульсировала жилка.
– Он лжет, – прохрипел старик, дергая себя за бороду. – Я расскажу вам, как все было. Однажды, больше года назад, я перебрал и в ярости выстрелил в кафра, желая его напугать, но по какой-то роковой случайности он упал замертво. Вот и все, а доктор называет это убийством.
– А у меня другая сказка, – произнес Родд, – но я не стану докучать вам сейчас. Послушайте, Хеда, выполните уговор, или вашего отца повесят.
Она охнула и рухнула на кушетку, будто от выстрела. Тогда подал голос я:
– Вы обвиняете в преступлениях других? А не вы ли, доктор, провели несколько месяцев в английской тюрьме? – Тогда я еще помнил ее название. – Но сейчас мы не станем вдаваться в подробности.
– Как вы узнали?
– Не важно, знаю, и все, а тюремные записи подтвердят мои слова. Вы промышляете продажей оружия и патронов людям Сикукуни, а они враги ее величества, хоть военные вылазки против них временно приостановлены. Отрицать бесполезно, у меня есть доказательства. Далее, это вы послали басуто убить нас, когда мы пришли в их земли поохотиться. Вы боялись, как бы мы не узнали, кто поставляет им ружья. – Это я сказал наудачу, но, видно, попал в точку, раз он раскрыл рот от удивления. – Кроме того, вы незаконно скупаете алмазы и снова условились с басуто нас прикончить. Впрочем, два последних обвинения я доказать не могу. Итак, доктор Родд, я повторяю свой вопрос. Считаете ли вы себя вправе обвинять кого-либо, а если и попытаетесь, поверят ли вам, когда обнаружатся ваши собственные преступления?
– Если бы я действительно был виновен, тогда мой компаньон становится соучастником во всех этих преступлениях, кроме первого. Так что, донося на меня, вы и его подставляете, а ведь это отец Хеды, будущий тесть вашего друга, а тут выяснится, что он незаконно торгует оружием, ворует, да еще пытался убить своих гостей. Мистер Квотермейн, на вашем месте я бы оставил это дело.
Хоть он и негодяй, его находчивость и смелость меня восхитили.
– Я последую вашему совету, только если вы последуете моему и оставите девушку и ее отца в покое.
– Делайте что хотите, только держите свое мнение при себе. Берегитесь, как бы привычка всюду совать свой нос не обернулась против вас. Хеда, ты выйдешь за меня и предложишь молодому человеку завтра же покинуть этот дом. Как доктор, я могу тебя уверить, он уже вполне готов к путешествию. И эту ищейку, Квотермейна, пусть забирает с собой. Можешь одолжить им свою повозку. Иначе я предъявлю кому следует доказательства и выдвину против твоего отца обвинение в убийстве. Даю тебе время подумать до утра. Обсудите все хорошенько на семейном совете. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответил я, когда он проходил мимо, – и позаботьтесь, пожалуйста, чтобы мы вас до утра не встретили. Как вы наверняка слышали, местные называют меня Тот, кто встает после полуночи. – И я бросил взгляд на свой револьвер.
После его ухода я по-хозяйски как можно беззаботнее заметил, что пора спать. Никто не возражал.
– Не тревожьтесь, юная леди, – добавил я. – Если не хотите оставаться в комнате одна, пусть ваша храбрая горничная заночует с вами. И сегодня так жарко в доме, что я, пожалуй, вздремну на веранде, прямо под вашим окном. Все, ни слова больше. Завтра все обсудим.
Девушка поднялась, перевела взгляд с Энскома на меня, с сожалением посмотрела на отца и с возгласом отчаяния прошла в свою комнату за застекленной дверью. Потом позвала горничную и велела ей спать в ее комнате. Марнхем проводил дочь взглядом и ушел к себе, понурив голову и немного пошатываясь. Энском тоже встал и поковылял в свою комнату, я следом.
– Ну и заварили вы кашу, молодой человек.
– Да, Аллан, боюсь, вы правы. Зато какая каша заварилась, сколько всего любопытного в ней намешано.
– Любопытная каша! Намешано! – передразнил я его. – Почему бы не назвать ее адским варевом?
Он вдруг посерьезнел:
– Послушайте, я люблю Хеду, и каковы бы ни были ее родные, я на ней все равно женюсь, даже наперекор семье.
– Вам ничего иного и не остается. А что касается недовольства вашей семьи, сдается мне, девушка готова разделить с вами любую участь. Вот только как же вы на ней женитесь?
– Ну, что-нибудь наверняка случится, – ответил он беспечно.
– Тут вы правы, случится, знать бы только, что именно. Когда я подошел к веранде, вы и Хеда были на волосок от подобного случая, к счастью для вас обоих, я умею управляться с револьвером. Дайте-ка посмотрю вашу ногу, и больше ни слова о деле. Утром, на трезвую голову, у меня обязательно появится какая-нибудь идея.
Осторожно осматривая ногу, я согласился с доктором Роддом. Энском по-прежнему хромал, однако рана почти зажила, а воспаление спало. А совсем скоро к суставам вернется былая подвижность. Во время моих манипуляций он в красках расписывал достоинства и прелести Хеды, а я помалкивал.
– Лягте и постарайтесь уснуть, – посоветовал я, покончив с осмотром. – Дверь запирается, а я расположусь так, что опасность со стороны окна вам не будет грозить. Спокойной ночи.
Оставив его, я нашел себе местечко рядом с висящей лампой, откуда видел комнату Хеды и мою, так что никто не проскочил бы незаметно. Мне не привыкать к ночным бдениям, заряженный револьвер был наготове. Никогда еще я не чувствовал себя бодрее, неумолимо текли часы, а мысли не давали покоя.
Не важно, о чем я думал, поскольку это никак не связано с последующими событиями. Скажу лишь, что к рассвету мне стало не по себе. Не знаю, что меня так напугало, но встревожился я не на шутку. Мимо комнаты Хеды и нашей никто не ходил, в этом я лично убедился. Казалось бы, мои страхи беспочвенны, а все же они никак не унимались, а лишь нарастали. У меня появилось предчувствие: что-то происходит в этом доме или на другом конце Африки, нечто ужасное, чему я не в силах помешать.
Подавленность нарастала и достигла предела, как вдруг все про шло. Я вытер пот со лба и осмотрелся, уже начинало светать. Нежные краски чудесной зари показались мне добрым знаком на нашем туманном пути. Пустяк, конечно, всего лишь приход нового дня, и все же я получил утешение и надежду. С рассветом все страхи улетучились, а осталась только радость. Теперь я не сомневался, что мы преодолеем все трудности и все закончится хорошо.
Уверившись в этом, я решил вздремнуть, все равно любой шорох или движение меня разбудят. Проспал я где-то шесть часов, когда послышался звук шагов. Я тут же вскочил. Передо мной стоял наш туземный слуга. Он весь трясся и будто онемел, темнокожее лицо стало пепельно-серым. Только склонил голову набок и безвольно свесил, изображая мертвеца. Раскрыв рот и выпучив глаза, он поманил меня за собой. Я встал и пошел за ним.
Глава VIIIПоследний козырь Родда
Мы пришли в комнату Марнхема, прежде я у него не бывал. Все, что мне удалось разглядеть при закрытых ставнях, – это просторные габариты спальни, типичные для Южной Африки. Понемногу глаза привыкли к полумраку, и я увидел тело человека. Он сидел в кресле, склонившись над столом, который стоял посреди комнаты у кровати. Я распахнул ставни, и в комнату хлынул утренний свет. Этим человеком оказался Марнхем. На столе лежали писчие принадлежности, стояла опорожненная бутылка коньяка. Стакан, разлетевшийся вдребезги, оказался на полу.
– Он пьян, – сказал я.
– Нет, хозяин, он холодный, значит мертвый, – испуганно, впервые прервав молчание, ответил слуга по-голландски. – Я только что нашел его таким.
Я наклонился к телу и обследовал его, ощупал лицо. Марнхем, безусловно, скончался. Нижняя челюсть отвисла, кожа похолодела, и от него жутко несло алкоголем. Немного поразмыслив, я послал слугу за доктором Роддом и велел особо не болтать. Когда он ушел, мое внимание привлек большой конверт в опущенной руке покойного, адресованный Аллану Квотермейну. Я взял его и сунул к себе в карман.
Пришел полуодетый Родд.
– В чем дело?! – рявкнул он.
– Хороший вопрос, – ответил я, указав на Марнхема.
– Ох, снова набрался, – предположил он и проделал те же манипуляции, что и я. Мгновение спустя он в ужасе отшатнулся.
– Боже мой, он умер! – воскликнул доктор. – Три часа назад, если не больше.
– Похоже на то, но кто его убил?
– Откуда мне знать?! – огрызнулся он. – Думаете, я его отравил?
– Я никого не подозреваю, но, учитывая вашу давешнюю крупную ссору, кто-то может так подумать.
Удар попал в цель. Родд занервничал.
– Возможно, у старика случился приступ или он упился до смерти. Без вскрытия нельзя ничего утверждать. Но я этого делать не стану. Поеду, предупрежу судью и найду другого врача. Тело пусть никто не трогает, пока я не вернусь.
Я взвесил все за и против. Стоит ли мне его отпускать? Если это его рук дело, то он, конечно, попытается сбежать. Что ж, тем лучше для Хеды, в конце концов, не моя обязанность отдавать его под суд. Кроме того, улик против него нет. Все его поведение говорило скорее об обратном, впрочем, он мог и притворяться.